Аркадий Вайнер - Право ходить по земле
— Простите, а когда она приехала из командировки?
— В субботу утром. Таня ездила на лавсановый комбинат в Ровно, неделю там была. Привезла очерк. Да! Говорила, что нашла какой-то поразительный материал для рубрики «На моральные темы», но что-то ей ещё должны были не то прислать, не то она должна была проверить. Я сам был в закрутке и как-то пропустил это мимо ушей. Да оно, собственно, сейчас уже не имеет значения…
Стас спросил как бы между прочим:
— Аксёнова не замужем?
— Нет. У неё был один человек. Не знаю даже, как его назвать, — жених, что ли.
— Вы о Ставицком говорите?
Стёпичев взглянул на него удивлённо:
— А вы уже о нём знаете?
— Пока очень мало. Я как раз и хотел что-нибудь интересное о нём узнать.
— Да ничего, по-моему, в нём нет интересного! Актёр! Таким всю жизнь не хватает одной роли, чтобы стать знаменитыми.
— Я хочу вам напомнить — мы об обстоятельствах убийства почти ничего не знаем. Нам лишь известно, что Таню убил высокий молодой человек в тёмном пальто с чемоданчиком в руке, — сказал спокойно Стас.
— Во-первых, Ставицкий ходит в сером пальто, а во-вторых, я не верю, что он может быть к этому причастен.
— Во-первых, я вам не сказал, что подозреваю Ставицкого, — мне просто надо лучше знать людей из окружения Аксёновой. А во-вторых, в уголовном розыске «Не верю!» — это не аргумент. Мы предпочитаем факты.
— Видите ли, я его не люблю и не могу быть объективным. А вам необъективность сейчас может только навредить. Да и действительно я его очень мало знаю. Встречался с ним несколько раз, и мне он не понравился. По-моему, просто хлыщ, который дома снимает с себя интеллигентность, как пиджак. Мне иногда казалось, что Таня его терпит, потому что дала себе слово сделать из него человека. А может быть, я и неправ, не знаю…
2.
Беляков вошёл в комнату стремительно, рывком. В руках он держал сырой ещё оттиск газетной полосы. Беляков был очень мал ростом, очень прям, очень озабочен.
— Здравствуйте, товарищ Тихонов. Я — прямо из типографии.
Стас встал, шагнул навстречу.
— Сидите, сидите. Вот здесь мы даём Танин очерк, который она привезла из командировки.
На желтоватом листе бумаги выстроились колонки сереньких букв, аккуратно огибая белые пятна, куда втиснутся клише фотографий. Сбоку шёл высокий трёхколонник, названный «Много ли человеку доброты надо?». Под заголовком — фамилия Тани в траурной рамке и жирным шрифтом официальное: «Когда верстался этот номер, трагически погибла молодая талантливая журналистка Т.С. Аксёнова. Читатели хорошо знают…»
Стёпичев поднялся.
— Ну, я поехал, — он обнял Белякова за плечи, пожал Стасу руку, — желаю удачи.
— Из Норильска телеграфируй, — сказал Беляков.
— Пока.
Дверь захлопнулась, и долго ещё из коридора доносились чёткие шаги Стёпичева.
Беляков снял очки и, высоко подняв их, стал протирать платком. Как у всех очень близоруких людей, глаза у Белякова без очков сильно скашивались к носу и лицо становилось незащищённо голым. «Глазные мышцы от постоянного напряжения слабеют», — подумал Стас.
Беляков надел очки и снова стал руководяще озабоченным.
— Мы потрясены этой трагической, нелепой гибелью, — сказал он и доверительно добавил: — Наш главный хочет снестись с вашим руководством на предмет выделения группы самых сильных оперативных работников для расследования этого из ряда вон выходящего дела.
— Благодарю за внимание, — усмехнулся Тихонов, — только самых сильных мало, а преступлений ещё вполне хватает. Так что, если все самые сильные будут заниматься одним делом, для преступников будет не жизнь, а малина. Кроме того, мы занимаемся не следствием, а оперативным розыском преступника. Следствие ведёт прокуратура.
— Не обижайтесь, товарищ Тихонов. Я, наверное, неудачно выразился. Я просто хотел сказать, что этому убийству надо уделить чрезвычайное внимание.
— Я не обижаюсь, товарищ Беляков. А что касается чрезвычайного внимания, то оно уделяется у нас всякому убийству.
— А как вы думаете, поймают убийцу?
— Я за это зарплату получаю, — сказал зло Стас и вспомнил спокойное шараповское: «Найдём. И не таких находили».
— А всё-таки случается ещё, что такие преступления остаются нераскрытыми?
— Случается.
— Вот видите!
— Что я вижу? Убит человек. Надо выяснить, почему. Тогда уже будет проще найти — кто убил. Для этого берём всю совокупность объективных обстоятельств вокруг убитого и отметаем всё лишнее — налицо мотив и субъект преступления.
