Станислас-Андре Стееман - Болтливая служанка. Приговорённый умирает в пять. Я убил призрака
— Садовничаете?
— Да, я…
Жоржетта отметила, что в этот раз на ноги ей он смотрел не больше, чем в глаза. Его взгляд перепархивал с земли на лопату, с лопаты на яблоню, с яблони на небо, с неба на землю и так далее.
— Я сажал картошку.
— Сажать картошку в домашнем халате в такое время года вредно для здоровья.
— Знаете, как это бывает, Жоржетта: вдруг накатит желание посадить картошку, и до того невтерпеж, что и одеться некогда…
— Понятное дело! Но в такую погоду того и гляди промокнешь до нитки! Да, я так и не нашла соуса «Бешамель» в тюбике.
— Не нашли чего?.. Ах, да. Ну что ж. Вы можете продолжать уборку.
— Тот господин ушел?
— Да.
— Вы очень скоро увидите его снова.
— Почему? — дернулся Летуар. — Почему вы так думаете?
— Он забыл шляпу.
Ошеломленный, Летуар машинально повторил:
— Шляпу!
— Забыть шляпу! — прыснула Жоржетта, — это ж каким надо быть рассеянным! Да он того и гляди забудет дышать!.. Забыть шляпу, надо же!
— Ладно! Хватит об этом. Я положу ее куда-нибудь и отдам ему, когда он вернется, вот и все!
— А ковер? Бьюсь об заклад: он и ковер изгадил!
— Ковер?.. Да-да, это он.
— Не надо было замывать, господин Летуар. Я бы сама! Это, в конце концов, моя обязанность!
— Этот господин… э-э… опрокинул бокал вина… Бокал красного вина, которым я его угощал… Он очень сконфузился и настоял на том, чтобы убрать за собой самому, прежде чем уйти.
— Пачкает ковры, забывает шляпы… Вы не находите его странным? Мне он сразу, как вошел, показался немного чудным.
— Да нет, он просто смутился при виде вас.
— Чем же, интересно, я могла его смутить?
— Он пришел посоветоваться со мной по конфиденциальному делу и рассчитывал, что я буду один. Ваше присутствие его смутило. Вот почему он стал таким нервным и рассеянным: он очень боялся, как бы вы не рассказали о его приходе.
— Рассказала? Но кому?
— Откуда мне знать? Да кому угодно! Перед тем как уйти, он настойчиво просил меня взять с вас обещание, что вы будете молчать.
Летуар приставил лопату к стене и торжественным тоном добавил:
— Так могу я на вас рассчитывать?
Жоржетта шагнула вперед, и Летуар содрогнулся, увидев, что она остановилась у самого края вскопанной земли.
— Я, господин Летуар, — сказала она, — исхожу из того принципа, что умение держать язык за зубами при моей работе просто необходимо. Если начать рассказывать о чем ни попадя кому ни попадя, об одних — другим и всем — обо всём, то до чего же мы докатимся?..
— Хорошо, хорошо! — кивнул Летуар, направляясь к дому — не только чтобы увести Жоржетту от свежевскопанной земли, но и потому, что начался дождь.
Жоржетта, поспевая за ним, продолжала:
— Вы просто не представляете, сколько всего можно узнать, когда ходишь по домам убираться! Редко когда бывает, чтобы людям вроде нас с вами, на вид вполне порядочным, честным и прочее, нечего было скрывать! Расскажи я вам, вы бы просто не поверили! Да вот хотя бы три дня назад…
Летуар ее не слушал. Пройдя первым в кухню, он размышлял над сложившейся ситуацией и пытался прозреть будущее. Вот ход его мыслей:
«Остается надеяться, что эта идиотка будет помалкивать. Не могу же я прикончить и ее! На сегодня глупостей хватит! Что это на меня нашло? Какого я свалял дурака! Рисковал лишь небольшим сроком заключения, а теперь надо мной дамокловым мечом нависла гильотина. Да, гильотина! Ведь во Франции до сих пор гильотинируют! Отмена смертной казни — свершившийся факт во всех цивилизованных странах, но не во Франции![14] Вопрос этот время от времени поднимается, но дальше разговоров дело не идет. Правительству наплевать, парламенту тоже. И все потому, что приговоренные к смерти как контингент избирателей не представляют особого интереса. И потому, что слишком много французов все еще являются приверженцами смертной казни. Вот уж воистину: чтобы быть приверженцем смертной казни, надо не иметь за душой ни одного убитого!»
