Луиза Пенни - Убийственно тихая жизнь

В этот момент появилась Элиз Джейкоб и, войдя, кивнула Гамашу:

– Ой-ой, ну и погодка… – Но тут ее взгляд привлекла стена за его спиной.

Потом она развернулась и стала рассматривать противоположную стену.

– Господь милостивый, – сказала эта привлекательная, холеная женщина, махая Гамашу и всем остальным так, словно она первая увидела эту настенную живопись.

Гамаш просто улыбнулся; он смотрел на нее и ждал, когда она придет в себя.

– Вы привезли? – спросил он, хотя и не был уверен, что она в состоянии слушать.

– C’est brillant, – прошептала она. – Formidable. Magnifique[58]. Черт меня побери!

Гамаш был человеком терпеливым, он дал ей несколько минут, чтобы оглядеть комнату. И к тому же у него появилась какая-то гордость за этот дом, словно он был причастен к его созданию.

– Это, конечно же, гениально, – сказала Элиз. – Перед тем как выйти на пенсию и обосноваться здесь, я работала хранителем в Музее изящных искусств в Оттаве.

И снова Гамаш удивился людям, которые выбрали себе жилье в этих краях. Может быть, Маргарет Этвуд стала мусорщиком? А премьер-министр Малруни сменил профессию и стал почтальоном?[59] На поверку все оказывались не теми, кем выглядели. Никто не умещался в отведенных для них рамках. А для одного человека в этой комнате и вовсе не хватало никаких рамок.

– Кто бы мог подумать, что это все написала та самая женщина, из-под чьей кисти вышел «Ярмарочный день»? – продолжала Элиз. – Я думаю, у нас у всех бывают плохие дни. И все же она могла бы выбрать что-нибудь получше для представления жюри.

– У нее больше ничего не было, – сказал Гамаш. – По крайней мере, это единственное, что у нее имелось не на строительных материалах.

– Это странно.

– По меньшей мере, – согласился Гамаш. – Так вы принесли, что я просил?

– Да, оставила в прихожей.

Минуту спустя Гамаш установил «Ярмарочный день» на пюпитр в центре комнаты. Теперь все художественное наследство Джейн было здесь.

Он стоял не двигаясь и смотрел. Гости пили вино, узнавали все больше и больше людей и событий на стенах, а потому в комнате становилось все шумнее. Лишь Клара вела себя как-то необычно. Гамаш наблюдал, как она подошла к «Ярмарочному дню», потом отступила к стене. Опять подошла к «Ярмарочному дню» – и снова к тому же месту у стены. Опять к пюпитру, но на этот раз целеустремленно. Потом она чуть ли не бегом бросилась к стене и надолго замерла там. И наконец очень медленно, словно забывшись в мыслях, вернулась к «Ярмарочному дню».

– Что вы увидели? – спросил Гамаш, подойдя к ней.

– Это не Йоланда, – сказала Клара, показывая на светловолосую женщину рядом с Питером.

– Почему вы так думаете?

– Вот смотрите. – Клара показала на стену, которую разглядывала. – Вот Йоланда, написанная рукой Джейн. Черты сходства есть, но их не много.

Гамашу нужно было убедиться в этом самому, хотя он и не сомневался в правоте Клары. Да, единственное, в чем она ошибалась, так это в том, что тут были какие-то общие черты. Насколько он мог судить, их не было вообще. Йоланда на стене, пусть и изображенная ребенком, была точно Йоландой. Не только физически, но и эмоционально. Она излучала презрение, корысть и что-то еще. Коварство. Все это было у фигуры на стене. И еще убогость. На картине же стоящая на трибуне женщина была простой блондинкой.

– Тогда кто она? – спросил он, вернувшись к Кларе.

– Не знаю. Но я уверена в одном. Вы заметили, что Джейн не выдумала ни одного лица? Все, кто на этих стенах, – люди, которых она знала, люди из деревни.

– Или приезжие, – сказал Гамаш.

– Вообще-то, – сказала Рут, присоединяясь к их разговору, – здесь нет приезжих. Люди, которые уехали, но приезжают погостить, – да, такие бывают, но они считаются местными. Она знала всех, кого изобразила на этих стенах.

– И на «Ярмарочном дне» тоже все, кого она знала, кроме этой. – Клара ткнула орешком в светловолосую женщину. – Она посторонняя. Но это еще не все. Я все спрашивала себя, что не так в «Ярмарочном дне». Это явно работа Джейн, но в то же время и не ее. Если это ее первая работа, то я бы сказала, что она не нашла своего стиля. Но ведь это ее последняя работа. – Клара вгляделась в картину. – Здесь все сильное, уверенное, целеустремленное. Но в целом картина не работает.

– Она права, – сказала Элиз. – В целом не работает.

Кружок у «Ярмарочного дня» все увеличивался, гостей интересовала эта загадка.

