Джон Вердон - Зажмурься покрепче
— Смотри, что я подумала. У меня нет для тебя советов, что говорить Йикинстилу, потому что я понятия не имею, что он собирается спрашивать. Так что просто будь собой. Умник-детектив, видавший виды бука-молчун, скромняга-воин на стороне светлых сил, который всегда побеждает.
— Не всегда.
— Это потому что ты еще и просто человек. Это вообще-то важно — что ты человек, а не герой-фальшивка. В общем, будь собой, и больше ничего не надо. Ты будь здоров умеешь произвести впечатление, хотя сам в это и не веришь, Дэйв.
Помолчав, он спросил:
— Это все?
Соня опять рассмеялась, на этот раз умиленно.
— Про тебя — все. А про меня — нет. Ты вообще читал контракт, который подписал перед выставкой в том году?
— Тогда читал, видимо. С тех пор — нет.
— Там говорится, что Галерея Рейнольдс за выставленные работы получает комиссию в размере сорока процентов, за размещение в каталогах — тридцать процентов и двадцать один процент за все будущие работы художника, выполненные по заказу клиентов, пришедших через галерею. Помнишь такое?
— Смутно.
— Смутно, значит. Ну, теперь скажи: тебе это нормально или тебя это смущает?
— Нормально.
— Отлично. Потому что я вся в предвкушении, как здорово мы с тобой поработаем. Я бы даже сказала — в предчувствии.
Мадлен с непроницаемым лицом вязала шарф. Петля за петлей. Тик-тик-тик.
Глава 41
День Икс
Утро выдалось замечательным и ярким, словно солнце специально позировало для идеальной осенней фотографии в календарь. Небо ослепительно синело, ни единого облачка. Мадлен уехала кататься на велосипеде вдоль реки по маршруту, который простирался на тридцать километров на восток и запад от Уолнат-Кроссинг.
— Какой волшебный день, — вздохнула она, уходя, и умудрившись вложить в этот комментарий подспудное неодобрение, что муж собирается пропустить такую красоту, торча в городе и общаясь с каким-то психом насчет продажи уродливых фотографий. Впрочем, возможно, Гурни приписывал Мадлен собственное недовольство.
Он сидел за столом и смотрел на луг. Сарай в нежном утреннем свете казался кричаще красным. Гурни сделал первую пару глотков кофе, взял телефон и набрал номер горячей линии Клайна.
На том конце раздался знакомый бесцветный голос, моментально вызывавший в памяти образ своего обладателя.
— Офис окружного прокурора, Штиммель слушает.
Гурни представился и подождал реакции, зная, что Штиммель его вспомнит: они сталкивались на деле Меллери. Штиммель не выразил желания признать знакомство, и Гурни не слишком этому удивился: это был человек, не приветливее и не приятнее в общении, чем жаба, да и внешнее сходство было недвусмысленным.
— Слушаю, — повторил он.
— Мне нужно срочно поговорить с прокурором.
— По какому вопросу?
— Жизни и смерти.
— Чьей конкретно жизни и смерти?
— Его собственной.
В бесцветном голосе прорезалась озабоченность.
— Конкретизируйте.
— Вы, наверное, слышали про дело Перри? — спросил Гурни. Молчание пришлось принять за согласие, и он продолжил: — О нем скоро зашумит желтая пресса, начнется соревнование громких заголовков. «Крупнейшее серийное убийство в истории штата». Я подумал, что Шеридана лучше предупредить.
— Что вы такое несете?
— Вы это уже спрашивали другими словами. И я вам ответил.
— Изложите факты, и я все передам прокурору.
— Нет времени на испорченный телефон. Мне нужно поговорить с ним немедленно, даже если для этого придется сорвать его с унитаза. Передайте ему: дело Меллери в сравнении с этим покажется всем заурядным хулиганством.
— Ладно. Но если это окажется подставой…
Штиммель отключился. Гурни расценил это как «спасибо, мы с вами свяжемся» и спокойно продолжил пить кофе, который еще не успел остыть. Аспарагус легонько поигрывал листьями под теплым западным ветром. Вопрос про удобрение, занимавший ум Герни чуть меньше недели назад, теперь казался абсолютно неважным. Важным сейчас было одно: чтобы его прогноз, которым он поделился со Штиммелем, не оказался ошибочным.
Пару минут спустя в трубке уже звучал голос Клайна, звенящий бодростью, словно муха над навозной кучей.
— О чем речь? Что за скандал в желтой прессе?
— В двух словах не объяснить. У вас есть время на разговор?
— Давай, ты обозначишь ситуацию в одном предложении.