Летуар мысленно перевел дыхание и мысленно же продолжал:
«Но не стоит отчаиваться. Попытаемся хладнокровно представить себе дальнейший ход событий: как только будет заявлено об исчезновении Гродьё, полиция начнет расследование, придут к нему домой и на службу. Естественно, сразу же обнаружится недостача. Сопоставление фактов, логический вывод: в недостаче повинен Гродьё, вот он и смылся. Смотри-ка! Да ведь мне только того и нужно!.. Да, но погоди радоваться! Все пойдет хорошо, но только первое время. С полицией надо держать ухо востро. Насколько я знаю ее повадки, она начнет копать глубже, сунет нос в частную жизнь Гродьё. И что же она обнаружит? Да ничего! Разве можно обнаружить что-либо за этим болваном: щепетильная честность, безупречная мораль, аскетические нравы, ни женщин, ни тайных пороков — ничего. И что тогда? А тогда полиция с ее фонтанирующим воображением выдвинет другую гипотезу: что, если в недостаче повинен кто-то другой? А честный Гродьё это обнаружил? А этот кто-то обнаружил, что Гродьё это обнаружил? Разве не устранил бы он тогда Гродьё как помеху? И кто же еще, кроме Гродьё, имел доступ к сейфу в отсутствие директора? Его коллега, господин Летуар. И завертелось расследование в отношении господина Летуара. Он-де живет не по средствам, этот господин Летуар! Он не чурается женщин, этот господин Летуар! Но с его-то рожей они должны влетать ему в копеечку! И пошло, и поехало… Просеют сквозь сито мой дом, мой сад, и я влип! Следовательно, чтобы я мог выкарабкаться, полиция не должна установить ни малейшей связи между исчезновением Гродьё и недостачей. Значит, у меня только один выход: покрыть недостачу. И как можно быстрее. Но чем ее покрыть? Где взять деньги? Где взять деньги? Где взять деньги?»
— Дорого бы она дала!
До Летуара дошло, что все то время, пока он размышлял, Жоржетта не прекращала говорить.
— Кто? — спросил он. — Кто дорого бы дал?
— О, я специально не подслушивала! — запротестовала Жоржетта, — вы меня знаете, это не в моих привычках. Но она разговаривала по телефону с подругой аккурат из соседней комнаты. Должно быть, думала, что я на кухне, а я была еще в коридоре. И вот что она сказала, слово в слово: «Дорого бы я дала за то, чтобы не иметь на совести подобных глупостей…»
— Но кто дорого бы дал?
— Да та самая женщина, кто ж еще?
— Какая женщина?
— Ну, та, о которой я толкую, к которой хожу убираться по четвергам: мадемуазель Мартеллье!
— И за что она бы дорого дала, эта мадемуазель Мартеллье?
— Я же вам только что говорила! За то, чтобы всего этого никогда не было.
— Чего не было?
— Что несовершеннолетней она танцевала.
— Только и всего? — хмыкнул Летуар. — Что же тут позорного?
Он смутно надеялся, что в последнюю минуту его спасет какое-то чудо и с неба через посредство этой безмозглой дуры, в полном соответствии с волнующими легендами былых времен превратившейся в добрую фею, к его ногам упадет небольшой кус манны. Но чудес, решительно, не бывает на свете, и небо зияло пустотой.
— Может, она танцевала голой? — спросил он, не столько цепляясь за остатки надежды, сколько следуя естественному ходу своего воображения.
О голых женщинах он не думал с тех пор, как покончил с завтраком, и это воздержание начинало его тяготить. Он предался всевозможным мулен-ружевским, фоли-бержерным, казино-паризьенным и прочим стриптизованным мечтаниям.
— О нет, — воскликнула Жоржетта, — насколько я поняла, она занималась серьезным танцем: балетом, что ли…
Видения улетучились. К балеринам и к манекенщицам Летуар питал одинаковое отвращение: не мог простить им большие ступни и впалую грудь.
— Не припомню, какого цвета, — добавила Жоржетта. — Пойду дальше убираться у вас в комнате.
Летуар, уже направившийся было в ванную, по инерции сделал еще шаг и вдруг остановился. Резко повернувшись, он подошел к Жоржетте.
— Не помните цвета чего?
— Балета, чего ж еще?
— А, так он был цветной? Не розовый ли[15]?
— Розовый? Ну да, розовый, как же я запамятовала! Так вы разбираетесь в танцах?
— Значит, до совершеннолетия эта мадемуазель Мартеллье принимала участие в подобном балете? Вы в этом уверены?
— Ну да! Судя по тому, что она говорила по телефону подруге, наверняка тоже бывшей балерине. Она говорила тихо, но я была прямо за стеной. Еще она говорила, что если бы об этом, не приведи Господь, прослышал господин Жорж, он бы сей же момент ее бросил. Господин Жорж — это ее жених. Бедняжка! Уж как она его любит! Да она бы помешалась с горя!
С трудом умеряя биение сердца, Летуар присел на диван, под которым возлежал «Парижский альков» с прелестницей Магдой.
— Быть может, она не так уж любит его, как утверждает? — деланно безразличным тоном спросил он. — Быть может, она собирается выйти за него ради выгоды? Если у нее нет денег…
