Стивен Соломита - Взмах ножа
— Наверно, это глупый вопрос. Если бы вы думали об этом, вы бы ничего подобного не совершили. Никогда. Одно меня интересует: вы предупредили своих приятелей, родственников? Вы им сказали: «Ребята, не ходите-ка сегодня на площадь Геральд. Мы там поджарим человек тридцать»? Боюсь, что не говорили вы этого никому. Но все же как-то должны были их предупредить? Может, намекнули? Или позвонили, чтобы сказать: «Мам, не, ходи ты на эту распродажу. Одно барахло, взглянуть не на что. Не ходи туда». А ваша мамочка перезвонила потом и сказала: «Боже, Джейн, как хорошо, что я не пошла на Геральд».
Он чувствовал, что закипает, и, не справившись с собой, потянулся за стеклянной вазой и швырнул ее в Терезу Авилес. Ваза попала в плечо и, разбившись, порезала ей горло. Рана была легкой, но кровь, стекавшая Терезе за воротник, успокоила Мудроу, и он вернулся к прежнему занятию — наблюдению за дорогой. Было почти два часа, и пора было возвращаться Джонни Катаносу. Мудроу спрятал свою сумку в тумбочку под раковиной, оставив при себе только револьвер 38-го калибра, который заткнул за пояс на случай, если грек будет вооружен.
Глава 24
Приближался полдень, безжалостная весенняя жара наступала на Нью-Йорк. Белый солнечный диск стоял в зените, и прозрачная дымка не смягчала его свет, а наоборот, делала более резким. Джонни Катанос вел фургон по автостраде Стейтен-Айленд и предавался своей любимой забаве, игре, которую он сам и придумал: он воображал, что воскрес. Он не знал, как долго находился вне бытия, и не, мог представить, сколько еще проживет.
Джонни часто играл в эту игру, и, хотя всегда проигрывал, в конце концов погибал, поражение компенсировалось тем обостренным восприятием жизни, которое неизменно к нему приходило. Процесс состоял в ожидании подстерегавшей его — неизвестно в какой момент — смерти, и он испытывал постоянное напряжение, как ковбой в старом вестерне. Снайпер мог поджидать его в каждом окне, мог притаиться на любой крыше. Чтобы победить противника, он должен предвидеть атаку: ему не спастись, если в него выстрелят из засады, но шестым чувством вычислить эту засаду значило сохранить себе жизнь. Самое интересное было то, что о конечном результате он узнавал только потом, когда восстанавливал события, мысленно фиксировал источник смертельной для себя опасности, и, как только это происходило, он воскрешал себя заново.
В тот день, когда Катанос возвращался из Нью-Джерси после занятий в школе восточных единоборств, ему не требовались особые усилия, чтобы сконцентрироваться на своей игре. Он словно продолжал упражнения, которые демонстрировал перед своим сэнсэем, легендарным мастером в самых разных бойцовских дисциплинах, перед сэнсэем, который обучал комбинации стилей, названной им «Путь воина».
Оптимистичное название. Катанос переводил глаза с одного строения на другое, оценивая степень опасности, не забывая наблюдать за происходящим вокруг. Женщина в машине рядом с его фургоном пристегивала ремнем безопасности своего ребенка. Сзади приближался большой грузовик. Джонни взглянул в зеркало заднего вида и увидел желтую сирену над затемненными окнами. Игра — по договору — заканчивалась в тот момент, когда он забывал о ней.
Подъехав к мосту Верразано, Джонни подумал, что сейчас он достиг вершины в своем восприятии мира. Он не употреблял наркотиков — правда, не отказываясь от марихуаны, — потому что верил, что поднять настроение можно и другими средствами. Для этого существует опасность, хотя страх перед этой опасностью способен свести с ума нормального человека. Джонни Катанос давно научился бороться со страхом, когда обрел особое чувство, чувство силы, превосходства над всем и вся. Он не раз пытался объяснить это Музаферу.
— Я ощущаю себя посланником Всевышнего. Мне подвластна любая тварь. Я быстрее и сильнее всех живущих?
— А что, если, — отвечал ему Музафер, — прилетит какая-нибудь птичка в поисках ужина?
Ответ Джонни был осторожнее, чем предполагал Музафер:
— Это все ненастоящее. Уверенность в своем превосходстве не убережет тебя от пули. Но пуля, которая в тебя летит, обостряет ощущение жизни. Честно говоря, обыкновенное существование, если его сравнивать с таким ощущением, теряет всякий смысл.
