Фридрих Незнанский - Незримая паутина
— Хорошо, завтра. Там же и тогда же, — ответил Потап.
— Нет, в другом месте, — сухо произнес Кирилл Афанасьевич, и Потапу даже почудилось, что он видит, как тот покачал головой. Хоронится, сука. От своих, а от кого же еще? — Пятая колонна Большого театра, если смотреть со стороны сквера, вас устроит? — спросил Кирилл Афанасьевич.
Подозревает, что я нездешний, догадался Потап. И проверяет на вшивость. Бывал ли там, отдыхал ли культурно или все больше по притонам ошивался…
— Не потеряемся, — усмехнулся Потап и положил трубку.
Сначала он заглянул в холодильник, достал колбасы, водки, сыру, выпил и перекусил, раздумывая о дальнейшем. Потом сходил к ближайшим коммерческим ларькам, купил в разных местах целлофановые пакеты, после чего до трех часов ночи в ванной, сняв с себя все, чтобы не запачкаться, разрезал, разделывал, распиливал тело Слона на части, раскладывал их по пакетам. Крови уже почти не было.
Наконец принял душ — тщательно, с шампунем, с мочалкой. Вытерев себя, Потап внимательно разглядел свое лицо в запотевшем зеркале. Вроде бы пропали мелкие капли, брызгавшие из капилляров, когда он кромсал труп.
Около четырех часов утра начал выносить пакеты на лестничную площадку, спустил их по мусоропроводу. Внизу принял их — благо дверь в камеру мусоросборника висела на одной петле — и перетащил на себе к машине Слона. Но в последний момент передумал пользоваться ею.
Джип слишком бросается в глаза. Особенно ментам, особенно ночью. Гаишники тормозят иномарки у каждого столба, чтобы забуревший водила отстегнул за то, что они тут кукуют, пока все нормальные люди спят. И потом, у Слона была доверенность, данная ему Калитой, а у него, Потапа, ее нет… Значит, рисковать не стоит.
Он внимательно оглядел стоявшие здесь же машины. Вон та «шестерка» с самого края куда ни шло. Эх, надо было сперва приказать Слону вскрыть ее своими отмычками, а уж потом его мочить. У Слона на это ушло бы не больше пяти минут…
Он запер джип, поднялся наверх, чтобы взять кейс Слона с видеокамерой, закрепленной таким образом, что объектив находился напротив просверленного отверстия в узкой стенке. Слон гордился этим устройством и не раз показывал отснятые кадры. Интересно, что он там запечатлел в последнее время…
Потап снова вышел на улицу и перетаскал пакеты из джипа в «шестерку», мельком оглядываясь на окна. Похоже, в доме еще спали.
Он погнал по Рижскому шоссе, выбирая, где бы лучше свернуть в лес. Разбрасывают трупы по частям только придурки — так больше вероятность, что найдется хоть одна. Сразу начнут искать остальные. Потом будут сравнивать и сопоставлять…
Уже довольно далеко от Москвы Потап свернул на грунтовку. Здесь, в глубине густого, давно не чищенного леса, нашел нечто вроде заросшей травой и кустарником воронки от снаряда, скинул туда куски своего бывшего телохранителя и лучшего угонщика индивидуального транспорта города Барнаула. Затем достал из багажника лопатку и забросал пакеты землей. Подумав, навалил еще сверху хвороста и дерна.
Постоял немного над этой импровизированной могилой, повертел в руках зажигалку, которую принял за пистолет. Хотел было тоже бросить вниз, но передумал. Черт его знает, может, удастся узнать, что именно хотел ему сказать Слон перед смертью?
Потап посмотрел на часы. Пора возвращаться в город, до ближайшего метро, и поспать. Но не больше трех часов, чтобы успеть к Большому театру.
Он задержался всего на несколько минут. Кирилл Афанасьевич, стоявший за другой колонной, приблизился к нему незаметно.
— Опаздываете. Три минуты в наше суетное время — это много.
— Да вот все дела… — Потап огляделся по сторонам.
— Вас что-то беспокоит? — Кирилл Афанасьевич достал авторучку, аккуратно упакованную в целлофановый пакетик. — За этот пакет с вас восемнадцать портретов.
— Там есть женские пальцы? — спросил Потап, не спеша забрать самописку.
— На этот вопрос я не смогу вам ответить, — сказал Кирилл Афанасьевич. — Пол дактилоскопическая экспертиза не определяет. Удалось идентифицировать отпечатки некоего лица, давно выпавшего из нашего поля зрения и подозреваемого в нескольких убийствах. Но эти сведения за отдельную плату.
— Все понятно, — мрачно откликнулся Потап, отсчитывая купюры. — У меня есть дополнительные предметы для обследования. — Он протянул Панкратову зажигалку Слона и свой серебряный портсигар, из которого Полина часто доставала сигареты. — Заберите авторучку назад, и пусть сравнят отпечатки на ней и на зажигалке. Еще на ручке и портсигаре, или, ладно, на всех трех, мне надо знать, есть ли там одни и те же пальцы. Если да, то потом договоримся и обо всем остальном. Сколько с меня?