— В заголовках предложение будет звучать примерно так: «Полиция и окружной прокурор упустили убийцу выпускниц школы Мэйплшейд».
— Мы же об этом вчера говорили?
— С тех пор появилась новая информация.
— Где ты сейчас?
— Дома, но выдвигаюсь в город через час.
— И у тебя реальные факты? Не очередные теории с допущениями?
— Достаточно реальные, да.
Помолчав, Клайн спросил:
— Твой телефон защищен от прослушки?
— Понятия не имею.
— Ладно. Ты же можешь приехать в город по платной трассе?
— Могу.
— Значит, по дороге можешь заскочить ко мне в офис?
— Могу.
— Тогда выезжай прямо сейчас.
— Через десять минут буду в пути.
— Тогда у меня в офисе в полдесятого. И еще… знаешь, Гурни…
— Что?
— Я бы на твоем месте молился, чтобы это оказалось правдой.
— Шеридан, знаете, что?
— Что?
— Я бы на вашем месте молился, чтобы это оказалось ошибкой.
Через десять минут Гурни уже ехал на восток, навстречу солнцу. Первой остановкой была лавка Абеляра, где он купил кофе взамен той чашке, из которой едва успел отпить и которую в спешке оставил остывать на кухне. Несколько минут он сидел на крохотном участке, отведенном под парковку, и, слегка откинувшись в кресле, пытался сосредоточиться на вкусе и запахе кофе, словно это было единственное, что стоило его внимания в этом мире. Не сказать, чтобы эта практика давалась ему легко, но он почему-то из раза в раз пытался так помедитировать. В каком-то смысле это действительно помогало переключиться с одних мыслей на другие, но эти «другие» были не менее тревожными. В данном случае он переключился с бардака в расследовании на бардак в его отношениях с Кайлом, а также на растущее чувство вины из-за бесконечно откладываемого звонка.
Это действительно было нелепо, нужно было просто набрать номер. Гурни отлично знал, что прокрастинация обходится дорого: дело, отложенное в реальности, со временем занимает все больше и больше места в уме, распаляя тревогу. Никакого логичного резона не звонить у него не было. Более того, умом он понимал, что большая часть несчастий в его жизни приключилась из-за попыток избежать сиюминутного дискомфорта. А номер Кайла даже забит в список важных абонентов. Нужно нажать всего лишь одну кнопку. Ну давай!
Он достал телефон, нажал и попал на автоответчик.
— Привет, это Кайл. Не могу сейчас ответить, оставьте сообщение.
— Привет, Кайл, это папа. Дай, думаю, позвоню, спрошу, как тебе Колумбия и как живется на новом месте… — он хотел спросить про Кейт, бывшую жену Кайла, но вовремя спохватился. — В общем, ничего срочного, просто хотел узнать, как дела. Перезвони мне, как сможешь. До связи, — он отключился.
Любопытные ощущения. Смутные, как и все, что Гурни воспринимал не при помощи сознания. Но главным чувством было облегчение, что он наконец позвонил. И если быть до конца честным, то он был рад, что попал на автоответчик. Что ж, возможно, теперь эта тема перестанет его донимать хотя бы некоторое время. Он отпил еще кофе, посмотрел на часы — 8:52 — и снова отправился в путь.
Парковка у офиса окружного прокурора была пустой, если не считать одной сияющей черной «Ауди» и нескольких потрепанных «Фордов» и «Шевроле». Ничего удивительного для субботнего утра. Громада самого здания выглядела так же мрачно и зловеще, как и дух заведения, которому оно раньше принадлежало.
Пока Гурни парковался, из «Ауди» вышел Клайн. Тут же подъехала «Краун Вика» и остановилась на противоположной стороне от машины прокурора. Из водительской двери вышел Родригес.
Гурни и Родригес одновременно подошли к Клайну с разных сторон и обменялись с прокурором кивками, а друг друга обоюдно проигнорировали. Клайн провел их через боковой вход, от которого у него был собственный ключ, и они молча поднялись по лестнице. Дорога до кожаных кресел кабинета также прошла в полной тишине. Когда все расселись, Родригес сложил руки на груди и сверкнул стеклами очков в тонкой оправе, за которой темнели холодные глаза.
— Итак, — произнес Клайн, наклонившись вперед, — в чем же сенсация? — Он посмотрел на Гурни пронизывающим взглядом судьи, который заранее решил, что ответчик виновен. — Ты вызвал нас сюда громкими заявлениями. Выкладывай.
— Возможно, вам понадобится кое-что записать, — кивнул Гурни. У капитана на этой фразе нехорошо дернулось веко, красноречиво сообщая, что он воспринял это предложение как хамство.