Стивен Соломита - Взмах ножа
— Энрике Энтадос. — Неожиданно для себя Пако заплакал.
— Откуда ты знаешь? — Мудроу наклонился к нему.
— Он исчез. Его давно уже не видели.
— Может, просто уехал на пару дней проветриться?
Пако не на шутку перепугался.
— Боже мой, я говорю тебе все, как есть. О собаках и ловушке знало всего несколько человек. Энрике знал. Понимаешь, он приехал из Пуэрто-Рико, это мамин племянник, это я устроил его на работу. Если найду, сам и поджарю. Он будет у меня гореть на медленном огне.
— Хорошо, хватит. — Мудроу достал блокнот и полез в карман за карандашом. — Начнем с его друзей и родственников.
Глава 3
Столкнувшись с трудной задачей, Мудроу приступал к ней с упорством, свойственным каждому детективу. Он терпеливо проверял все слухи, допрашивал всех свидетелей, пока не появлялась нить, за которую можно было ухватиться. Нередко информацию приходилось выдавливать, работа продвигалась, но при этом он никогда не забывай, что люди — разные, хорошие и плохие, и работать с ними тоже надо по-разному. Правда, в этом случае никакие подходы, никакое давление не помогали обнаружить след Энрике Энтадоса, а Мудроу не привык проигрывать, и теперь все чаще и чаще он разряжался с помощью алкоголя, если не мог справиться с раздражением, переходившим в ярость. Но в этот раз, сидя с капитаном в баре «Килларни Харп», он чувствовал скорее смущение, чем гнев. Мудроу был озадачен и обеспокоен. Он был уверен, что все, кого он допрашивал, говорили правду. Энрике Энтадос просто-напросто исчез.
Ходили слухи, что парнишка забрал у Чедвика огромные деньги и теперь гуляет где-то на Западном побережье. Но это было очень неправдоподобно. Мальчишки, вроде Энрике Энтадоса, не слишком сообразительны. Уйти на дно, затеряться с большими деньгами в самом сердце Америки? Вряд ли он до этого додумается. Худенький, темнокожий пуэрториканец, говорящий по-английски с сильным акцентом, никогда не был боевиком Чедвика. Обычный мальчик на побегушках, из тех, чьи обязанности — платить по счетам за электричество и следить, чтобы в холодильнике было вдоволь пива и закуски. Даже если бы у него хватило сил взвалить на себя Рональда Чедвика, который был тяжелее его килограммов на тридцать, Мудроу не мог себе представить его с гранатой в руке, затаившимся под лестницей на пятом этаже. Это было невероятно.
Сначала Мудроу решил, что один из конкурентов Чедвика использовал Энтадоса как информатора, а затем убрал, чтобы не было лишних разговоров. Напротив, поставщики героина были в панике, безуспешно пытаясь найти ему достойную замену среди перекупщиков. Цена на героин там, где он вообще был, за неделю, что прошла после смерти Чедвика, выросла втрое.
— Энтадос мертв, — сказал Мудроу, глядя капитану в глаза. — Нет такого места, где бы он мог спрятаться. Но знаешь, что самое смешное? Я не только не знаю, кто его убил, я даже не знаю, за что его убили.
— И что теперь, Стенли? — Капитан жадно пил пиво. У него наконец утихла язва. Настроение у Эпштейна явно исправлялось, он определенно повеселел. — Слушай, похоже, все идет отлично. Теперь можно снова заняться участком. Это единственное, что меня теперь интересует.
— Ради Бога, капитан. — Мудроу поднял руку и отряхнул рукав, на котором появилось большое пятно. — Ты посмотри, все мокрое.
— А что же ты хотел? — Капитан кивнул. — Когда стол — не стол, а лужа пива, рукав намокает.
— Знаешь, капитан, меня всегда поражает, как это каждый, кого мы подозреваем, оказывается совершенно непричастным к делу. Мне это не нравится, и не нравится потому, что я знаю, что дальше может произойти что-то очень и очень неожиданное.
Эпштейн жестом подозвал Риту.
— Слушай, ну что ты за женщина? Как ты можешь позволить, чтобы мой друг сидел с пустым стаканом?
Рита положила руку на плечо Мудроу, наклонилась и поцеловала его в макушку.
— Не волнуйтесь, капитан, он получит свое потом.
— Пусть он получит все сейчас, Рита. Принеси ему пива. И раз уж ты все равно пойдешь, захвати и для меня тоже.
Мудроу пожал плечами.
— Завтра я поеду в ФБР. И кроме того, мне еще надо проверить парочку ребят из списка Пако.
— А что потом?
— А потом ничего.
