Ненавистник полицейских. Клин. Тайна Тюдора. - Эван Хантер
Карелла наблюдал за ним. Он восхищался лейтенантом. Даже несмотря на то, что другие называли его старой занудой. Карелла знал таких полицейских, даже пожилых, в голове которых вместо мозжечка был кнут. Ничего хорошего нет работать с тираном. А Бирнс совсем другой, он хороший и толковый полицейский, поэтому Карелла все внимание обратил на него, хотя тот еще и не произнес ни слова.
Бирнс чиркнул спичкой и прикурил трубку. Со стороны он производил впечатление человека, который, не торопясь, выпивает рюмочку портвейна после сытного обеда, но на самом деле в его голове шла невидимая работа, и каждая клеточка его тела наполнялась яростью при мысли о смерти одного из лучших его людей.
— Не надо сочувствующих слов! — вдруг заорал он. — Просто идите и отыщите это: > мерзавца. — Он выпустил облачко дыма и развеял его своей короткой и широкой рукой. — Если вы завтра прочитаете газеты, то узнаете, что полицейские ненавидят убийцу полицейских. Вот закон джунглей. Вот закон выживания. Газеты заполняются всяким бредом, как только им покажется, что появился повод для мести. Мы не должны допускать, чтобы убивали полицейских, потому что они являются символом Закона н порядка. Если уничтожить этот символ, по улицам будут разгуливать звери. У нас и сейчас их хватает.
Я хочу, чтобы вы нашли убийцу Реардона, даже не потому, что он служил на этом полицейском участке и был хорошим полицейским. Я хочу, чтобы вы нашли того подлеца, потому что Реардон был человеком — и чертовски хорошим человеком.
Действуйте сами как хотите, свою работу вы знаете. Сообщайте мне о ходе расследования, о том, что удастся раскопать в архивах и что обнаружите в городе. Но найдите его. Это все.
Бирнс и Линч ушли в кабинет лейтенанта. Одни полицейские отправились в фонд оперативных данных и приступили к поиску информации об убийцах, ранее применявших кольт сорок пятого калибра. Другие пошли в архив, в котором хранится документация обо всех известных в этом районе преступлениях, и начали просматривать дела мелких воров, которые когда-либо могли перейти дорогу Майку Реардону. Кто-то из полицейских занялся документацией осужденных и начал отбирать карточки с описанием всех преступлений, совершенных на данном полицейском участке, обращая особое внимание на дела, к расследованию которых был причастен Майк Реардон. Фостер вышел в коридор и приказал задержанному, которого он только что допрашивал, убираться домой ко всем чертям. Остальные полицейские разошлись по улицам, среди них были Карелла и Буш.
— Заел он меня уже своим занудством, — выругался Буш. — Тоже мне, Наполеон нашелся.
— Он порядочный человек, — ответил Карелла.
— По крайней мере, он в это искренне верит.
— Все тебя заедает, — сказал Карелла, — неуживчивый ты.
— Вот что я тебе скажу. Я наживаю язву желудка в этом забытом Богом участке. До этого у меня никогда не было неприятностей, но с тех пор, как меня сюда прислали, я и наживаю язву. Что ты на это скажешь?
Причин для появления язвы желудка у Буша было предостаточно, но ни одна из них ни в коей мере не была связана с назначением его в этот полицейский участок. Но в тот момент Карелле совсем не хотелось с ним спорить, и он промолчал. Буш только удрученно кивнул головой.
— Хочу позвонить жене, — сказал он.
— В два часа ночи? — удивился Карелла.
— Ну и что такого? — упрямо спросил Буш. В нем вдруг взыграл дух противоречия.
— Да ничего. Иди, звони.
— Я только хочу проверить, — сказал Буш. — Проверить.
— Конечно.
— А что тут такого, если позвоню ей и скажу о случившемся?
— Послушай, ты предлог ищешь? — спросил Карелла с улыбкой.
— Нет.
— Тогда звони своей жене и иди от меня ко всем чертям.
Буш выразительно кивнул. Они остановились у входа открытой в этот поздний час кондитерской на Калвер-авеню, и Буш вошел в нее. Карелла остался на улице, повернувшись спиной к двери.*
Город погрузился в тишину. Башни жилых домов, будто торчащие закопченные пальцы, уходили ввысь, упираясь в мягкий, ласкающий бархат неба. Иногда то тут, то там вспыхнет огонек в какой-нибудь спальне, будто откроется зажмуренный глаз. Мимо кондитерской прошли две молоденькие ирландки, громко стуча по асфальту высокими каблучками. Он непроизвольно скользнул взглядом по их ногам, тонким летним платьям. Одна из девушек развязно подмигнула ему, и обе захихикали. А ему почему-то вспомнились другие ирландские девчонки так ярко и выразительно, что казалось, они хранились где-то в его подсознании, или как будто он уже читал о них. Ирландские девушки… Да, действительно, он что-то такое читал об очаровательных ирландках. Интересно, а что Буш читает? Да ему, наверное, некогда этим заниматься. Он слишком поглощен заботами о жене. Уж очень беспокоится.
Он оглянулся. Буш все еще стоял в кабине и о-что быстро говорил. Мужчина за прилавком сосредоточенно склонился над карточкой тотализатора[3], в углу его рта застыла зубочистка. Чей-то ребенок сидел в конце стойки и пил яичный коктейль. Карелла вдохнул застоявшийся воздух. Дверь телефонной кабины наконец открылась, Буш вышел, хмуря брови, кивнул мужчине за прилавком и подошел к Карелле.
— Ужасно душно в этой кабине, — сказал он.
— Все в порядке? — спросил Карелла.
— Конечно. — Буш подозрительно посмотрел на Кареллу. — А почему должно быть иначе?
— Да так. Какие-нибудь соображения есть? С чего начнем?
— А вот тут уже будет не так просто, — ответил Буш. — Какой-то сумасшедший сукин сын сделал это из мести.
— Или кто-то решил совершить преступление.
- Этим обязаны заниматься следователи по делам убийств. С нас уже хватит.
— Мы еще даже не приступали, а ты говоришь, с нас уже хватит. Что с тобой творится, Хенк?
— Ничего, — сказал Буш, — только я никогда не считал, что полицейские семи пядей во лбу, вот и все.
— Нечего сказать! И это говорит полицейски?
— Да это правда! Послушай, этот ярлык детектива — куча ерунды, и ты это прекрасно знаешь не хуже меня. Все, что тебе надо как детективу, это пара сильных ног и железные нервы. Ноги носят тебя по разным свалкам, где ты обязан побывать, а железные нервы спасают от стрессов. Ты идешь по каждому следу механически. Если тебе повезет, тебе за это заплатят. А не повезет, то нет.
— И мозги здесь совсем не нужны, а?
— Разве что чуть-чуть. Большого ума не надо, чтобы быть полицейским. *
— О’кей.
— Что о’кей?
— О’кей, я не хочу спорить. Если Реардон пытался помешать
