Фридрих Незнанский - На Большом Каретном
– Господи, да о чем ты говоришь! Конечно, поможем. И я, и Турецкий...
– Если, конечно, вам это не обременительно, – повторила Алевтина. И, судя по ее голосу, этот телефонный звонок дался ей с большим трудом.
– Прекрати! И говори, когда, где и что.
– Пока что ничего не знаю, но... Я тебе буду звонить, если можно, конечно.
– Господи, ну что ты за человек такой! – взвилась Ирина Генриховна. – Ей одно говоришь, а она другое тебе долдонит. И запомни: не можно, а нужно!
– Спасибо тебе, Ира.
Ирина Генриховна обреченно вздохнула. Спасибо... Не зная, что сказать на это, она спросила негромко:
– Может, помощь Турецкого будет нужна?
Я имею в виду со стороны прокуратуры.
– Н-не знаю, – замялась Алевтина. – Пока что ничего не знаю. – И опять: – Спасибо тебе... вам обоим спасибо.
Положив телефонную трубку на рычажки, Ирина Генриховна какое-то время сидела на пуфике, зажав голову руками и тупо уставясь остановившимся взглядом в пол. Была прекрасная семья, жил хороший человек, и вдруг, в одночасье... Если бы не брошенная им жена, то даже похоронить по-человечески некому. Как говорится, судьба играет человеком, а человек играет на трубе. А если еще проще, то не знаешь, где потеряешь, а где найдешь. Вот и ее Турецкий, козел-осеменитель... Впрочем, чего старое ворошить? Все это в далеком прошлом, а сейчас, особенно после того, как несколько лет назад она буквально вытащила его из лап смерти, когда он лежал после ранения в госпитале, на него бы порой, как на мужа, только Богу молиться, да гордыня не позволяла.
«Впрочем, чего это я, – встряхнулась Ирина Генриховна. – Не хватало еще Турецкого поставить на место Юрки Толчева! Вот дура-то!»
Помассировав виски и рывком поднявшись с пуфика, она прошла на кухню, достала из холодильника бутылку минеральной воды, наполнила бокал. Искрящиеся холодные пузырьки ударили в нос, и она почувствовала облегчение. По крайней мере, в голову уже не лезли дурные мысли. Подумала было, что сейчас бы самое время рюмку коньячку выпить, и уже с этой мыслью направилась в дальнюю комнату, с окном во двор, которую Турецкий обустроил под свой рабочий кабинет.
– Ты занят?
Он оторвался от экрана компьютера, на котором высвечивался какой-то зигзагообразный график, и вместе с вращающимся креслом развернулся лицом к жене:
– Для тебя – ни-ко-гда!
– От вас ли я это слышу, Александр Борисович? – с язвинкой в голосе произнесла Ирина Генриховна, усаживаясь в глубокое кожаное кресло напротив.
– Прости, это были ошибки молодости, – шутливо покаялся он, прижимая руку к сердцу. – Той самой молодости, когда на первом месте работа, а потом уже... – И он, как на плахе, склонил голову. – Прости.
– Не ерничай! – урезонила его Ирина Генриховна и негромко добавила: – Аля звонила. Толчева.
– Даже так?! – удивился Турецкий.
– Да, даже так! – неизвестно отчего начиная злиться на мужа, кивнула Ирина Генриховна.
Видимо сообразив, что сейчас не совсем подходящее время для словесной пикировки и жена в сердцах может наговорить ему много лишнего, Турецкий откашлялся, произнес негромко:
– И чего она?
– Ты хочешь спросить, зачем звонила и чего она от нас с тобой хочет?
– Ну-у, в общем-то, да.
– Не волнуйся, лично от тебя она ничего не хочет. Просто просила помочь с похоронами.
– С похоронами Толчева?! – искренне удивился Турецкий. Ирина Генриховна скептически посмотрела на мужа. М-да, все-таки женское начало и мужское – это две совершенно различные цивилизации, и то, что вполне естественно воспринимает женщина, тем более мать, никогда не понять мужику.
– Ты удивительно догадлив, – кивком подтвердила Ирина Генриховна. – Именно Толчева.
Молча проглотив язвинку жены, Турецкий уже более спокойно спросил:
– И что ты?
– Сказала, что она может полностью рассчитывать на нас с тобой. – Замолчала, всматриваясь в глаза мужа, и чуть тише добавила: – Или у тебя иное мнение?
– Ирка!
– Все, молчу, – в знак примирения подняла руки Ирина Генриховна и уже совершенно иными глазами покосилась на мужа. – Послушай, Саша, может, ты по своим каналам все-таки узнаешь, что произошло на Каретном? Может...
– Не дави. Я уж и сам думал об этом. Завтра буду звонить на Петровку.
Поквартирный опрос, проведенный оперативниками территориального Управления внутренних дел, не смог выявить ничего нового и только подтвердил версию, высказанную следователем прокуратуры. Убийство на почве ревности, возможно в состоянии аффекта, и... и самоубийство отчаявшегося человека. О чем и было доложено на совещании, которое проводил Яковлев.
