Фридрих Незнанский - Героиновая пропасть
С отвращением к себе, граничащим с отчаянием, вспоминал он о своем совершенно недопустимом для дипломата высшего ранга тоне, которым он разговаривал с зампредом ФСБ, с министром внутренних дел, с генеральным прокурором. Нет, это и разговором-то назвать было нельзя, это была сплошная истерика. Ах, как стыдно!..
Оставалось думать лишь о том, что вышеозначенные государственные лица, облеченные высокими полномочиями, смогли понять его состояние и не судили строго. Но все равно нехорошо.
Откричавшись и откомандовавшись, Егор Андреевич рухнул в кресло, чувствуя, что у него прямо-таки раскалывается башка. Елена Сергеевна, супруга, немедленно принесла ему таблетки «от головы», а затем сделала холодный компресс из мокрого полотенца. Вода из махровой ткани тоненькими струйками сбегала по щекам, и могло показаться, что этот упитанный и ухоженный пожилой человек по-детски обиженно плачет.
Но Каманин даже и не собирался плакать. Именно теперь, когда отошла на второй план опасность и стресс ослабил свою хватку, он обрел способность тщательно обдумать самый главный для себя вопрос: кому это было нужно? Qui prodest — говоря по-латыни, кому выгодно? Кви продэст?
Вопрос был тем более нелегким, что он с ходу мог бы назвать добрый десяток имен людей, с которыми его профессиональная деятельность была связана более чем тесно. Однако это совсем не значило, будто каждый из этих десяти человек захотел бы, говоря современным языком, лишенным этических оттенков, заказать его. Но ведь так оно и случилось! И значит, он был, этот заказчик! Кто?..
Время шло, а он, отдыхая в глубоком кресле, все перебирал и перебирал в уме своих коллег, оглядывая каждого внутренним взором, словно ощупывая пальцами традиционные четки, к которым пристрастился еще в Афгане. Говорили — нервы успокаивают. Может быть.
Но когда Егор Андреевич встречал древних дервишей, наблюдал за медленным движением потемневших зерен четок между сухими коричневыми пальцами, ему казалось, что это сама вечность тихо капает в пустоту, и круг этого падения бесконечен, как и вера, может быть, в переселение души, в ее бессмертие…
Его пока не беспокоили. На немой вопрос, обращенный к жене, та тихо ответила, словно боясь спугнуть глубокие думы мужа, что внизу приехали и работают специалисты. Что она объяснила их старшему, как все тут, дома, было, и тот не счел необходимым немедленно начать допрос заместителя министра. Это никуда не уйдет, и всему cвое время, тем более что этой стороной дела будет заниматься исключительно Генеральная прокуратура. Вот приедут и займутся.
Да, конечно, приедут, думал Каманин, и станут подробно обо всем расспрашивать. Но о чем? И надо же будет что-то отвечать! Ведь так не бывает, чтобы с бухты-барахты взяли да и взорвали автомобиль! Автомобиль?! И эта новая мысль вдруг высветила ситуацию совсем с иной стороны.
Ведь Володя побежал из машины в тот самый миг, когда… Иначе почему бы он оказался в холле подъезда? Значит, что же, знал? Вот оно! И Каманин вернулся к той, первоначальной своей мысли, когда увидел лежащего Володю с окровавленной головой: лучше бы он умер. Ага, именно то самое! И теперь ответ на основной вопрос определенно лежал именно в этой плоскости. Только его требовалось сформулировать.
В принципе по большому счету жизнь Егора Андреевича Каманина складывалась достаточно удачно. Взлет, если так можно выразиться, происходил вовсе не стремительно, однако достаточно твердо и уверенно. И главное, нигде не случалось пока сбоев.
Основу своего будущего он заложил еще в школьные годы собственной комсомольской активностью. Его старания заметили, и после окончания десятого класса ударный комсомольский кадр, не без помощи товарищей из райкома комсомола, организовавших рекомендацию третьего секретаря райкома партии, несмотря на весьма средние баллы, поступил в Московский университет — на философский, естественно. И престижно, поскольку философия все же мать иных наук, и для карьеры дальнейшей совсем не хило — без марксистской философии ни одно начинание не происходило в стране. И следовательно, перспективно.
Конечно, нигде, никому и ничего преподавать Егор не собирался. У него имелись другие планы. Он не без успеха доказал, что тяга к знаниям действительно может горы своротить. И потому, освоившись с философией, поступил параллельно на истфак МГУ, грамотно рассудив, что наша история, то бишь прошлое, как позже сформулирует известный хохмач, штука непредсказуемая и, следовательно, в умных руках способна творить чудеса. Ну, к примеру, помочь защитить кандидатскую диссертацию на материалах сравнительной истории села Горюхина. А там, глядишь, и докторская замаячит, если ты будешь вкрадчиво настойчивым и доброжелательным к своим оппонентам. С философией тут похуже, все-таки что-то знать надо.
