Андрей Ильин - Криминальный отдел

— Шериф, говоришь?

— Так точно. Шериф!

— А я, по-твоему, осел. Которому ты тут без конца сказки впариваешь? И которые я тут слушаю.

— Никак нет. Вы подполковник. Товарищ подполковник.

— Я знаю, что я подполковник! Ты лучше скажи, что мне с этой жалобой делать. Гражданина Семенова.

— Ничего не делать.

— Не могу я ничего не делать. Потому что это сигнал. Не первый. И, судя по вашему поведению, не последний. На который я должен реагировать соответствующим образом…

— А вы скажите ему, что вторую бомбу-то все еще не нашли. И что найти ее могут только отвлекаемые по пустякам следователи Грибов и Григорьев…

— Вы из меня дурака не сделаете.

— А мы не делаем. Это все равно невозможно.

Присутствующие сдержанно заулыбались, захмыкали. Что подполковник мимо ушей не пропустил.

— В общем, так. Вы мне со своими художествами и сказками надоели. Тоже мне, братья Гримм нашлись. То бомбы подбрасывают. То, понимаешь, заложников освобождают вместо тех, кому это делать положено. Все! Считайте, мое терпение лопнуло. Буду ставить вопрос о вашем профессиональном несоответствии и…

Разгневанную тираду подполковника прервал резкий телефонный звонок. Прямого с вышестоящим начальством аппарата. Подполковник схватил трубку. На другой звонок он бы, наверное, не среагировал. Но этот не услышать не мог.

— Сейчас продолжим, — кивнул он подчиненным и поднес трубку к уху. — Да.

Да.

Да.

Так точно.

Будет сделано.

И аккуратно положил трубку на рычаг. И даже прижал ее сверху ладонью.

Следователи напряженно заерзали на стульях.

Подполковник помолчал. Вздохнул, бросил на только что прочитанный лист карандаш и сказал уже заметно подсевшим тоном:

— Закурить у кого есть?

Следователи разом протянули три разномастные сигареты. И три зажигалки. Подполковник закурил. Два раза затянулся и смял сигарету в пепельнице.

— Грибов и Григорьев — на выход.

— Когда?

— Немедленно.

— Как немедленно? Вы же говорили, что будете ставить вопрос насчет соответствия…

— Идите. Идите. Клоуны. Навязались на мою голову.

— Куда идти? Товарищ подполковник?

— Идите… Сами знаете, куда идите… К генералу идите…

— А мы? — спросили следователи.

— А вы сидите! — приказал подполковник. — Или, впрочем, тоже идите. Покурить. Минут на десять. Но через десять минут снова всем явиться ко мне.

— Товарищ подполковник! Время уже…

— Через десять минут! Все! До единого! И не дай бог хоть кто-то…

Глава 2

Кабинет генерала мало напоминал кабинет настоящего генерала. Никаких новомодных наворотов в виде подвесных потолков и офисной мебели. Длинный стол. Два ряда придвинутых к нему стульев. Лампа. Телефон. Ретро-шкаф. Двухкамерный личный сейф. Все просто и функционально. Из предметов роскоши — только удобное кожаное кресло, стакан в серебряном подстаканнике и портрет Андропова на стене. Почему именно Андропова — уже давно никто не спрашивал. Привыкли.

Генерал был такой же, как кабинет. Без излишней вычурности. Но не без чувства достоинства.

— К вам следователи Грибов и Григорьев, — доложил дежурный.

— Пропустите, — распорядился генерал. — Да, и вот еще что, соорудите три чашки чаю. Покрепче.

Следователи открыли высокую, обитую дерматином дверь. И еще одну.

— Товарищ генерал! По вашему приказанию…

— Проходите. Садитесь, — кивнул генерал на стулья.

Следователи прошли. И сели. Раз командование предлагает.

За ними следом в кабинет протиснулся дежурный. С подносом. И стоящими на нем тремя стаканами горячего чая. В подстаканниках с изображениями Московского Кремля, звезд и прочей патриотической атрибутики. В вопросах быта генерал был ретроградом. Из каких подстаканников хлебал чай тридцать лет назад, из тех же пил и сейчас. Новомодные, с современным дизайном чашки его раздражали.

— С сахаром? — спросил генерал.

— Два с сахаром, один без, — ответил дежурный, разворачивая поднос. Ручка одного из подстаканников была предусмотрительно повернута в сторону высокого начальства.

Генерал взял свой стакан. Отхлебнул один глоток и поставил стакан на стол. На чем неофициальная часть была закончена.

— Ну что, опять, говорят, вы с начальством конфликтуете? — спросил генерал.

