Джон Вердон - Зажмурься покрепче
Йикинстил поднял свой бокал с Латуром, и Гурни неуверенно поднял свой Монраше.
— За вашу проницательность, за вашу работу, за нашу сделку и — за вас, детектив Дэвид Гурни.
— А также за вас, мистер Йикинстил.
Они выпили. Гурни был приятно удивлен. Он не разбирался в винах, но Монраше определенно было лучшим из всех, что он когда-либо пробовал. А также единственным, вызвавшим желание немедленно повторить. Как только он допил первый бокал, рядом возникла девушка, провожавшая его в лифте, и с загадочным блеском в глазах подлила вожделенную добавку.
Несколько минут они ели молча. Холодный сибас оказался восхитительным, и вино его дополняло как нельзя лучше. Когда Соня два дня тому назад заговорила о Йикинстиле, Гурни какое-то время пытался представить, на что можно потратить такие деньги. Воображение рисовало поездку на северо-запад — в сторону Сиэтла, заливов Пьюджет-Саунд, к залитым солнцем островам Сан-Хуан. Синее небо, синяя вода, Олимпийские горы на горизонте. Сейчас, когда деньги за фотопроект стали казаться более реальными, эти образы вновь возникли в его сознании и показались Гурни еще более манящими. Особенно если запить их Монраше.
Йикинстил вновь заговорил и принялся расхваливать Гурни — его проницательность, понимание психологических механизмов, внимание к мелочам. Однако на этот раз на Гурни подействовали не столько слова, сколько ритм, в котором говорил собеседник. Голос Йикинстила баюкал его, девушки безмятежно улыбались, убирая со стола, а голос уже описывал какие-то экзотические десерты. Что-то кремовое, с розмарином и кардамоном. Что-то шелковистое, с шафраном, тимьяном и корицей. Гурни подумал, что сложный акцент голландца и сам напоминает экзотическое блюдо с неожиданным сочетанием специй.
Его пронизывало удивительное, совершенно непривычное ощущение свободы и оптимизма, а заодно — чувство гордости за себя и свои достижения. Именно так он всегда мечтал себя ощущать: сильным, с ясным умом. И это чувство постепенно слилось с царственной синевой моря и неба, и лодка с белым парусом на всех парах несла его куда-то по велению неугасаемого ветра.
А затем наступил покой.
Часть третья
Фатальная оплошность
Глава 43
Пробуждение
Даже кости не ломаются с таким треском, как иллюзия неуязвимости.
Гурни понятия не имел, как долго он сидит в своей машине или как он к ней вернулся. Который час? Снаружи было темно. Его мучили головная боль, тошнота и тревога. Что было после второго бокала? Он взглянул на часы. 8:45. Никогда в жизни у него не случалось такой реакции на алкоголь, тем более от двух бокалов белого.
Самой первой догадкой было — что в вино что-то подсыпали.
Но зачем?
Вопрос гулко звенел в больной голове, и тревога стала нарастать. На месте воспоминаний о вечере зияла пустота. Очередным неприятным сюрпризом оказалось внезапное понимание, что он сидит на пассажирском сиденье, а не за рулем. И то, что ему понадобилась целая минута, чтобы осознать свое положение в пространстве, подтолкнуло тревогу в сторону настоящей паники.
Гурни огляделся и понял, что машина стоит в каком-то длинном жилом квартале, по-видимому, где-то в Манхэттене, но слишком далеко от указателей с названиями улиц. Мимо буднично ехали машины — в основном такси, хотя вокруг не было видно пешеходов. Гурни открыл дверь и осторожно выбрался наружу. Все тело затекло от сидения в неудобной позе. Он еще раз огляделся в поисках какого-нибудь ориентира. Через дорогу стояло казенного вида здание в стиле классицизма с колоннами, без подсветки и огней в окнах — вероятно, школа. К входу с тяжелыми трехметровыми дверями вели широкие каменные ступени.
И тут он заметил надпись.
Над высокими греческими колоннами, посреди фриза под самой крышей виднелись едва различимые слова: Ad Studium Veritatis.
От учения — к истине? Такая надпись была на его спецшколе, но как…
Гурни моргнул, пытаясь вникнуть в происходящее. Он очнулся в собственной машине, на пассажирском сиденье — стало быть, кто-то другой был за рулем. Но кто? Он не помнил.
Зачем он здесь оказался?
Кто-то привез его именно в эту часть Манхэттена и оставил одного ровно напротив школы, которую он окончил тридцать лет назад. Вряд ли это можно было считать совпадением. Когда-то он переехал сюда из родительского дома в Бронксе, получив стипендию. Школа считалась весьма престижной в академических кругах, но родители были недовольны и никогда его здесь не навещали. Он никому не рассказывал про нее. Мало кто знал, что он ее окончил.
Черт побери, что же происходит?