Собственно, эта игра была своеобразной пробой сил в условиях полной безопасности. Допускалось, что конечный результат этой игры, результат внутренних усилий, мог сказаться в ситуации, когда угроза, опасность будут реальными, настоящими. Он входил в незнакомый бар поздно ночью, представляя себе, что там его ждет западня. В своем воображении он участвовал в крупной наркосделке и подозревал вон того человека в синем пальто — а не собирается ли тот его прирезать. Знать заранее, быть наготове — вот, что может сохранить жизнь.
Но, съезжая с моста, он не думал об этом. Думать об этом постоянно значило постоянно находиться в напряжении. От одного этого можно запросто загнуться — тут уж точно конец игре. Голова должна быть в полном порядке, мысли надо выстраивать, как войско на параде, чтобы отразить опасность, какой бы внезапной она ни была.
Он съехал с автострады. Справа тянулись рядами крыши жилого Бруклина с темными точками кирпичных труб. Слева оставался индустриальный Бруклин, громады заводов и фабрик с их гигантскими и грязными окнами. Рассмотреть что-либо сквозь их стекла было невозможно, но грек напоминал себе, что надо быть начеку, что ситуацию следует всегда держать под контролем. И самые несущественные на первый взгляд подробности тоже заслуживают внимания.
Он приближался к северной границе Бруклина, обозначавшейся двумя одинаковыми башнями Всемирного торгового центра. Из Риджвуда в Нью-Джерси ему приходилось ездить несколько раз в неделю. Для маскировки «Красной армии» решили, что часть людей по утрам будет уходить из дома вроде как на работу. Эффи и в самом деле работала. Джонни делал вид, что работает со своим фургоном в одном из бюро по грузовым перевозкам. В результате ему приходилось отсутствовать довольно значительное время, и он часами совершенствовал себя в боевых искусствах в мрачном спортивном зале, который находился очень далеко от его дома, чтобы свести к минимуму шанс встретить там кого-нибудь из соседей.
Владелец спортзала, итальянец Марио Поссомани, ценил этого самородка. Он был с ним вежлив (в бою учитель и ученик сражались на равных), но держал на расстоянии от других учеников. Ему не разрешалось кого-либо тренировать, участвовать в учебных боях, и никто никогда не пригласил его на чашку кофе после тренировки. Однако, принимая все эти меры предосторожности, Марио восхищался этим диким зверем, который однажды появился в его зале и сказал, что хотел бы позаниматься. Катанос мог часами отрабатывать какое-то одно движение — удар рукой или ногой, — пробуя вариант за вариантом. Он казался неутомимым, а точнее, не знающим чувства усталости и всегда внимательно выслушивал советы тренера.
Точно так же он вел себя и в обычной жизни, стремясь наполнить ее событиями действительно значимыми. И эту игру он затеял совсем не для того, чтобы скоротать время в поездке. Нет, это был еще один способ самосовершенствования. Впервые он «погиб», когда проехал съезд на Атлантик-авеню. Молодая женщина в спортивной машине, дорогом «порше», пошла на обгон, но, поравнявшись с ним, сбавила скорость и поехала рядом. Юбка у нее была задрана до самых бедер, и грек размечтался о том, как они сейчас вместе съедут с автострады и направятся в какую-нибудь гостиницу. Но, взглянув на него, женщина скорчила презрительную гримасу и медленно опустила юбку на колени.
Это вернуло Катаноса к действительности. Он отвел взгляд от той машины и уставился на дорогу. Женщина в «порше» убила его, и, когда он воскрес, тут-то и началась эта самая игра. По опыту он знал, что внимание притупляется, в игру приходится включаться снова, продолжение требует немалых усилий воли — так марафонцы заставляют себя бежать последние километры дистанции.
Через милю, когда он проезжал под Бруклинским мостом, начались пробки. Катанос реагировал на это, как все автомобилисты в Нью-Йорке, рассвирепев, последними словами обругал эти проклятые светофоры, компьютерные системы управления движением, в которые вкладывают миллионы, а поездка не становится легче. Наконец он справился со своими эмоциями. И довольно просто. Пробки — это настоящее искушение. Если вы им позволите, они, как вампиры, выпьют из вас всю кровь.
Но эта пробка была уникальна — бесконечное топтание на месте. Водители выходили из машин, вставали на капоты, пытаясь увидеть, где же конец. Даже съезды с автострады были забиты грузовиками и легковушками, пытавшимися каким-то образом выехать с этой трассы. Заставляя себя продолжать игру, он проторчал там около часа. Он думал о Джейн, надеясь, что Тереза пойдет в библиотеку. Но прерывать надолго игру не следовало.