Следователи встали. И уперли взгляды в зеленое сукно стола заседаний.

— Мы — никак нет. Это оно с нами конфликтует.

— По какому такому поводу?

— По отдельным проблемам теоретической юриспруденции.

— Юриспруденции, говорите?

— Так точно! — дружно отрапортовали следователи.

— Да сядьте уж, — устало махнул рукой генерал. — Я, собственно, не по этому. Я совсем по другому вопросу.

Следователи сели.

— И что вам спокойно не живется? Как всем. Что вы такие несговорчивые? Такие неуживчивые?

— Чтобы уживчивость в привычку не вошла, — ответил Грибов. — Вначале под начальника подстроишься. Потом под его жену. Потом под его тещу. И под хороших знакомых тещи. Которые угодили под следствие…

— Под всех начальников не желаете подстраиваться?

— Нет. Только под непосредственных.

— Под меня, значит, тоже?

— Нет, вы — дело другое. Вы генерал. И теща у вас генеральская. То есть выше всяких подозрений.

— Ну, тогда я спокоен.

Следователи пожали плечами. И разом отхлебнули казенного чая.

— И все же я должен предупредить, чтобы вы поаккуратней себя вели. Все-таки не в собесе работаете. В органах правопорядка. А позволяете себе иногда черт знает какие вещи. Вот ваш начальник опять написал на мое имя рапорт…

Следователи встали.

— Впрочем, как я уже говорил, я вызвал вас совсем по другому вопросу. Я бы даже сказал, по щекотливому вопросу. Дело в том… Дело в том, что есть у меня один хороший знакомый…

— Родственник тещи? — не удержавшись, встрял Григорьев.

— Нет. Знакомый моей жены, — твердо сказал генерал, — работник банка. И вот этот знакомый попал в серьезную переделку.

— Похоже, зашел в магазин и случайно растратил основные банковские фонды, — тихо сказал Грибов своему напарнику.

— Нет. Действительно серьезную, — никак не прореагировал на подначку генерал.

Следователи переглянулись.

— Я бы не стал к вам обращаться. Но вчера вечером у него украли ребенка. Единственного.

Следователи перестали переглядываться. Следователи заметно посерьезнели.

— А он ничего не путает? Может, дело обстоит не так трагически? Может, он отправил девочку на уик-энд на Мальдивские острова и забыл об этом? Или жена отвезла ее к бабушке. И ничего ему не сказала… Или девочка по собственной инициативе ушла к подруге, у которой сломались все часы, и там заигралась… Такое бывает. Чаще всего именно такое и бывает при пропаже граждан…

— Нет. На этот раз нет. Не отправляли и не отвозили. И вообще никакие случайности здесь места не имеют. Девочку похитили. Два часа назад ее отец получил письмо. С сообщением, что она находится в руках преступников. И с угрозами. О возможной физической расправе.

— Он, то есть я хотел сказать — отец, заявил об этом в милицию?

— Отец не решился заявлять в милицию. Он боится за жизнь ребенка. И, честно говоря, я ему это тоже не посоветовал.

— Почему? — спросил Грибов.

А про себя подумал: «Дожили, руководящие чины органов правопорядка не советуют обращаться за помощью в органы правопорядка. Куда дальше ехать…»

— Я не посоветовал… потому что время такое. Потому что даже я, генерал милиции, не верю, что этого ребенка можно вернуть домой живым, если преступники почувствуют слежку. Это раньше детей щадили. Теперь с ними поступают так же, как со взрослыми свидетелями…

— Но если нет официального заявления, чем мы вам, то есть ему, можем помочь?

— Неофициальным расследованием. В рамках ваших возможностей. Грибов качнул головой.

— Нас только что отчитывали за применение недозволенных методов…

— Поэтому я и обратился к вам. Как к специалистам по этим самым методам. И еще потому, что хорошо вас знаю. Ваш профессионализм. И умение держать язык за зубами.

— Судя по всему, официального распоряжения не будет?

— Не будет. Это дело поручено не нам. И поэтому я не могу приказывать. Но я ПРОШУ вас сделать все возможное для спасения ребенка. В частном порядке.

— Но мы с утра до ночи находимся на работе. Минуты свободной нет. Как у той белки в колесе. Мы физически не сможем выполнить вашу просьбу.

— Время у вас будет. Я предоставлю вам отпуск без сохранения содержания. По вашей, в связи с семейными обстоятельствами, просьбе.

— На сколько?

— На десять календарных суток.

— Отпуск без сохранения содержания и без надежды на отдых, — вздохнул Григорьев. — Хорош отпуск.