Шутки это все, разумеется, однако везде есть огромная доля правды. Егор усвоил и то, что касалось правды, и то, что определяло грамотные подходы к ней.
Совершенно естественно, что выпускник МГУ, сам коренной москвич с историческим и философским образованием, оказался истинной находкой для родного райкома партии, рекомендовавшего в свое время способного юношу в науку. И ведь, кстати, не ошибся. Заматеревший юноша охотно откликнулся на предложение секретаря поработать на пропаганде и агитации с перспективой дальнейшего роста. Здесь имелось в виду то обстоятельство, что Егор к этому времени завершал работу над кандидатской диссертацией и к тому же два года уже состоял в рядах Коммунистической партии. Словом, мог считаться очень перспективным партийным работником.
Инструктор, зам зав сектором, зав сектором, зам зав отделом — он честно и достойно прошел все нижние ступени партийной иерархии. Стал кандидатом исторических наук, поговаривал о докторской. И тут случился неожиданный, но вполне оправданный поворот в биографии. Горком партии давно приметил растущий кадр и в нужное время рекомендовал молодого человека в Дипломатическую академию. И три года спустя перспективный Каманин убыл на стажировку на Ближний Восток, с которым у него будет связана практически вся дальнейшая деятельность. Видимо учитывая его опыт, руководство МИДа и решало вопрос его назначения советником посла СССР в Афганистане, когда там началась война и ограниченный контингент советских войск осуществлял активную поддержку завоеваний афганской революции.
Надо заметить, что Егор Андреевич Каманин, по собственному убеждению, сам создавал свою судьбу. У него всегда в нужном месте и в нужный момент находились люди, которые могли помочь ему. Как говорится в известной присказке, вы мне дырочку помогите прогрызть, а уж сыр воровать я и без вас научусь. Мышка-норушка, одним словом. И в райкоме партии у него находились доброжелательные советники, и в городском комитете, и в Министерстве иностранных дел, куда он возвратился после завершения афганских событий. Он не делал вид, что постоянно управляет ситуацией, но так получалось, что в очередной ключевой момент он оказывался именно там, где на него немедленно обращали внимание. Это ведь большое умение!
И еще один немаловажный фактор. Большинство власть имущих четко знает, откуда и когда начался стремительный рост благосостояния многих окружающих ныне светлейший трон. Не был беден и Егор Андреевич, хотя старался никогда и ни при каких условиях не афишировать своего, скажем так, достатка. Источником которого, надо понимать, и явилась афганская эпопея.
Как уже замечено, Каманин умел подбирать себе не только покровителей, но и помощников. Одним из них был молодой — на четыре года моложе — и весьма деятельный заместитель заведующего консульским отделом посольства в Кабуле Марат Багиров. Консульский отдел — это ведь не только визы там и прочее, это обширные связи, это почти невероятные и неконтролируемые возможности. Именно в Афгане вспоминался не раз старый анекдот времен какого-то очередного египетско-израильского конфликта.
По Синайской пустыне мчится арабский танк T-34, за ним несется еврейский «шерман». Наконец оба останавливаются. Еврей высовывается из башни и кричит арабу: «Почему не стреляешь?» Араб отвечает: «Снаряды кончились!» Еврей снова кричит: «А ты у меня купи!»
Нет, не о том речь, что афганская оппозиция воевала с законным правительством проданным им советским оружием, там и американцы через Пакистан куда как старались. Но никуда не денешься от того факта, что на продаже оружия, медикаментов, на скупке золота и транспортировке в Советский Союз наркотиков делались поистине состояния.
Марат Багиров отличался повышенной предприимчивостью, как, впрочем, большинство рожденных на Кавказе. Каманин заметил старательного тридцатичетырехлетнего дипломата и включил его в список нужных себе людей. А ближе к концу освободительной, как писали мы, и позорной, как писали на Западе, афганской кампании Каманин, не без помощи Багирова, познакомился с одним из молодых противников Бабрака Кармаля, человеком, пользующимся большим авторитетом среди оппозиции, которую привычнее было называть мятежниками, этническим таджиком Рахматуло Назри-ханом. Политический расклад в государстве, как убедился скоро Каманин, интересовал Рахматуло гораздо в меньшей степени, нежели забота о своем экономическом благосостоянии. А под его контролем, как выяснилось, находилось производство опиума и героина в ряде северных провинций Афганистана, что и стало в дальнейшем основным предметом заинтересованного обсуждения и последующего довольно тесного сотрудничества.
