Энн Перри - Бомба в Эшворд-холле
Выражение лица слуги едва заметно изменилось – возможно, стало чуть-чуть жестким.
– Долл Эванс? – переспросил он. – Да, сэр, конечно, знаю. Очень хорошая девушка, работящая, хорошо знает свои обязанности, и никогда от нее никакого беспокойства.
Питт почувствовал, что Уилер насторожился. Слишком торопливо отвечает… Почему? Он к ней неравнодушен или просто блюдет честь своего хозяина?
– Она болела примерно три года назад?
Камердинер насторожился еще больше. В его глазах промелькнули озабоченность и опасение, как бы не сболтнуть чего лишнего. И Питт тотчас же убедился, что Уилер уже тогда знал обо всем.
– Она некоторое время болела, да, сэр, – не стал отрицать слуга.
Он не спросил, почему суперинтенданта это заинтересовало.
– А вы знаете, что это была за болезнь? – продолжал Томас.
Щеки Уилера слегка порозовели.
– Нет, сэр. Не мое дело спрашивать, а сама она ничего не говорила. Это, знаете, дело личное.
– Она как-то изменилась после болезни? – гнул свою линию суперинтендант.
На лице камердинера появилось отсутствующее выражение. Он совсем не собирался пускаться в откровенности, но давно усвоенная им вымуштрованная любезность не исчезла, а только стала несколько сдержанней.
– Она изменилась? – снова спросил Питт.
Уилер взглянул на него в упор. Глаза у него были серыми и совершенно непроницаемыми.
– Да, сэр, она долго выздоравливала. Наверное, болезнь была тяжелой. Иногда так случается. – Он вздохнул и продолжил: – Когда работаешь за ради пропитания, очень страшно вот так сильно заболеть, сэр. У Долл никого нет, чтобы ухаживать за нею в случае болезни, – нам всем такое знакомо. Стараешься об этом не думать, но иногда обстоятельства заставляют.
– Знаю, – тихо и чистосердечно ответил Томас. – Вы, наверное, забыли, мистер Уилер, что я полицейский, а не джентри[12] вроде тех, кто здесь заседает. У меня нет личного состояния и дохода. Мне приходится зарабатывать себе на жизнь точно так же, как вам.
Слуга немного покраснел.
– Да, сэр, я забыл, – извинился он, но все равно упорно держался своей позиции. – Не знаю, зачем вы спрашиваете меня про Долл, но она честная и порядочная девушка, сэр. Она всегда правду говорит, а если не может, то лучше промолчит, но врать не станет.
– Нет, станет, – мягко возразил суперинтендант. – Например, чтобы защитить чувства миссис Гревилл, когда сделать это по-другому невозможно.
Уилер уставился на него, и Питт понял: он не признается, что ему все известно. Щеки слуги покраснели от волнения, а не только от желания соблюдать лояльность. Но настаивать дальше было бесполезно. Полицейский уже понял все, что ему было нужно, и камердинер тоже это понимал.
– Спасибо, – сказал Томас, слегка кивнув и открывая дверь буфетной.
Выйдя, он направился к черной лестнице, затем прошел через обитую зеленой байкой дверь и поднялся наверх. Ему не хотелось встретить кого-нибудь на парадной лестнице, кто мог бы обратиться к нему с расспросами, куда он идет. Суперинтендант обязан был сделать то, что задумал, и заранее страшился этого. Но, как было и в случае с Грейси, знание не оставляло ему выбора.
Томас постучал в дверь к Юдоре. Она ушла из столовой еще раньше его, так что теперь должна была находиться у себя в комнате. Полицейский надеялся, что застанет ее одну. Дойл пока еще сидит в мужской компании и, возможно, пьет портвейн, а Пирс наверняка сейчас с Джастиной, если не остался с дядей и остальными мужчинами.
Из-за двери послышался ответ, и суперинтендант вошел.
Миссис Гревилл снова сидела в большом кресле у горящего камина. Ее темное платье с широкой, ниспадавшей волнами юбкой траурно смотрелось на фоне нежных пастельных тонов занавесей, обивки и цветов в вазах.
При виде него женщина несколько нахмурилась, и Томас почувствовал себя виноватым. Он притворил дверь.
– В чем дело, мистер Питт? – спросила Юдора все еще дрожащим, как в прошлый раз, голосом. – Вы что-нибудь узнали?
Полицейский подошел к камину и сел напротив нее. Как бы ему хотелось заговорить о чем-нибудь другом! Наверное, эта дама опасалась за Дойла. Или за Пирса? Но нет, это вряд ли… Почему же она подумала, что Дойл мог убить ее мужа? Насколько яростный националист ее брат? На поверхностный взгляд он казался наиболее здравомыслящим из всех четырех ирландцев, и он был определенно более доступным голосу разума и способным к компромиссу, чем Фергал Мойнихэн или Лоркан Макгинли.
