Алексей Макеев - Рандеву с петлей на шее (сборник)
– Знаете, полковник, – заговорил он наконец, – а может быть, вы и в самом деле правы в своих предположениях. Я как-то не рассматривал это дело под таким углом… Но если задуматься… Четвертой жертвой Мартынова был Магомед Гутуев. Боксер. Каким образом он был убит, мне неизвестно, ФСБ не сочла нужным отчитаться перед «Роскомспортом». Точно так же, как и в отношении Зарутдинова, кстати… Но речь сейчас не об этом. Гутуев некоторое время находился под следствием, а потом был оправдан. Свидетели изменили свои первоначальные показания, и его отпустили…
– В чем он обвинялся?
– Тут мутная история, полковник… – Шостиков помешал ложечкой сахар в своей чашке, но пить не торопился. Он все еще выглядел озадаченным. – Речь тоже шла о договорных боях, но лично Гутуев вроде как не был к ним причастен. Во всяком случае, в прямую. На ринге «ложились» его соперники, а он… В общем, двое боксеров сильно пострадали после проведенных с ним поединков. Один остался инвалидом на всю жизнь, а второй… скончался в больнице через неделю, не приходя в сознание. Гутуева обвиняли в запрещенной технике ведения боя. Судьи свидетельствовали против него, но потом, как я уже сказал, от показаний отказались.
– И Гутуев вернулся на ринг?
– Да. – Шостиков придвинул к себе чашку поближе, собирался было сделать глоток, но передумал. – А потом очередное убийство Мартынова… Пятое по счету. Жертвой стал бывший сотрудник антидопингового комитета Павел Долгов. Его обвиняли в подтасовке результатов вскрытия проб «А» и «В» у отдельных спортсменов. Давно еще. На стыке веков…
– А потом оправдали, – подсказал Гуров.
– Не совсем. В случае с Долговым до судебного разбирательства дело так и не дошло, его замяли на более ранней стадии. Долгов уволился из комитета и уехал за границу. В Бельгию. Не знаю, кем он там работал, но со спортом вроде бы связан не был. А два года назад умерла его мать. Сердечный приступ. Долгов приехал на похороны и… Мартынов убил его. Вот черт! Долгова отследили… Его ждали тут…
– Что опять-таки свидетельствует о том, что Мартынов работал не один, – подытожил Гуров. – Похоже, кто-то вершил собственное правосудие, Константин Александрович. Руками Мартынова. А теперь история повторяется. С большой долей вероятности наш снайпер работает на тех же людей, на кого работал и Мартынов два года назад. И эти люди ищут справедливости. В своем понимании, конечно…
– Вы озадачили меня, полковник, – сокрушенно покачал головой Шостиков. – Чертовски озадачили. Я даже скрывать не буду, насколько сейчас растерян. Как будто почву из-под ног выбили. Ведь это в корне меняет все… Только вот Игорь Данцевич все равно не вписывается в вашу схему…
– В нашу схему, Константин Александрович, – поправил сотрудника «Роскомспорта» Гуров. – В нашу. Разве не вы сами говорили, что мы с вами в одной упряжке?
– Да-да, конечно. – Шостиков отхлебнул из чашки и предложил: – Хотите чаю, полковник?
– Вы уже спрашивали. А я уже отказался.
– Извините.
– Будьте добры, Константин Александрович, – отодвинувшись от компьютера, сказал Лев, – перешлите мне все-таки на почту все эти документы двухлетней давности. Я ознакомлюсь с ними как следует, и, возможно… мы отыщем что-то и по Данцевичу. Хотя, как мне думается, это не так уж важно. Гораздо важнее другое, Константин Александрович. Снайпер не остановится. Будут новые жертвы. Но даже если мы возьмем его, те, кто творит собственное правосудие, найдут ему замену так же, как нашли замену Мартынову. Искать нужно заказчика.
– Легко сказать, – протянул Шостиков. – Но как?
– Придется потрудиться, Константин Александрович. И вам, и нам. Будем держать друг друга в курсе, и если что-то появится…
– Со своей стороны гарантирую вам всю необходимую поддержку, полковник, – заверил сыщика Шостиков.
– Благодарю.
Гуров поднялся и покинул кабинет сотрудника «Роскомспорта», на ходу извлекая из кармана мобильный телефон.
Этот сукин сын не способен вызвать во мне никаких иных чувств, кроме чувства раздражения. Все, что он делает, он делает не так. Я ловлю себя на мысли, что это не Сергей. Сергей все делал бы по-другому. А этот… Их даже сравнивать некорректно.
На улице холодно. Я поднимаюсь со скамейки и делаю несколько кругов вокруг покрытого толстым слоем льда озера. Школьники, беспечно побросав портфели иранцы в сугробы, азартно носятся на коньках, наскакивая друг на друга и сбивая с ног.