— На вас, как на постоянного заказчика, распространяется скидка, — улыбнулся Кирилл Афанасьевич, с интересом посматривая на Потапа.
Наверняка проверил и мои пальцы, подумал тот. Ну и черт с тобой. Ты у меня тоже на крючке.
31
Жигулин позвонил Денису на мобильник на второй день после того, как тот улетел в Барнаул.
— Можешь не искать своего Гнедого, — сказал он, поздоровавшись. — Его труп находился в одной машине с убитым Смушкевичем. Кстати, при нем было золотое распятие, о котором ты говорил.
— А что он там делал?
— Вел автомобиль и охранял Смушкевича.
— Теперь стало понятнее, — хмыкнул Денис, — кому был нужен Смушкевич и одновременно мешал Костырев. Хотя к убийству Абрамяна, как мне кажется, это имеет косвенное отношение.
— Это не телефонный разговор, — прервал его Жигулин.
— Я к тому, что плакали мои денежки, — вздохнул Денис. — Как я теперь докажу своим заказчикам, что выполнил договор и нашел убийцу Малинина? А я на это надеялся… Ладно, теперь займемся поисками останков освободителя Иры по имени Антон. Созвонимся…
В один день Денис нашел документы, по которым был доставлен из Москвы гроб Антона Горелова, и получил копию свидетельства о его смерти. Вечером он уже был в доме погибшего.
— Я здесь по поручению следователей Московской областной прокуратуры, частный детектив Грязнов Денис Андреевич, — представился он, показав удостоверение открывшей дверь пожилой полной женщине, чья голова была повязана черным платком. — Возбуждено уголовное дело по факту гибели вашего сына, и меня попросили, если вы не возражаете, с вами поговорить.
Женщина едва взглянула на документ, всхлипнула, махнула рукой:
— А что тут разбираться… Проходите… Антошу уже не вернешь. Кормилец был… Отца и мать почитал, сестру любил. Как теперь жить будем, не знаю.
И ушла, вытирая глаза, на кухню.
— Андрей, — послышался ее голос с кухни. — Там следователь, что ли, из Москвы приехал, говорит, насчет нашего Антоши…
В передней появился высокий, высохший мужик, одетый в старенький тренировочный костюм.
— Горелов Андрей Лукич! — сказал он заплетающимся языком, и в нос ударил запах спиртного. — А супруга Матрена Антоновна. Стало быть, сыночка мы назвали в честь деда, ныне покойного. Я не возражал… А санкция от прокурора на обыск есть?
— Я обыскивать вас не собираюсь, — мягко улыбнулся Денис. — Я лишь хочу с вами побеседовать в неофициальной обстановке и посмотреть, где и как жил ваш сын.
— А, ну это пожалуйста! — Хозяин широким жестом указал на кухню. — Посидим, помянем, можно и поговорить.
Они прошли в бедно обставленную тесную кухоньку, каких миллионы по всей провинциальной России. Отец Антона достал початую бутылку и вопросительно взглянул на Дениса.
— Кому что… Человек при исполнении, — проворчала Матрена Антоновна. — Может всякое подумать. Погоди наливать, хоть стаканы помою…
— Грех не помянуть покойного сына! — возвысил голос Андрей Лукич. — Если осиротевший отец наливает! — Он не вполне твердой рукой наполнил водкой два граненых стакана.
Рядом на столе стоял еще один полный стакан — узкий, с вензелями, прикрытый куском черного хлеба.
— Его стопка, — проследил Андрей Лукич за взглядом гостя. — Его ждала, никто из нее не пил… Никто не трогал.
В кухню вошла девочка лет десяти, чем-то похожая на отца, и прислонилась к нему. Надо было что-нибудь для нее захватить, подумал Грязнов.
— А вы Антошу знали? — спросила она Дениса.
— Ленка ее зовут. — Отец обнял дочку за плечи. — Вот уж кто Антошу-то любил!
Только после того, как бутылка опустела, Денису удалось завязать разговор по существу.
— Вы же знали, Андрей Лукич, чем занимался ваш сын?
— А что тут не знать? — пожал тот плечами. — Или нам троим с голоду помирать, или пузатых этих, что всю мою кровь выпили, — он постучал себя в грудь, — за их же деньги мочить! Правильно я говорю? Что, теперь тоже на меня дело заведешь? — грозно сказал он. — Как на Антошу моего?
— Ты чего говоришь, отец? — испугалась жена. — Вы только не подумайте, мы ночами не спали, все думали, хорошо ли это, что сын в бандиты пошел… И ведь не у нас одних. А как услышим: мам, есть хочу, — она кивнула в сторону Лены, — так и махнем на все рукой… Антоша мне сказал: мама, они нашу семью ограбили. Эти бандиты наверху сидят, жиреют, соки из нас сосут. Убивать, говорит, их надо! И тех, кто их защищает.
