Просто ненависть - Эван Хантер
— Так где теперь моя машина? — осведомился Райан.
— В полицейском гараже на Кортни, — ответил Мейер.
— Когда я смогу получить ее назад? Ведь такси — это все равно что бабки на колесах.
— Да, но в ней убит человек, — заметил Карелла.
— Когда я увидел, что Хал не появился утром...
Надо же, «Хал», подумал Карелла. Янки-Дудль Денди.
— Решил, что он остановился ради этой своей дурацкой молитвы.
Детективы разом взглянули на него.
— Им положено молиться по пять раз на дню, можете себе представить? Целых пять раз! На восходе солнца, утром, днём, на закате и перед тем, как улягутся спать. Пять раз, чёрт побери! Ну и ещё пару раз по собственному выбору, если считают себя истинно верующими. Нет, большинство осознают, что пришли сюда работать, понимают, что нельзя по пять раз на дню плюхаться на коврик на тротуаре. Кое-кто заглядывает в мечеть по окончании смены — это для дневной молитвы. Другие молятся лишь один раз, перед приездом на работу, ну и еще вечером, если вернулись домой вовремя. А потом перед сном, это уж обязательно. Могу вам рассказать об этих людях и их повадках буквально все, ведь у нас их тут пруд пруди, вы уж поверьте.
— А каким работником был Аслам? — спросил Карелла.
— Ну, на жизнь ему хватало.
— В смысле?
— В смысле, что должен был платить за аренду машины по восемьдесят два бакса в день. В среднем водитель зарабатывает еще стольник сверху, это с учетом платы за проезд и чаевых. Бензин идет за его счет, набегает где-то пятнадцать-шестнадцать баксов за смену. Так что домой он привозит баксов семьдесят пять- восемьдесят чистыми. И это после восьмичасовой смены. Не так уж и плохо, верно?
— В год выходит тысяч двадцать, — быстро подсчитал в уме Мейер.
— Двадцать-двадцать пять. Так что очень даже ничего, — усмехнулся Райан.
— А с другими водителями он ладил? — спросил Карелла.
— Еще бы ему не ладить. Ведь тут почти все арабы. Аж в глазах черно.
— А с водителями, которые не арабы? С ними он ладил?
— При чем тут не арабы? Зачем спрашиваете? Думаете, его пришил один из наших водителей?
— Он ссорился когда-нибудь с другими водителями?
— Нет, не думаю.
— Может, вы слышали, как он ругался с кем-то?
— Да откуда мне знать, черт побери, ругаются они или нет? Болбочут что-то на своем бангла, урду, синди, фарси, разве разберешь. На мой слух, так все одинаково. И всегда кажется, будто они спорят. Даже когда скалятся во весь рот.
— А водители-евреи у вас есть? — спросил Мейер.
— Когда это было! — воскликнул Райан. — Сроду не видел у нас в «Ригал» ни одного еврея.
— Ну, может, люди, симпатизирующие еврейству?
— В смысле? — спросил Райан.
— К примеру, может, кто-то выражал сочувствие Израилю и все такое?
— Здесь, у нас? Шутите!
— А вы слышали, чтобы Аслам говорил что-то против Израиля? Или еврейского народа?
— Нет. Почему спрашиваете? Его что, еврей убил?
— Когда он последний раз заступил на работу?
— Ну, в ночную смену у нас обычно выезжают немного загодя, где-то в одиннадцать тридцать- одиннадцать сорок пять. И возвращаются в районе семи утра. Так что и он, должно быть, выехал как обычно. А что? В какое время его убили?
— Примерно в два-два тридцать ночи.
— Где?
— На углу Эйнсли и Двенадцатой.
— Довольно далеко отсюда, — пробормотал Райан. — Думаете, какой-нибудь ниггер?
— Мы еще не знаем, кто это сделал, белый, черный или серо-буро-малиновый, ясно вам? — отрезал Карелла и посмотрел Райану прямо в глаза.
«Да пошел бы ты куда подальше!» — подумал про себя Райан, но вслух, конечно, говорить этого не стал. Лишь пробормотал:
— Желаю удачи в расследовании. — Причем произнес это со злобой, будто насылал на детективов проклятие.
Мейер и Карелла отправились в участок печатать предварительное заключение по делу. Домой они выехали только без четверти девять. Дневная смена началась полчаса назад.
Детективы Артур Браун и Бен Клинг представляли собой парочку на загляденье, просто Пат и Паташон.
Большой, грузный, темноволосый и смуглый, в тон своей фамилии, Браун всегда почему-то казался сердитым, даже когда и не думал злиться. Одного его хмурого взгляда было достаточно, чтоб нарушитель закона тут же начал искать сочувствие и понимание у Клинга. Тот был на несколько дюймов ниже напарника — да что там говорить, все были на несколько дюймов ниже Брауна, — светловолосый, с золотисто-зелеными глазами и простовато-добродушной физиономией. Клинг напоминал сельского парнишку, явившегося в город прямо с полей, где трудился с рассвета до заката. Добрый полицейский — злой полицейский, это как раз о Клинге и Брауне.
Именно Браун в пятницу в 10.27 утра принял звонок из отдела баллистической экспертизы.
— Вы ведете дело об убийстве таксиста? — спросил его мужской голос.
Браун немедленно узнал голос. Это был его брат.
— Я в курсе дела, — ответил он.
— Это Карлайл из баллистики. Мы работаем с вещдоком, пулей, которую извлек и прислал нам медэксперт. Так вы запишете и передадите тому, кто ведёт это дело?
— Говорите. — Браун придвинул к себе блокнот.
— Славная чистенькая такая пуля, никаких деформаций, должно быть, застряла в мозговом веществе. Правда, в отчете медэксперта не сказано, откуда именно он ее изъял. Но это не важно. И мы прежде всего бра... — Он тоже узнал Брауна по голосу. — Сравнили отпечаток поверхности пули с имеющимися у нас в картотеке образчиками. Ну и как только обнаружили аналог, исследовали пулю, изъятую из тела, под микроскопом. И рядом поместили самый лучший из имеющихся у нас образчиков. Производство пули или патрона неизвестного нам происхождения обычно определяется при исследовании желобков на пуле и по направлению правой или левой резьбы. Впрочем, вас эти подробности, наверное, не интересуют?
Браун слышал это прежде десятки тысяч раз.
— Короче говоря, — продолжал Карлайл, — имеющаяся у нас пуля выстрелена из револьвера марки «Кольт» тридцать восьмого калибра. Именно поэтому в машине не удалось обнаружить стреляной гильзы — преступник пользовался револьвером. В городе, по самым скромным подсчетам, имеется сто тысяч незарегистрированных «кольтов» тридцать восьмого калибра. Так что шансы найти эту пушку
