Резервация - Антон Сибиряков
Ладони были белыми от побелки. И она ждала, что сейчас на них капнут слезы – и потекут прозрачными дорожками к запястьям. Но слез не было. И она рванул вверх по ступеням, вслед за Гаем.
Она нагнала его, когда он пересекал улицу – широко шагая, пунктиром, он двигался к железнодорожным путям. Солнца все еще не было, но небо на востоке уже посветлело, а у горизонта и вовсе бушевало пламя зари. Аня подняла взгляд к вышкам прожекторов – за ними наблюдали. Люди с винтовками, прильнули к оптическим прицелам, рассматривая их озабоченные лица.
– Гай! – Аня вцепилась ему в плечо. Они остановились у самого края дороги. Дальше был песок – а под песком покоились стальные параллели рельсов. Вагоны, увязшие в песке, стояли тут черной стеной. Они походили на огромные сундуки, в которых тлело ненужное тряпье. К полудню от составов тянулись зловещие тени, они ползли по дороге, и под их покровом, скользили по периметру люди с ружьями. Их трудно было заметить – камуфляж сливался с местностью, а перемотанные лица – с темнотой. Сейчас тени не было и Гай разглядел одного из дозорных – он притаился между вагонами, с опущенной к земле винтовкой.
– Что?! – Гай раздраженно дернул плечом, высвободившись из тонких девчачьих пальцев.
– Куда ты идешь?
– Тебе-то какое дело?!
– Мне не все равно, – сказала Аня.
– Вот как?
– Да, именно так! – она выставила вперед подбородок.
Он взял ее за татуированные плечи. Посмотрел в глаза. Притянул к себе. Прижал. Почувствовал, как напряглось ее тело, какой колючей она стала, выставив вперед пальцы, локти и колени.
– Они смотрят, – прошептал он ей на ухо. От ее волос пахло куревом. А от нее самой –потом. Паршивая смесь, от которой Гаю хотелось блевать. Но он и сам вонял не лучше.
Аня сдалась. Вытянулась. И он почувствовал ее всем телом. Ее острые соски уткнулись Гаю в грудь. И на миг он почувствовал волну возбуждения. Но эта девчушка годилась ему в дочери. Все, что он мог – защищать ее. И беречь.
– На вышках, – прошептала она. – И у вагонов.
– Да.
– И как мы выберемся отсюда?
– По одному.
Она снова напряглась. Ее губы отпрянули от уха Гая, оставив теплый след. Теперь она смотрела ему в глаза.
– Я не смогу.
– Ты сможешь.
– Нет. Я… я страшная трусиха, – зашептала Аня пересохшими губами. – Я не смогу…
– Рано или поздно… тебе придется покинуть это место. Омега будет ждать тебя…
– Мне некуда идти.
– Ты можешь уйти с нами, – сказал Гай. Он не хотел говорить этого. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Ведь эти слова означали – вытащить человека из-за стены, протащить через границу в багажнике, в обход ведомств и детекторов лжи… Его могли отправить за решетку на всю оставшуюся жизнь… А ведь у него была семья.
Но что теперь держало его? Когда он сам был погребен в этих песках? Ведь не было больше «до» и «после». Было только «здесь» и «сейчас». Их зарыли в могилу, но им пора было выбираться. Пора было возвращаться домой.
– Правда? – она смотрела на него с недоверием. Снова превратилась в маленькую девочку. И ему вдруг вспомнилась сестра. И кукольный дом на подоконнике соседской пятиэтажки.
«Гай, что ты мелешь, Гай? Очнись, ты даешь ей то, чего у тебя нет. Чего никогда не было. Надежду…»
«Мы будем жить в таком же доме, как кукольный, видишь? В самом сердце Европы»
Сестре он говорил то же самое.
«Она верила тебе»
Да. Она верила ему. А он тогда не верил сам себе. Думал, что ложь бывает во спасение. Но ложь никого не спасает. И рано или поздно за нее приходится платить. Он помнил все. Полный кузов детских тел – свисающие с бортов бледные ручки и ножки. Косматые головы. Комок костлявых тел, подготовленный для пылающей ямы.
– Да. Это правда, – твердо ответил Гай.
Возможно, ему выдался второй шанс. Возможно Аня – это воплощение его сестры, Индиры. И данное в детстве обещание он должен был выполнить сейчас. Вытащить эту девчушку из резервации и дать ей приют. Дать ей, наконец-то, нормальную жизнь.
– Но как мы сможем… уйти? – спросила Аня.
– Нам понадобятся противогазы…
– Я видела несколько у Табиты. Маски с такими огромными штуками…
– Да, – шепнул Гай. – Это называется фильтрующими коробками.
Она коротко кивнула.
– Ты сможешь их достать?
Аня пожала плечами.
– Я часто бываю у Табиты. Они висят у нее на стене – пыльные и грязные. Не думаю, что ими часто пользуются…
– Хорошо, – кивнул Гай. – А я постараюсь достать оружие.
– Куда ты хочешь идти?
Он помолчал. Но все же ответил ей.
– К дальним цехам. В древний город.
Аня спустилась в нору к Табите, когда солнце уже поднялось. Она знала – по утрам у чернокожей женщины был обход. Она просыпалась ни свет, ни заря, надевала свой цветастый халат, брала в руки потертый чемодан с медикаментами и шла проведывать больных. Людей в этом месте было много, хотя они и прятались, как крысы. У тех, кто работал на огородах, под землей, часто случался насморк и проблемы с костями. У тех, кто вкалывал на поверхности – переутомление и солнечные удары. Были тут и старики, и дети. У некоторых болели десна – от недостатка витаминов, у других – шла кровь носом. Все это было следствием добровольного заточения, отлучением от мира. Но Аня понимала этих людей – от такого мира, что вертелся вокруг, она и сама бы отгородилась стеной.
Спускаясь по выщербленным ступеням, девушка подумала о том, что только сейчас взглянула на все происходящее глазами Гая. А так ли добровольно эти люди отреклись от мира? И с такой ли охотой шли гнуть спину на подземных плантациях или под палящим солнцем? В резервации не было и не могло быть рая. Могло быть место, прикинувшееся им, умело надевшее маску добродетели.
Аня спустилась в нору – так люди здесь называли свои жилища. Свыклись с жизнью тоннельных крыс. Она бывала тут множество раз, приходила к Табите и они пили травяной чай, часами болтая обо всем на свете. Ей казалось, что женщина была добра к ней. Что она была добра ко всем вокруг. Но что, если это было не так?
Аня огляделась. Таби жила скромно – на кладбище поездов не существовало культа вещей. Все, что люди находили здесь – было даром прошлого, давным-давно сгоревшего в горниле гражданской войны. В узком помещении царил полумрак. Электричество здесь получали от генераторов
