Джон Вердон - Зажмурься покрепче
Клайн устало вздохнул.
— Каким образом?
— Для всех должно быть очевидно, что вы не сидели сложа руки. Как только стало известно про похожий скандал с родителями перед пропажей девочек, вы с Родригесом поставили всех на уши, выдернули следователей из отпусков, забили тревогу во всех штатах и запустили крупнейшее в истории расследование серийного убийства.
Клайн принялся что-то подсчитывать в уме.
— А если они придерутся к дороговизне такого расследования?
— Скажете, что это логично: поддержание активной позиции в таких масштабах стоит денег, а пассивность — человеческих жизней. Такую риторику нечем крыть. Используйте стандартные штампы: «мобилизованы все силы» и все такое. Скорее всего, они на это клюнут и не станут раскапывать тему о бесценных упущенных месяцах.
Клайн задумчиво сжимал и разжимал кулаки, и в глазах его постепенно разгорался азарт.
— Что ж, — произнес он. — Надо планировать пресс-конференцию.
— Сперва нужно запустить расследование, — заметил Гурни. — Потому что если журналисты узнают, что все это ни о чем, вы будете не героями, а клоунами. Боюсь, что с этого момента нужно отнестись к делу так, словно это действительно крупнейшее расследование в истории, потому что другое отношение не полезно для вашей карьеры.
Возможно, Клайн наконец заметил, что Гурни не шутит, а возможно, испугался перспективы потерять прокурорские регалии, но он как будто впервые за разговор стал серьезным. Моргнув, он потер глаза, откинулся в кресле и внимательно посмотрел на Гурни.
— Ты действительно уверен, что за всем этим стоит эпический психопат?
— Да.
Родригес, кисло поморщившись, тоже внезапно оживился:
— Слушай, я никак не пойму, откуда вот эта уверенность? Ну написал кто-то какую-то пьесу сто долбаных лет тому назад…
Откуда уверенность? Действительно, откуда? Гурни задумался. Он нутром чуял, что напал на след, и это было вполне осязаемое чувство, на которое он привык полагаться за годы работы. Но дело было не только в этом.
— Голова, — сказал он и замолчал.
Родригес непонимающе посмотрел на него.
Гурни вздохнул и продолжил:
— Положение головы… то, как ее водрузили на стол, лицом к телу…
Клайн открыл рот, словно чтобы возразить, но ничего не сказал. Родригес тоже молчал. Гурни продолжил:
— Я уверен, что тот, у кого хватило хладнокровия все это проделать ровно в таком виде и в такой последовательности, считает убийство ритуальным, а следовательно, считает, что у него некая миссия.
Клайн поморщился.
— В том смысле, что он собирается его повторить?
— Или уже повторил не раз. Я уверен, что у него к этому делу есть, извиняюсь, вкус.
Глава 42
Удивительный мистер Йикинстил
Пока Гурни ехал от прокурора в Нью-Йорк, погода была прекрасной. Прозрачный воздух и чистое небо придавали бодрости духу и оптимизма размышлениям о последствиях разговора. Оптимизм, правда, касался в основном Клайна, а не Родригеса.
Нужно было оставаться на связи, чтобы его держали в курсе дела. Еще нужно было позвонить Вэл, рассказать ей новости. Однако самым важным было хоть как-то сосредоточиться на предстоящей встрече с коллекционером. Что он знал о нем? Не больше, чем про других из «мира искусства». Только что он был готов заплатить сто тысяч долларов за обработанный портрет психа. Что, в общем-то, наводило на мысль, что он и сам может оказаться психом.
По адресу, который ему выдала Соня, обнаружился типичный манхэттенский кирпичный дом, разместившийся в тихом жилом кооперативе, окруженном тенистыми деревьями. Квартал насквозь пропах деньгами и благополучием своих жильцов, и этот запах глушил будничную суету соседних улиц.
Невзирая на знак, запрещающий парковку, Гурни оставил машину ровно напротив здания, как Соня ему велела, сказав, что Йикинстил обещал, что проблем не будет, и о машине позаботятся.
За гигантской калиткой, покрытой черной эмалью, оказался просторный вестибюль, отделанный узорной плиткой и зеркальцами, а в конце виднелась дверь. Гурни уже собирался нажать на звонок, когда ему открыла потрясающей красоты женщина. Придя в себя через мгновение, Гурни понял, что впечатление обусловлено в основном действительно удивительными глазами, которые сейчас рассматривали его с вниманием, с которым обычно разглядывают костюм на предмет лишних ниточек и пылинок или оценивают свежесть булочки в пекарне.
