Эптон Синклер - 100% [худ. Пинкисевич]
В то время кампания против красных была в самом разгаре. Уже два года тому назад, вскоре после того как в России произошла большевистская революция, в социалистическом движении возник раскол, и «негласные» агенты Транспортного треста, вместе с агентами районного прокурора и федерального правительства, прилагали все усилия, чтобы расширить эту трещину и раздуть разногласия в организации. Некоторые из социалистов верили в политику и готовы были посвятить всю свою жизнь медленной и скучной работе сколачивания партии. Были среди них и другие, более нетерпеливые, считавшие, что необходимо нанести быстрый, решительный удар, вызвать всеобщую стачку или массовое восстание рабочих, которое положило бы конец их рабству под пятой капитала. Они утверждали, что вся политика в одну минуту может так одурачить рабочих, что им и за целый год не выпутаться из этих сетей. Они приводили в пример немецких социалистов, изменивших интернационализму. И даже в самом Американском городе находились люди, именовавшие себя социалистами и в то же время стремившиеся подстроить ловушку рабочему движению.
Этот спор носил далеко не абстрактный характер; оба крыла ожесточенно нападали друг на друга. «Политики» громили «импоссибилистов», обзывая их «анархистами», а те в свою очередь обвиняли своих противников, что они продались правительству. Питеру случалось не раз сообщать Мак-Гивни о небольших скандалах, на которые «негласные» агенты провоцировали представителей «левого крыла»; и эти раздоры среди членов местной организации в конце концов выходили наружу. Герберт Эштон упоминал о них со свойственным ему ядовитым сарказмом, или же «Коротыш» Гантон заявлял о них во всеуслышание в своих тирадах, которыми он, по его собственному выражению, «давал в зубы своим оппонентам».
«Коротыш» Гантон был безработный наборщик — бродячий агитатор, стоявший за немедленное выступление рабочих масс и решительно ничего не боявшийся. — Насилие? — бывало, говорил он. — Сколько ещё тысячелетий прикажете нам терпеть насилие капиталистического правительства? Неужели же мы не имеем права ответить на него? — И продолжал твердить свое — Насилие? Да, конечно, мы должны свергнуть насильников, — довольно уже с нас!
Питер прислушивался к нападкам «Коротыша» на «соглашателей» и «политических торгашей» и считал его одним из самых опасных людей в Американском городе. Но впоследствии, когда эпизод с Джо Ангеллом открыл ему глаза, он решил, что, вероятно, «Коротыш» такой же тайный агент, как и он сам.
Питеру никто не сказал ничего определенного, но, подбирая те или иные факты, он сопоставлял их, и его подозрения в скором времени перешли в уверенность.
Левое крыло социалистов откололось от партии и созвало собственный съезд; этот съезд в свою очередь раскололся, причём одна группа образовала Коммунистическую партию, а другая — Коммунистическую рабочую партию. Пока происходили заседания этих двух съездов, Мак-Гивни явился к Питеру и сообщил ему, что у федерального правительства имеется свой человек в комиссии по выработке программы Коммунистической партии и что желательно вписать в программу комиссии несколько таких фраз, чтобы самая причастность к этой партии почиталась уже преступлением и всякого человека, имеющего членскую карточку, можно было бы без дальнейших улик засадить в тюрьму. Стиль этих фраз не должен отличаться от общепринятого коммунистического жаргона, и вот тут-то и понадобились специальные познания Питера.
Итак, Питер написал эти фразы и через несколько дней прочёл в газетах отчет о том, что происходило на съезде. Комиссия по выработке программы представила свой доклад, а «Коротыш» Гантон огласил резолюцию, вынесенную меньшинством, и разразился зажигательной речью, в результате чего незначительным большинством голосов эта резолюция была принята. Резолюция меньшинства включала в себя все написанные Питером фразы. Через несколько месяцев, когда правительство, как следует подготовившись, начало решительную pacnpaву с коммунистами, «Коротыш» Гантон был арестован, но через два-три дня он совершил драматический побег, пропилив крышу тюрьмы!
§ 80
Союз Индустриальных рабочих мира снова поднял голову в Американском городе, и его штаб-квартира опять начала работать. Питер не решался там показываться, но натаскал двух молодых людей, которых привел к нему Мак-Гивни, обучил их жаргону красных и подсказал им, как вкрасться в доверие и укорениться в их среде. Вскоре один из них стал секретарем местной организации. Питер руководил их деятельностью и два раза в неделю получал донесение обо всём, что задумывали и предпринимали «бунтари». Питер и Глэдис подготавливали новый заговор бомбистов, чтобы привлечь внимание к этим опасным людям, но вот однажды утром Питер, пробежав газету, увидел, что само благое провидение предает врагов ему в руки.
