Энн Перри - Невидимка с Фэрриерс-лейн
– Доброе утро, мама, – сказала она жизнерадостно, – ты очень хорошо выглядишь.
– Да, наверное. – Кэролайн нахмурилась. – Что тебя привело сюда в такую рань? Томас узнал что-нибудь о нашем деле?
– Не думаю. Иначе он бы мне сказал. – Шарлотта машинально взялась за другой конец простыни, которую осматривала Кэролайн, и, убедившись, что та не требует починки, стала помогать ее складывать. – Я приехала потому, что мы сами должны побольше узнавать.
– Да, разумеется, – согласилась мать, причем так поспешно, что Шарлотта мысленно полюбопытствовала, пришла ли Кэролайн сама к такому выводу или видит в предложении еще один предлог проявить активность и, возможно, опять встретиться с Джошуа Филдингом.
– Много ли мы знаем о людях, непосредственно причастных к событиям? – сказала она, беря наволочку и стараясь быть тактичной.
– Ты имеешь в виду их действия в ночь убийства? – спросила Кэролайн, глядя не на дочь, а на груду еще не проверенного белья.
– Ну, для начала хотя бы так, – ответила Шарлотта без большого энтузиазма. Разговор обещал быть сложным. – Но мы должны гораздо больше знать о них как о людях. По крайней мере, я. Однако ты, наверное, лучше знаешь их?
– Да, пожалуй. – И Кэролайн стала самым внимательным образом разглядывать вышивку по краям наволочек и те места, где она поотстала от ткани.
Шарлотта готова была возненавидеть себя за хитрость и двуличие.
– Что ты знаешь, например, о Тамар Маколи? Тебе известно, кто отец ее ребенка?
Кэролайн уже хотела возразить против подобных нескромных вопросов, но поняла, что это необходимо знать в интересах расследования.
– Кингсли Блейн, полагаю. Она действительно его любила, ты же знаешь. Это был не быстротечный роман, и она вступила с ним в связь не из-за ожидания подарков с его стороны.
– А он ей много дарил?
– Да нет, я совсем так не думаю.
– Но ты же не думаешь, что одновременно с Блейном еще кто-то мог быть влюблен в Тамар и довольно сильно ревновал ее к нему, почему, возможно, и убил?
Кэролайн взглянула на дочь. Лицо ее порозовело, в глазах сверкнул вызов.
– Ты имеешь в виду Джошуа? Это так?
– Я имею в виду любого, кто мог подходить на роль возлюбленного, – как можно равнодушнее ответила Шарлотта. – И почему бы этому человеку не быть именно Джошуа?
– Он был влюблен в нее когда-то, – ответила, запинаясь, Кэролайн, опустила взгляд на белье и рывком выхватила из общей кучи наволочку, но та выскользнула из ее пальцев. – Черт!
– Мама, ты не думаешь, что мы должны выяснить все это поподробнее? В конце концов, тут нет ничего удивительного и неожиданного, правда? Если люди привлекательны собой и ежедневно и помногу видят друг друга, то почти неизбежно должны проникнуться взаимным чувством – хотя бы ненадолго. Возможно, такое чувство будет преходящим и потом каждый из них найдет главного для себя человека, с которым можно связать жизнь. И, конечно, это не значит, что Джошуа все еще чувствовал к ней что-то впоследствии, кроме дружеской приязни.
– Ты так думаешь? – Кэролайн наклонилась и подняла наволочку, упорно глядя в пол. – Да… да, наверное, это так. Ты, конечно, права, мы обязаны знать побольше. У меня совсем голова пошла кругом. Но как мы сможем об этом узнать, не будучи неприлично настырными? – Нахмурившись, она снова взглянула на Шарлотту.
На пороге, громко стуча палкой, появилась бабушка. Мать и дочь испуганно отпрянули в разные стороны стороны. Они не слышали ее шагов.
– Да, ты очень настырна и невежлива, – заявила старая женщина. – Что непростительно, по мнению общества, как тебе должно быть известно! Бог знает как часто я тебе это повторяю. Но что особенно плохо – ты производишь невозможное, абсурдное впечатление, будто влюблена в этого… актеришку! – Она фыркнула. – И это не только смешно, это отвратительно! Человек наполовину младше тебя – и еврей! Ты совсем рехнулась, Кэролайн. Доброе утро, Шарлотта. Что ты делаешь здесь спозаранку? Ты ведь приехала не затем, чтобы разбирать белье?
Негодующая Кэролайн с трудом перевела дух, ее грудь бурно вздымалась. Она еле сдерживала себя. Шарлотта хотела ответить колкостью, но подумала, что умнее предоставить Кэролайн возможность самой защищаться, иначе бабушка решит, что ее невестка беспомощна и, когда внучка уедет домой, Кэролайн покажется ей еще беззащитнее.