Я останавливаюсь и некоторое время с грустной улыбкой наблюдаю за их баталиями.
Какого черта этот кретин возится там так долго?
Я поворачиваю голову в сторону поликлиники. Его машина по-прежнему припаркована в трех метрах от центрального входа. За рулем никого нет. Мне хочется кофе. Хочется немного согреться.
Наконец он выходит на улицу. Коротко оглядывается по сторонам. Меня не замечает. Он даже не подозревает, что я наблюдаю за его действиями. Редкостный идиот! И где таких только откапывают? В глухих аулах ближнего зарубежья?
Садится в машину, но отъезжать не торопится. Какого черта? Достает мобильник и начинает набирать чей-то номер. В правом кармане куртки оживает мой собственный телефон. Я достаю его и сверяюсь с дисплеем. Кретин звонит мне. Доложить, что его часть работы выполнена и я спокойно могу приступать к своей. Ну, не клоун ли?
Я сбрасываю вызов. Слава богу, он понимает намек. Его машина трогается с места и скрывается за поворотом. Далеко он не уедет, потому что обязан дождаться того момента, когда все будет закончено. На случай, если придется зачищать «хвосты». Это входит в обязанности его контракта.
Я накидываю капюшон и неспешным шагом направляюсь в сторону поликлиники. Поднимаюсь на крыльцо, вхожу внутрь, огибаю стойку регистратуры и направляюсь в дальнее крыло, где располагаются кабинеты ортопедического отделения. Капюшон все еще наполовину скрывает мое лицо. Краем глаза фиксирую каждого, кто попадается мне на пути. Я не вызываю ничьих подозрений, никто не обращает на меня внимания. Каждый занят своими проблемами, своими болячками…
Сворачиваю направо и один-единственный раз позволяю себе оглянуться через плечо. Толкаю плечом незапертую дверь черного хода. Железная лестница ведет вверх. Не сбиваясь с прежнего ритма, преодолеваю три пролета и упираюсь в низкую чердачную дверь. Она тоже должна быть не заперта. Специально для меня. Так и есть.
Я проникаю внутрь. Ключ торчит в замке с внутренней стороны. Поворачиваю его на два оборота, случайные гости мне ненужны.
Свет на чердак проникает через единственное круглое слуховое окно, расположенное на скосе крыши. Оно напоминает иллюминатор подводной лодки. С той лишь разницей, что это окно снабжено специальной задвижкой, позволяющей открыть его в случае необходимости. У меня такая необходимость есть.
Черный кожаный чемоданчик аккуратно прислонен к одной из опорных балок. Я присаживаюсь на корточки и раскрываю его. Привычная снайперская винтовка «Stealth Recon Scout» в разобранном состоянии. Несущая алюминиевая шина, продольно скользящий поворотный затвор, укороченный ствол с интегральным глушителем, оптический прицел… В общем, все, как обычно, ничего нового.
Сегодня я могу позволить себе не торопиться со сборкой. Сверяюсь с наручными часами. Клиент появится не раньше чем через сорок пять минут. Придется ждать. Но это я умею. Терпение – одно из главных моих достоинств. Терпение и выдержка.
Я вспоминаю про кофе. Нужно согреться. Напряжение мышц при моей работе недопустимо. Миниатюрный термос покоится в нагрудном кармане куртки. Расстегиваю молнию, достаю его и сворачиваю крышку. Сбрасываю с головы капюшон. Тут он мне ни к чему.
Наполняю крышку наполовину и делаю несколько неторопливых глотков. Тепло разливается по телу, и я начинаю чувствовать себя увереннее. Удобно располагаюсь на полу чердака в позе лотоса и, слегка прикрыв глаза, пью кофе. Время неумолимо отсчитывает свой ход. Ускользает, как песок сквозь пальцы. Для кого-то этот песок сегодня станет последним. И я знаю, для кого, но изменить ничего не могу. Это моя работа. Ничего личного…
Когда остается десять минут из отведенных изначально сорока пяти, я скручиваю термос и прячу его обратно в нагрудный карман. Застегиваю куртку. Надеваю перчатки. На сбор винтовки уходит тридцать одна секунда. Спешки по-прежнему нет. Подхожу к слуховому окну, откидываю задвижку. Окно открывается наружу. Я занимаю исходную позицию. Припадаю глазом к окуляру оптического прицела. Нахожу цель. Это парадная дверь двухэтажного здания на расстоянии девятисот метров от меня. Пока она закрыта. Время еще не пришло, нужно подождать. Палец мягко ложится на спусковой крючок. Я слышу, как тикают часы на моем левом запястье…