Рассуждения детектива Стенли Мудроу оказались правильными, и все его страхи подтвердились. Энрике Энтадос так и не объявился в Лас-Вегасе в обнимку с блондинкой с ногами, растущими от шеи. Он лежал в подвале квартиры номер 1109 по Клинтон-стрит, в третьем из пяти сгоревших домов, давно покинутых жильцами. На теплом весеннем воздухе труп Энтадоса начал быстро разлагаться, и крысы, учуяв запах, прилежно рыли землю. Зарыли его неглубоко. Все обитатели этих домов, — а сюда приходили, чтобы принять свою дозу героина, — знали, что можно забраться в любую из комнат на верхних этажах, но чего не следует делать, так это спускаться в подвалы, сырые и темные, скрывающие тайны, до которых разумному наркоману нет никакого дела.
Энрике Энтадос, не самый толковый из мальчишек, тем не менее изо всех сил старался услужить своему родственнику Пако. Ведь Рональд Чедвик был его единственным шансом. У Энрике всегда водились карманные деньги, а скорее всего, и не только карманные. Костюм был новый, чистенький, брюки тщательно отутюжены. И еще при нем всегда был пистолет. Энрике Энтадос, последний оборванец в Кабо-Рохас, ходил по городу Нью-Йорку с настоящим пистолетом в кармане и с грозным видом отгонял всякое хулиганье, если оно слишком приближалось к дому Чедвика. Он знал всех перекупщиков героина. Они с ним заговаривали на улице, интересовались здоровьем матушки, Чедвика, самого Пако. Знал он и самых мелких торговцев, включая новичка в героиновой войне Джонни Катаноса по кличке Зорба-урод.
Появление на наркосцене Джонни Катаноса было внезапным и даже в чем-то примечательным. Его привел в Нижний Ист-Сайд Джейсон Петерс, мелкий торговец, с которым они познакомились в баре на Двадцать седьмой улице. Джейсон несколько раз продавал ему мелкие дозы героина, но Джонни согласился свести его с оптовиками на Атторни-стрит, где героин и кокаин продавались на импровизированном рынке, который находился в квартале от цитадели Чедвика. Успех Джонни был необычаен, и сам его подход к делу выглядел совершенно нетрадиционным, поскольку он покупал и продавал, не торгуясь. Его не интересовала прибыль как таковая. Ему нужен был Рональд Чедвик, и Энрике Энтадос служил ему инструментом, и тоже особенным. Такой инструмент может понадобиться лишь однажды. К тому же Энрике не хотел быть предателем и подставлять хозяина. Он пытался уйти в сторону, но человек по имени Музафер отличался упрямством незаурядным, и в конце концов преданность Энрике была сломлена.
В какой-то степени Музафер даже сочувствовал Энрике. Он испытывал к нему симпатию, потому что отлично знал, что значит начинать с нижней ступеньки. Он провел детство в лагере палестинских беженцев в Иордании. В то время его звали Афтаб Квази Малик. Хотя были у него и другие имена. Его отец возглавлял борьбу против англичан, и понятно, что ему постоянно приходилось менять документы. Музафер рос в среде повстанцев и с ранних лет приобщился к революционным идеям. Уже в юности он участвовал в террористических акциях и пользовался репутацией отчаянного боевика: в одиночку, хотя и с благословения ООП — взорвал бетонный блиндаж с четырьмя солдатами-израильтянами. Это был обряд посвящения в мужчины, палестинский эквивалент итальянской церемонии, известной под названием «сращивание костей». После этого он прошел специальный курс обучения в Сирии, а затем участвовал в десятках операций по всему миру.
Вероятно, длительной и успешной карьере Музафера во многом способствовала его внешность. Увидев его, никто не мог предположить, что перед ним преступник. Лицо мягкое и нежное, а черные глаза с длинными густыми ресницами могли бы украшать женщину. Эти глаза вместе с полными губами делали его равно привлекательным для обоих полов, и те, кто охотился за ним вот уже пятнадцать лет, считали, что он сам тяготеет и к женщинам, и к мужчинам одинаково. Роста он был невысокого и весил всего шестьдесят килограммов.
Последние десять лет Музафер всего-навсего исполнял приказы, которые кто-то где-то там отдавал. Проект, над которым он работал сейчас, был его собственным детищем с самого начала.
Пожалуй, встречу, на которой была решена участь Чедвика, следовало бы провести где-нибудь в Аравийской пустыне, в шатре, устланном коврами, или в глиняной хижине, древней, как сама Библия, где женщины в парандже подносили бы крепкий сладкий чай, а участники, покуривая кальян, говорили бы на каком-нибудь полузабытом диалекте. В воздухе, расплавленном от жары, должны были бы раздаваться крики погонщиков верблюдов или смех женщин, достающих воду из колодца.
Но все происходило не так. Два друга детства встретились в мотеле в пригороде Афин, штат Джорджия. Мужчины разговаривали, покуривая «Мальборо Лайт». Они сидели на стульях друг против друга, телевизор исторгал громкую музыку — на всякий случай, если бы кому-то вздумалось установить здесь подслушивающее устройство.