Беляков смотрел недоверчиво — разыгрывает его оперативник, что ли? Стас говорил спокойно, слегка улыбаясь, скрывая душившую его злость.
— Да-да, как у Родена — берём каменную глыбу и отсекаем всё ненужное.
— Но ведь это, наверное, дьявольски трудная задача, — растерянно произнёс Беляков.
— Нет. Если привыкнуть, то ничего, — успокоил Стас, подумав: «Ох, милиция, милиция! Горький, чёрствый хлеб!»
По лицу Белякова было видно, что он в Стаса не верит. «Медаль надо было надеть», — усмехнулся про себя Стас.
— Всё это так непостижимо, нет никаких логических объяснений всему свершившемуся, — сказал Беляков и очки его запотели. — Даже не знаю, как вы это распутывать будете. Боюсь, уйдёт убийца от кары.
Больше всего Стаса бесило, что Беляков молод. Ну, старый, какой-нибудь пенсионер со сквера, обыватель доминошный бормотал бы такое — понятно. Но молодой совсем парень — это уж чёрт те что! Только бы не сорваться, спокойно:
— Как я понимаю, вы хотите получить от меня расписку в том, что я обязуюсь найти убийцу. Такой расписки я вам не дам. И никто не даст. Потому что я — человек. И всякий другой оперативник — молодой или старый — только человек. Поэтому мы можем ошибаться, не знать, не понимать, не предвидеть. И всё-таки мы ищем и, как правило, находим.
— Каким же образом? — с интересом спросил Беляков.
— На моей стороне закон, все люди, общественное мнение, — устало сказал Тихонов. — Наконец, я человек, а он — волк, человеко-волк, и рано или поздно мы его загоняем за флажки.
— Да-а, это по-своему убедительно, хотя довольно общо, — упрямо сказал Беляков.
— Ладно, предлагаю эту криминалогическую дискуссию перенести на внеслужебное время. Я хотел бы с вашей помощью ознакомиться с архивом Тани Аксёновой…
Около трёх часов Стас задвинул последний ящик стола, откинулся на стуле. Всё. Не нашлось ничего интересного. Беляков тоже устал от напряжения — он расшифровывал Стасу некоторые непонятные Танины записи.
— Вот посмотрите её последний блокнот. Она забыла его у меня на столе, уходя в понедельник.
«Предпоследний, — подумал Стас, — последний был у неё в сумке».
Он взял из рук Белякова красную ледериновую книжку, долго листал. Записи и пометки о людях, каких-то кораблях, атомной электростанции на Чукотке, сказка о диком олене Хоре и очень много фраз — вставочек, наподобие режиссёрских ремарок: «Гораздо больше экспрессии», «Это одеяло лжи, сшитое из лоскутков правды», «Потеря темпа», «Врёт так интересно, что не хочется спорить».
Видимо, у Тани была привычка механически записывать отдельные мысли. Уже в самом конце шли наброски очерка о людях Ровенского комбината, который завтра будет напечатан в газете. На последней странице написано: «М.П. Синёв, А.Г. Громов, Шурик, А.Ф. Хижняк», «Говорят, что микробы проказы могут прожить в организме, объективно не проявляясь до пятнадцати лет», «В плотине моральных устоев открылся слив для всех человеческих нравственных нечистот», «Трусость — детонатор жутких поступков». Какие-то птички, галочки. Больше ничего нет.
— Тут тоже ничего нет, — вернул Стас Белякову блокнот. — Скажите, Аксёнова не заявляла в план каких-либо материалов, связанных с проблемой преступности? Или, может быть, с судьбами жертв фашизма?
— Нет. Это вообще не относится к тематике нашего отдела. А проблемами фашизма занимаются международники… Она мне сказала, что сдаст какой-то интересный материал, но я в понедельник был очень занят…
— Когда вы видели Таню последний раз?
— Подождите, сейчас я точно скажу. Третью полосу приносят в половине шестого. Да, в половине шестого я зашёл в отдел, и Таня с кем-то говорила по телефону. Да-да, она ещё мне показала рукой — подождите, мол. Но меня вызвали в секретариат, и я решил зайти позднее. Заглянул минут через сорок — её уже не было.
— А о чём говорила Таня, вы не слышали?
— Видите ли, я не имею обыкновения слушать чужие разговоры.
— Жаль, — сказал Тихонов. — Жаль, что не нарушили в тот раз обыкновения.
В отделе кадров Стас быстро перелистал личное дело Аксёновой. Последняя характеристика для поездки в международный дом отдыха журналистов в Варну. «…Зарекомендовала себя… деятельный и инициативный журналист… ведёт большую общественную работу, политически грамотна… морально устойчива…»