Он посмотрел по сторонам, почти надеясь, что кто-нибудь выступит из тени и даст всему простое объяснение. Но людей вокруг не было. Тогда Гурни вернулся в машину, на этот раз сев на водительское место. То, что ключ, как и положено, оказался в зажигании, было облегчением, но нисколько не успокоило его.
Соня! Соня может что-нибудь знать. Возможно, они созванивались с Йикинстилом и… С другой стороны, если Йикинстил чем-то его опоил, то…
Неужели Соня с ним в сговоре?
Но какого рода это может быть сговор, о чем он? И для чего было привозить его сюда? Откуда Йикинстил мог знать, где он учился? Чтобы намекнуть на свою осведомленность? Чтобы заставить Гурни думать о прошлом? Напомнить о ком-то или о чем-то личном, оставшемся здесь, в злополучной школе Св. Генезия, чтобы вызвать приступ паники? Но для чего это могло бы понадобиться состоятельному, известному на весь мир человеку?
Бред.
Неразбериха на этом не заканчивалась. Кто сказал, что человек, с которым он ужинал, действительно Йикинстил? С другой стороны, зачем бы самозванцу устраивать такой затейливый маскарад?
Если что-то подмешали в вино, то что? Мощное седативное с мгновенным эффектом или, что было бы хуже, нечто растормаживающее и затем отшибающее память, вроде рогипнола?
Или, быть может, это был фокус его собственного организма? От сильного обезвоживания случается дезориентация и даже частичное нарушение памяти.
Но все равно — не до такой же степени, чтобы вырубило на восемь часов?
Какие остаются версии? Опухоль мозга? Инсульт? Тромб?..
Разве не могло такого случиться, чтобы он вышел из дома Йикинстила, сел в машину и, внезапно поддавшись ностальгии, решил прокатиться посмотреть на старую школу. Доехал, вышел, возможно, даже заглянул в здание, а потом… А потом?
Допустим, вернулся и сел с пассажирской стороны, чтобы положить что-нибудь в бардачок. И тут случился приступ. Бывают приступы с ретроградной амнезией, когда из памяти выпадает, что было непосредственно перед приступом и какое-то время после. Неужели дело в какой-то патологии головного мозга?
Вопросы множились. Ответы даже не намечались. В кишечнике было чувство, словно он силится переварить пригоршню гравия.
Гурни заглянул в бардачок, но там не нашлось ничего необычного. Инструкция, старые чеки из автосервиса, фонарик и пластиковая крышечка от бутылки.
Тогда он похлопал по карманам в поисках телефона. На экране значилось, что его ждет семь сообщений на автоответчике и одна эсэмэс. Значит, он кому-то не на шутку понадобился, пока был в отключке. Возможно, в сообщениях окажется разгадка к ситуации?
Первое сообщение поступило в 15:44 от Сони.
«Дэвид? Ты еще на встрече? Ладно, надеюсь, это хороший знак. Но учти: я хочу знать все! Перезвони сразу, как только сможешь. Чмок».
Второе — 16:01, от Шеридана Клайна.
«Дэвид, это Шеридан Клайн. Хотел сообщить, что мы воспользовались твоей наводкой на агентство „Карнала“ и кое-что накопали. Если знаешь что-нибудь про семейство Скардов, перезвони мне. Жду».
Скарды? Фамилия казалась знакомой — кажется, она попадалась ему не так давно, причем где-то в прессе.
Третье сообщение — от Кайла, в 16:32.
«Пап, привет. Ты там как? У меня тут все путем. Ну, то есть я только и делаю, что читаю, читаю, читаю да хожу на лекции, но рано или поздно это окупится. Да еще как. Хорошие адвокаты сейчас на вес золота, можно заработать огромные бабки. Ладно, я помчал, а то на очередную лекцию опоздаю — не посмотрел на часы. Я еще позвоню!»
Четвертое — 17:05, снова от Сони.
«Дэвид, что происходит? Это самый длинный обед в истории человечества! Перезвони мне срочно!»
Пятое — самое короткое, в 17:07, от Хардвика.
«Слышь, Шерлок, а меня вернули на дело!»
Голос был злорадный и пьяный.
Шестое — от любимицы Клайна, в 17:50.
«Привет, Дэвид, это Ребекка Холденфилд. Шеридан говорит, у тебя какие-то соображения насчет убийцы с мачете, и ты хотел их обсудить. У меня плотный график, но на такое я найду время. Лучше во второй половине дня, а то я ненавижу утро. Позвони, когда поймешь, что у тебя со временем, и мы что-нибудь сообразим. Я плохо осведомлена, но уже уверена, что твой преступник болен на всю голову», — при этом в ее голосе рокотало возбуждение человека, обожающего охоту на больных на всю голову. В конце сообщения она продиктовала телефон с кодом Олбани.