— Вы тот самый фотохудожник? — спросила она, и в ее интонации был какой-то легкий подтекст, который Гурни не понял.
— Я — Дэвид Гурни.
— Идемте.
Они зашли в фойе, где Гурни увидел вешалку, стойку для зонтиков, несколько закрытых дверей и широкую лестницу из красного дерева, ведущую на второй этаж. Волосы девушки лоснились тем же темным блеском, что и поручни. Она провела его к двери, за которой оказался небольшой лифт с еще одной, раздвижной дверью.
— Идемте, — повторила девушка, как-то многозначительно улыбнувшись.
Дверь за ними беззвучно закрылась, и Гурни даже не почувствовал, как лифт пришел в движение.
— Простите, а вы кто? — спросил он, нарушив странное молчание.
Она повернулась и посмотрела на него с непонятной усмешкой.
— Я его дочь, — ответила она. Лифт плавно остановился, и дверь перед ними открылась. Девушка вышла и снова сказала: — Идемте.
Они оказались в комнате, оформленной в стиле роскошного викторианского салона. По обе стороны исполинского камина стояли тропические растения с широкими листьями, и вокруг кресел тоже были расставлены цветы в горшках. За аркой виднелась классическая столовая с резной мебелью, также выполненной из красного дерева. Высокие окна в обоих помещениях были задернуты тяжелыми темно-зелеными шторами, настолько плотными, что изнутри было невозможно понять, какое время суток и даже какое время года снаружи. Здесь же царила атмосфера элегантного безвременья, в котором положено светски беседовать и потягивать коктейли.
— Добро пожаловать, господин Гурни, — произнес голос с непонятным акцентом. — Польщен, что вы приехали так скоро, невзирая на неблизкую дорогу.
Гурни повернулся на звук и увидел невзрачного человека, почти незаметного в гигантском кожаном кресле под нависающим тропическим деревом. В руке у него был небольшой бокал с бледно-зеленым напитком.
— Простите, что не могу встать и поприветствовать вас. Проблемы со спиной. Вопреки логике, она всегда болит в хорошую погоду. Загадка! Прошу, присаживайтесь, — он жестом указал на второе кресло напротив своего. Между ними лежал небольшой коврик с восточным узором. На Йикинстиле были надеты выцветшие джинсы и бордовый свитер. Его коротко стриженные, седые, редковатые волосы были аккуратно причесанными, а глаза с тяжелыми веками придавали ему усталый, сонный вид.
— Вы, конечно, хотите выпить. Девушки что-нибудь вам принесут, — произнес он, и Гурни обратил внимание, что его говор напоминает сразу несколько европейских акцентов. — Я вот совершил ошибку, выбрав абсент, — продолжил он, поднимая свой бокал и глядя на него с укором, словно на неверного друга. — Не рекомендую. С тех пор, как на него сняли запрет, он словно бы лишился души, — с этими словами он поднес бокал к губам и опустошил его примерно наполовину. — Спросите, зачем я тогда его пью? Хороший вопрос. Возможно, я просто сентиментален. О вас, кстати, такого не скажешь. Вы — хладнокровный детектив, человек ясного ума, не обремененный глупыми привязанностями. Так что абсент определенно не ваш напиток. Выберите что-нибудь другое, на ваш вкус, что угодно.
— Стакан воды.
— Воды? Обычной, ein Mineralwasser? Или газированной, l’eau gazéifiée?
— Простой, из-под крана.
— Ну конечно! — просиял коллекционер. — Я мог бы сам догадаться, — затем он слегка повысил голос, как человек, привыкший, что прислуга ждет указаний в любой момент: — Стакан холодной воды из-под крана нашему дорогому гостю.
Девушка со странной улыбкой, представившаяся его дочерью, тут же поспешила выполнять просьбу.
Гурни спокойно сел в кресло напротив субтильного хозяина.
— Как вы могли догадаться, что я предпочту воду из-под крана?
— Мисс Рейнольдс мне много о вас рассказывала, — ответил он. — Ах, вас это смущает, судя по вашему лицу? Тоже предсказуемо. Вот вы смотрите на меня сейчас взглядом опытного следователя и гадаете: что она успела ему рассказать? Что еще он знает про мой характер? Верно?
— Не поспеваю за вашей мыслью. Честно говоря, я всего лишь задумался о связи между водой из-под крана и моим характером.
— Соня сказала, что вы настолько сложно устроены внутри, что компенсируете это внешней простотой. Хотите с этим поспорить?
— Нет, зачем же.