– Вы единственная, кто так думает, – сверкнула глазами Кэролайн, глядя прямо в глаза свекрови, щеки ее пылали. – И все потому, что ваши суждения жестокосердны и предвзяты.
– Да неужели? – ядовито возразила бабушка. – Ты скачешь в своих экстравагантных одеждах в Пимлико, не куда-нибудь. Никто не ездит в Пимлико! Да и зачем? – Она тяжело оперлась на палку, лицо ее стало словно каменным. – Зачем ты это делаешь, неужели от нечего делать? Я, разумеется, могу подыскать тебе более достойное занятие. Вчерашний обед не был продуман заранее. Не понимаю, о чем думает кухарка! Подала бланманже в это время года… И артишоки! Это же абсурд! И позволь тебя спросить: что тебе надобно в Пимлико?
– А что плохого в ранних артишоках? – переспросила Кэролайн. – Они очень вкусны.
– При чем здесь артишоки?! – Бабушка со всей силой стукнула палкой о пол. – Какое отношение ко всему происходящему имеют артишоки? Повторяю, ты преследуешь человека, годящегося по возрасту в мужья твоей собственной дочери, – и в довершение всего еврея. Ты что, стала выпивать, Кэролайн?
– Нет, я не пью, матушка, – ответила Кэролайн, бледнея и съеживаясь от внутреннего напряжения. – Вы как будто забыли, что я была в театре, когда умер судья Стаффорд, и, естественно, я очень заинтересована в том, чтобы справедливость восторжествовала, а невиновным не пришлось бы переживать ненужные волнения.
– Чепуха, – яростно отвечала бабушка, – ты с ума сходишь по этому несчастному комедианту. Господи, что же будет дальше?
Шарлотта молча сложила белье и сунула его на полку.
– Вы, наверное, совсем забыли, как сами были заинтересованы в расследовании хайгейтского убийства, – атаковала Кэролайн старую леди. – Вы изо всех сил пытались тогда познакомиться с Селестой и Анджелиной…
– Не было этого! – вспылила бабушка. – Я просто ездила выразить им свои соболезнования. Я знакома с ними половину своей жизни.
– Вы ездили из любопытства, – ответила Кэролайн насмешливо. – Вы уже не разговаривали и не встречались с ними тридцать лет.
На Шарлотту они не обращали никакого внимания.
– Но их вряд ли можно было отнести к актрисам, домогающимся внимания публики на сцене, – воодушевленно нападала на Кэролайн бабушка. – Они были старые девицы, дочери епископа. Вряд ли можно представить более уважаемых особ. И никогда в жизни я не бегала за мужчинами. Не говоря уж о тех, кто вполовину моложе меня.
– И это ваше несчастье! – взорвалась Кэролайн, швыряя на полку стопку наволочек. – Может быть, если бы вы встретили кого-нибудь столь же интересного, обаятельного, исполненного ума и воображения, как Джошуа, вы не стали бы озлобленной старухой, какой являетесь сейчас, не знающей никаких радостей, кроме как делать гадости другим людям. И я буду ездить в Пимлико столько, сколько мне заблагорассудится! – Она резким движением разгладила юбку и выпрямилась. – И сейчас мы с Шарлоттой уедем – не для того, чтобы увидеться с мистером Филдингом, но чтобы узнать побольше о том, кто мог убить Кингсли Блейна и почему.
И с этими словами она промчалась мимо свекрови, оставив ее и Шарлотту с вытаращенными глазами.
Бабушка круто повернулась к внучке и набросилась теперь на нее:
– Это ты виновата! Если бы ты не вышла замуж за полицейского и не стала участвовать во всех этих отвратительных расследованиях и якшаться с людьми, о которых приличной женщине не следует и знать, тогда твоя мать не потеряла бы голову и не вела себя так, как ведет сейчас.
– На этот раз мы не можем взять вас с собой, что бы вы ни говорили, бабушка, – Шарлотта с усилием улыбнулась, глядя прямо в ее черные глазки. – Извините, нас ожидает слишком деликатное дело.
– О чем ты толкуешь? – отрезала старая дама. – Чего ради я бы поехала в Пимлико?
– Да по той же причине, по которой вы навещали Селесту и Анджелину, конечно. Чтобы удовлетворить свое любопытство.
С минуту старушка молчала, потеряв от злости дар речи. Шарлотта же мило улыбнулась и вышла за матерью на лестничную площадку.
– Шарлотта, – донесся до нее голос бабушки, одновременно резкий и жалобный, – Шарлотта! Как ты смеешь разговаривать со мной в таком тоне? Вернись! Сейчас же! Ты меня слышишь? Шарлотта!