– Миссис Гревилл, – начал Томас несколько неуверенно, – когда кто-то умирает, о нем можно узнать много такого, чего никто до этого не знал. Иногда эти сведения причиняют сильную боль и противоречат тому представлению, которое создалось о нем у близких при его жизни.
– Я это знаю, – сказала Юдора и поспешно подняла руку, словно для того, чтобы остановить гостя. – Вам ни к чему мне об этом говорить. Я ценю вашу деликатность, но я уже поняла, что у моего мужа были связи с женщинами, о чем я прежде не знала. Я и теперь предпочла бы этого не знать. Хочу сказать, что со временем я буду готова услышать разное, однако сейчас… мои чувства слишком… смятены…
И она открыто поглядела на полицейского. По-видимому, мнение Питта очень много для нее значило.
– Понимаю, что вы считаете меня слабой женщиной, но сейчас я просто не до конца осознаю, кого потеряла. Кое-что из того, что я узнала, меня ужасает. – Она закусила губу. – Ужасает меня также и то, что я ничего не подозревала. Почему так получилось? Я что, намеренно закрывала глаза на очевидное или все действительно было скрыто от моих глаз? Кто был человек, которого, как мне казалось, я любила? И кто была я, раз он выбрал в жены именно меня, ничего не замечавшую все эти годы? – Она заморгала, словно силясь что-то разглядеть, хотя это что-то скрывалось в ней самой. – Любил ли он меня или это была одна фальшь? И если любил прежде, то когда его любовь умерла? И почему? – Женщина пытливо взглянула Томасу в глаза. – Произошло ли это по моей вине? Что я для этого сделала или чего не сделала? В чем я не оправдала его надежд?
Суперинтендант хотел было возразить, но его собеседница замахала обеими руками:
– Нет, пожалуйста, не отвечайте! И больше всего прошу вас – не отвечайте мне утешительной ложью, мистер Питт. Я должна была когда-нибудь узнать правду. Да, разумеется, я не оправдала его ожиданий. Я его не знала. А должна была бы знать. Я любила его… может быть, не страстно, однако любила. И я не смогу сразу же задавить в себе любовь, что бы я о нем ни узнала. Это привычка, это образ мысли и чувства. Так я думала и чувствовала более половины всей моей жизни. Мы стольким делились друг с другом… во всяком случае, я многим делилась с ним, если не он со мной. И вот за считаные дни все, что я думала и чувствовала, превратилось в хаос.
Она мрачно улыбнулась и добавила:
– Пожалуйста, мистер Питт, ничего мне больше не говорите. Я не знаю, как изменить свой образ мыслей за столь короткое время.
Она казалась чрезвычайно уязвимой. Ей было уже за сорок, однако в ее лице, в контурах щек, в ровной линии подбородка, гладкой шее и полных губах было еще столько мягкости и свежести… Юдора, очевидно, была ровесницей Томасу. Пирс же, наверное, родился, когда ей еще не исполнилось двадцати.
Но суперинтендант должен был помнить, зачем пришел сюда: чтобы отыскать истину. Он не мог позволить себе защитить каждого, кто нуждался в защите или заслуживал ее. Независимо от его собственных чувств, Томас не имел права сам выбирать, кого нужно охранять, а кого – нет. Не мог он и предвидеть возможные последствия такой защиты.
– Миссис Гревилл, вы уже знаете, что ваш муж поддерживал с определенными женщинами связи физического свойства, не имеющие никакого отношения к любви? – выдавил он из себя.
Как же выразить свои мысли, чтобы причинить ей как можно меньше огорчения? Она относилась к числу женщин, в присутствии которых некрасивые насильственные действия, совершаемые в реальной жизни, не должны обсуждаться, тем более грубые проявления чувственности – даже если речь идет о незнакомых ей людях. Что же сказать о ее муже? Суперинтендант чувствовал себя виноватым в том, что силой навязывает этой женщине столь отвратительное знание. Он вот-вот потрясет ее лучшие воспоминания, ее мир, может быть, даже разобьет их вдребезги, и спасти то, что останется, будет уже невозможно.
– Да, я знаю, мистер Питт. И, пожалуйста, не рассказывайте мне ничего, – еще раз попросила его Юдора. – Я предпочитаю не думать об этом.
Она говорила совершенно откровенно, не пытаясь укрыться за чувством гордости, говорила как с другом, которым он ей казался до того, как она узнала, кем он является на самом деле.
Полицейский колебался. Нужно ли ей знать о том, что случилось с Долл? Однако ему надо было расследовать этот эпизод до конца. Подобные любострастные прегрешения вряд ли заставили бы многих мужчин решиться на убийство, даже в защиту чести сестры, но вот девушка, попавшая в такую ситуацию, могла и убить.