Оказывается, на дальнем северо-западе, в маленьком городке Централия, находящемся в лесопромышленном районе, штаб-квартира «бунтарей» подверглась налёту и была разгромлена точь-в-точь как в Американском городе. Красные стали собираться в другом месте. Тогда члены Торговой палаты и Ассоциации коммерсантов и промышленников на тайном совещании решили уничтожить своих врагов. Радикалы обратились к властям, прося у них защиты, и, получив отказ, выпустили листовку, где обращались к общественному мнению. Но дельцы продолжали действовать всё в том же направлении. В день годовщины заключения перемирия они организовали парад ветеранов войны и устроили так, чтобы шествие прошло мимо штаб-квартиры союза Индустриальных рабочих мира. Самые рьяные из демонстрантов захватили с собой верёвки, подчёркивая таким образом свои намерения. Шествие остановилось перед штаб-квартирой, поднялся невообразимый гвалт, и толпа ринулась громить помещение. Дверь была взломана, но не успели ворваться в вестибюль, как находившиеся в здании члены союза открыли огонь и несколько участников парада были убиты.
Толпой овладела бешеная ярость. Начали колотить красных, некоторых избили до потери сознания. Потом их бросили в тюрьму и там всячески истязали и пытали. Одного из них увезли на автомобиле и, изувечив его, как в свое время Шона Грэди, повесили на мосту. Разумеется, в тот же вечер был составлен в соответствующих красках отчет и отправлен в газеты, и на следующее утро вся Америка прочла о том, как группа радикалов, вооружённых ружьями, засела на крыше здания штаб-квартиры союза Индустриальных рабочих мира и стала беспощадно расстреливать мирное шествие безоружных ветеранов войны.
Естественно, последовал взрыв всеобщего негодования, и все Гаффи, Мак-Гивни и Гаджи, орудовавшие в Соединенных Штатах, поняли, что им здорово подвезло. Питер дал указания секретарю местной организации союза Индустриальных рабочих мира созвать в тот же вечер собрание и принять резолюцию, объявляющую ложью всё, напечатанное в газетах о событиях в Централии.
Тем временем другой агент Гаффи, бывший офицер, ещё не снявший мундира, организовал собрание Американского легиона. Он обратился к легионерам с пламенной речью, и в девять часов вечера человек сорок солдат, вооружившись тяжёлыми гаечными ключами от автомобилей, вломились в штаб-квартиру союза Индустриальных рабочих мира и принялись колотить членов союза ключами по голове; некоторые из этих несчастных, спасая свою жизнь, выпрыгнули из окна и переломали себе ноги. На следующее утро «Таймс» Американского города с ликованием возвестил об этом событии, а районный, прокурор Бэрчард поспешил сделать официальное заявление. о том, что никто из солдат не будет привлечен к ответственности, ирмовцы жаждали «открытого выступления», — вот оно и произошло, и надо думать, они теперь вполне удовлетворены.
После этого члены Американского легиона, поощренные этими похвалами и подстрекаемые бывшим офицером, агентом Гаффи, стали производить налёт за налётом на помещения, где происходили собрания радикалов. Они снова разгромили редакцию «Клэриона» и штаб-квартиру партии социалистов и конфисковали ещё несколько тонн «литературы». Они разнесли два книжных магазина и, разбившись на небольшие группы, стали обследовать все газетные киоски в городе, и когда находили красные журналы вроде «Нейшн» или «Нью-Рипаблик», рвали их на клочки и грозили арестом продавцам. Они ворвались в помещение литературного общества под названием «Клуб Рэскина», посещаемого главным образом безобидными престарелыми дамами, и многих из этих старушек довели до истерики. Они обнаружили «Русский народный клуб», который до сих пор не привлекал внимания, так как был создан в просветительских целях. Но само собой разумеется, в такое горячее время нельзя было доверять ни одному русскому, — все они большевики или заражены большевизмом, что одно и то же. И вот Гаффи организовал налет на помещение клуба, и человек двести русских были избиты дубинками, сброшены с лестниц или выкинуты из окон на улицу. Одному старому учителю математики проломили голову, а преподавателю музыки вышибли несколько зубов.