– Но она работала, когда мы рассматривали ее на жюри, верно? – обратилась Клара к Питеру. – Все дело в ней. Джейн ее не рисовала. – Клара указала прямым, как лом, обвиняющим перстом на блондинку рядом с Питером.

Все головы, словно их всосало в трубу, придвинулись к центру круга и уставились на лицо.

– Вот почему эта картина не работает, – продолжила Клара. – Прежде работала, но лицо изменилось. Тот, кто это сделал, изменил всю картину, сам того не понимая.

– Почему вы уверены, что это лицо рисовала не Джейн? – спросил Гамаш, чей голос приобрел официальный оттенок.

Бовуар услышал это из другого конца комнаты и подошел, вытаскивая блокнот и ручку.

– Прежде всего, здесь это единственное лицо, которое не кажется живым. – (Гамаш вынужден был с этим согласиться). – Но это субъективно. Если хотите, то есть и фактическое доказательство.

– Хорошо бы его узнать для разнообразия.

– Смотрите… – Клара снова показала на изображенную женщину. – Боже милостивый, я вот теперь смотрю внимательно и удивляюсь, как не заметила этого прежде, – просто слепая была, наверное. Это как огромный нарост.

Хотя гости и смотрели во все глаза, но не видели, о чем она говорит.

– Вот. – Клара провела пальцем по лицу женщины, и теперь все увидели неумелые мазки. – Это как бородавка, жуткий дефект. – Она показала на почти невидимые ворсистые отметины. – Это сделано лоскутком и растворителем. Верно я говорю, Бен?

Но Бен продолжал пялиться на картину так, что у него чуть глаза не перекосило.

– А это – мазки кисти. Все не так. Посмотрите на лицо Питера рядом с ней. Там мазки совсем иные. – Клара повела рукой вправо-влево, потом вниз-вверх. – Вверх и вниз. Джейн не делала мазки снизу вверх или сверху вниз. Все горизонтальные и ни одного вертикального. Посмотрите на волосы этой женщины. Все мазки вертикальные. Да это сразу видно. А краску видите?

Она повернулась к Питеру, который, похоже, чувствовал себя неловко.

– Нет. Ничего необычного в краске я не вижу.

– Да брось ты. Посмотри. Белые оттенки другие. Джейн здесь, здесь и здесь использовала титановые белила. А вот тут, – она показала на глаза женщины, – цинковые белила. А вот желтая охра, – Клара показала на жилет женщины, – а Джейн никогда не пользовалась охрой, только кадмием. Это же очевидно. Знаете, мы столько пользовались красками, преподавая живопись, а иногда и зарабатывали немного на реставрации для Маккорда[60], что я могу вам точно определить автора по нескольким мазкам, я уж не говорю про их выбор кистей и красок.

– Зачем кому-то понадобилось замазывать лицо? – спросила Мирна.

– Хороший вопрос, – сказал Гамаш.

– И не единственный. Зачем добавлять лицо – да, это отличный вопрос, но тот, кто это сделал, он еще и уничтожил лицо. Это видно по мазкам. Они не просто идут по лицу, нарисованному Джейн, они стирают его. Я этого не понимаю. Если Джейн или кто-то другой хотел стереть лицо, то достаточно было просто наложить на него новый слой. Это можно сделать акриловой краской. Все так и делают. Но чтобы стирать – такого никогда. Вы просто замазываете свои ошибки.

– Но если просто наложить сверху новый слой, то его потом можно будет снять и восстановить то, что под ним? – спросил Гамаш.

– Это довольно сложно, но для хорошего реставратора не проблема. Что-то вроде того, чем мы заняты наверху – снимаем слой краски, чтобы увидеть, что под ним. А на полотне это можно сделать еще и с помощью рентгеновского аппарата. Изображение будет чуть расплывчатым, но общее впечатление вы получите. А тут его просто уничтожили.

– Тот, кто это сделал, не хотел, чтобы мы видели то, что нарисовала Джейн, – сказала Клара. – Поэтому она удалила первое лицо и нарисовала новое.

– Но они выдали себя, стерев оригинальное лицо и нарисовав на его месте новое, – вставил Бен. – Они не знали манеры Джейн. Ее кода. Нарисовали лицо, не понимая, что Джейн никогда бы так не написала…

– И мазки они делали не те.

– В таком случае с меня подозрения снимаются, – сказал Габри.

– Но зачем это было нужно? То есть я хочу понять, чье лицо тут стерли.

На несколько секунд наступило молчание, все думали.

– Вы можете убрать это лицо и воссоздать то, что было прежде? – спросил Гамаш.

– Возможно. Все зависит от того, насколько тщательно удаляли оригинальное лицо. Вы думаете, это сделал убийца? – спросила Клара.

– Да. Только я не понимаю, зачем ему это понадобилось.

– Вы несколько минут назад сказали, что это сделала «она», – обратился к Кларе Бовуар. – Почему?