Выслушав соображения начальника убойного отдела, молчавший до этого Яковлев побарабанил костяшками пальцев по столу и хмуро покосился на полковника:
– Сам-то в это веришь?
– Вполне.
– Почему?
– Да потому, товарищ генерал, что не только показания соседей по дому, но и тех друзей, а также сослуживцев Толчева, которых мы успели опросить, говорят за это. Мужик по-настоящему втюрился в эту сикуху...
– Полковник!
– Простите, товарищ генерал, вырвалось. Так вот, по рассказам опрошенных, Толчев без ума был от своей молоденькой жены, таскался с ней как с писаной торбой, ну а она... Поначалу, конечно, все было как в добропорядочных семьях, а когда его женушка оперилась малость и почувствовала свою власть над мужем... Короче говоря, дряхлеющий муженек и молоденькая, вертлявая женушка, требующая любовных утех и развлечений.
Хихикнул кто-то из оперов, что присутствовали на этом совещании. Обычно резкий в выражениях начальник убойного отдела старался подбирать такие слова, которые не могли бы ущемить «чести и достоинства» убитой женщины.
– Соседи, друзья, сослуживцы... – пробурчал Яковлев, которому по-настоящему было жаль Толчева. Порядочного человека и честного фотокора, который, в отличие от многих своих коллег, старался не изменять своим убеждениям. То есть не продаваться заказчику, как шлюха на Тверской. – Ну а что-нибудь более конкретное есть, что могло бы подтвердить эти суждения?
Бойцов утвердительно кивнул:
– К этому и веду, товарищ генерал. Отпечатки пальцев, снятые с пистолета, принадлежат Толчеву. И с этим фактом уже невозможно не считаться.
– М-да. – Нахмурившийся Яковлев побарабанил костяшками пальцев по столу, поднял на Бойцова глаза: – А ружье?.. Ружье, из которого стреляли в жену Толчева?
Бойцов понял его вопрос.
– На ложе пальчики стерты, судя по всему, во время драки, однако есть и посторонние. Думаю, что эти отпечатки пальцев оставлены любовником Марии Толчевой, когда он сцепился с ее мужем и пытался вырвать ружье. Короче, будем проверять, товарищ генерал.
– Побыстрей бы, – пробурчал Яковлев и кивком поднял с места Майкова, который весь этот день проработал в спарке со следователем прокуратуры. – Что прокуратура, капитан?
– Версий несколько, но рабочая одна – убийство на почве ревности и самоубийство.
– Что с пятнами крови на полу мастерской?
– Пока что можно сказать одно точно: это не Толчев. Судя по всему, Толчев разбил морду и любовнику своей жены.
В глазах Яковлева сверкнули искорки злости. Он не первый год работал в милиции, хорошо знал, что такое сыск и следствие, и поэтому ему не надо было разъяснять, с чего бы это вдруг молодой, но ушлый следователь прокуратуры выдвигает версию самоубийства Толчева как рабочую, то есть ту, на которую нужно делать основной акцент. Как говаривал когда-то незабвенный Лаврентий Павлович Берия, нет человека – нет проблем. Вокруг гибели известного на всю страну фотокора будет много шума, много слухов и пересудов, а при таком раскладе можно будет и уголовное дело закрывать, практически не открывая.
– Ну а сам-то ты что думаешь по этому поводу? – требовательно произнес Яковлев.
Было видно, как на шее Майкова дрогнула какая-то жилка, покраснели кончики ушей. Он прекрасно понимал, что начальник МУРа не очень-то доволен версией, которую выдвинула как основную прокуратура, и в то же время полностью склонялся к ней. Надо было на что-то решаться, и он произнес, откашлявшись:
– Считаю, что наиболее логично картину трагедии можно было бы выстроить следующим образом. Судя по всему, Толчев уже давно подозревал об измене жены и на этот раз вернулся с охоты раньше обычного. Каким-то образом догадался, что в доме находится ее любовник, и, перед тем как открыть дверь, расчехлил ружье. Бросил свой рюкзак у порога и...
– Короче можешь?
– Слушаюсь, товарищ генерал, – кивнул Майков, и его уши покраснели еще больше. – Предполагаю, что ворвавшийся в спальню Толчев застал свою жену с любовником в постели и, уже ничего не соображая, выстрелил в жену из двух стволов сразу. В этот же момент чудом оставшийся в живых любовник соскочил с кровати и, воспользовавшись тем, что ружье оказалось разряженным, бросился на Толчева. Между ними завязалась драка, которая переместилась позже в большую комнату, ближе к входной двери. Думаю, что во время драки любовник Марии Толчевой схватился за ружье, пытаясь вырвать его из рук Толчева, а когда у него это не получилось, он в панике выскочил в дверь.
