Майор Пронин и тайны чёрной магии - Лев Сергеевич Овалов
– А зачем? – спросила Маруся.
– Да ты что – проверять меня пришла или ворожить? – сердито сказал старик. – Делай, как говорят, и молчи!
Тихон Петрович начал кланяться – на восток, юг, на север, на запад…
Что оставалось делать Марусе?
Старик искоса на неё поглядывал.
– То-то же, – сказал он.
Затем Тихон Петрович достал что-то из кармана, наклонился, опустил руку до самой земли и очертил вокруг себя и Маруси круг.
– Вот и косточка пошла в ход, – сказал он. – Теперь нам никто не страшен.
Он снял с головы картуз и сунул его за пазуху.
Лицо его белело во тьме, оно было серьёзно и печально, Тихон Петрович похож был на покойника.
– А теперь отвернись и не смотри на меня, – сказал он Марусе. – Не надо смотреть на человека, когда он с нечистой силой разговаривает.
Маруся отвернулась.
Она всё-таки посматривала искоса на колдуна.
Тихон Петрович прижал руки к груди и заговорил.
– С моря – океана, с острова Буяна, из лесов дремучих, из песков сыпучих, Князь тьмы, Вельзевул, Люцифер, Сатана, явись предо мной, как лист перед травой, – заговорил он, всё повышая и повышая голос, всё певучее и певучее, увлекаясь и входя в раж, как оперный певец в кульминационный момент оперы. – Хемен-этен, хин, те в, миносель, айя-сарайя, вейся-взвейся, гори – не тухни…
Он вскрикивал всё громче и громче, всё неистовее и неистовее, и Марусе казалось, что тьма вокруг них действительно становится всё гуще и гуще, что лёгкий летний ветерок делается холодней, а Тихон Петрович всё кричал и кричал, призывая к себе Дьявола, Люцифера, Вельзевула или как там его ещё зовут, говорил что-то с ним, чего-то требовал, пока, наконец, он совсем не охрип и голос его сорвался на тонкой высокой ноте.
Тихон Петрович глубоко вздохнул и провёл рукой по глазам.
– Он находится возле нас, – сказал он шёпотом. – Теперь держись.
Кто это «он» было совершенно понятно, – под словом «он» подразумевался, несомненно, сам дьявол.
– А теперь бери мешок, иди по полю и разбрасывай вокруг себя землю, – хриплым голосом приказал Марусе Тихон Петрович, – иди и не оборачивайся!
– Зачем? – опять спросила Маруся…
Всё-то ей надо было знать!
– Заметать следы, – сказал Тихон Петрович, – Чтоб Ваське не было обратного пути…
Маруся сошла с дороги и пошла по жнивью.
Она сняла мешок с плеча, достала горсть земли, бросила её, опустила руку в мешок снова…
И в этот момент произошло нечто невероятное, – раздался голос, – нет, не голос Тихона Петровича Лещенко, не юной Маруси Коваленко, а голос какого-то третьего существа, которое взялось неизвестно откуда и неизвестно зачем.
Даже Маруся вздрогнула от неожиданности, даже Тихон Петрович, – уж он-то видывал виды на своём веку – и тот вздрогнул…
– Очень любопытно, – произнёс этот третий голос и прямо перед глазами Тихона Петровича, точно из-под земли, возникла какая-то фигура.
Несомненно было только одно, что это – не дьявол, с которым Тихон Петрович находился в самых свойских отношениях, дьявола бы он узнал сразу, это был кто-то другой.
– Добрый вечер, – сказал этот другой, и Тихон Петрович узнал… он никак не рассчитывал видеть в этом месте и в это время следователя Евдокимова, который совсем недавно приехал к ним в станицу.
– Товарищ Евдокимов. – назвал его Тихон Петрович и тут же поправился, – в такой обстановке можно было разговаривать фамильярнее. – Дмитрий Степанович, вы что же это, пришли посмотреть, как я ворожу?
– Пожалуй, что и так, – согласился Евдокимов. – Мне тоже любопытно посмотреть на дьявола.
– Э-эх! – Тихон Петрович с досадой махнул рукой. – Испортили вы нам всю ворожбу!
– Ну, ничего, – вежливо сказал Евдокимов и пошёл в сторону Маруси.
Тихон Петрович спокойно, хоть и недовольно посматривал на Евдокимова.
Старик не мог понять, откуда вдруг взялся Евдокимов, шли они с Марусей полем одни, никого не было заметно…
– Будьте добры, товарищ Коваленко, дайте мне ваш мешочек, – невинным голосом произнёс Евдокимов и протянул к нему руку. – Давайте, давайте.
– Не давай! – крикнул Тихон Петрович. – Маруська!
– Ну, что за глупости, – вежливо сказал Евдокимов. – Давайте же…
– Тебе говорят! – ещё громче крикнул Тихон Петрович. – Отдай сюда!
Но Маруся уже протягивала мешок Евдокимову, и он готов был его взять…
И тут произошло нечто, для описания чего потребовалось гораздо больше времени, чем это происходило на самом деле; даже читать о том, что произошло, дольше, чем это происходило в действительности.
Евдокимов протянул руку за мешком…
То ли Лещенко разгадал намерение Евдокимова, понял, что он каким-то образом разгадан, то ли это была просто перестраховка, и он действовал из-за страха, движимый боязнью разоблачения… Но только Лещенко мгновенно преобразился и сразу стал не тем, кем казался он всем в станице.
– А ну! – резко крикнул он и поднял руку, в руке его оказался пистолет и он щёлкнул курком.
Да, он выстрелил в Евдокимова, и Евдокимов должен был умереть.
Но Маруся Коваленко с не меньшей стремительностью постигла смысл стремительных движений Лещенко.
Она стремглав кинулась к Евдокимову и, раскинув руки, загородила его собой.
Она загородила его собой как раз в тот момент, когда щелкнул пистолет.
Выстрел должен был поразить Марусю…
Но выстрела не последовало.
Лещенко ещё раз нажал курок, но выстрела опять не последовало.
Маруся охнула и сразу ослабла.
Она опустилась бы вероятно на землю, если бы её не поддержал Евдокимов.
На какое-то мгновение растерялся даже Евдокимов.
Он не ожидал, что Лещенко будет стрелять.
И тем более не понимал, почему пистолет отказал.
Но это состояние растерянности мгновенно прошло. Пистолет был уже в руках Евдокимова, – конечно, не тот пистолет, что был в руках Лещенко, а свой собственный, достать который и кармана брюк тоже требовалось одно Мгновение.
– Руки! Руки! – крикнул Евдокимов. – Дед, я тоже не шучу!
Лещенко и Евдокимов так и стояли с пистолетами в руках, направленными, один против другого. Но разница между ними заключалась в том, что Лещенко из своего пистолета стрелял, и пистолет не выстрелил, а Евдокимов из своего ещё не стрелял.
– Дед! – крикнул Евдокимов. – Предупреждаю!
Лещенко медленно приподнял руки.
– Товарищ Коваленко, подойдите к своему компаньону и обыщите его, – скомандовал Евдокимов. – Я буду держать его на мушке, а вы осматривайте, так будет надёжнее.
И Маруся, влюблённая, страдающая и трепещущая Маруся, приблизилась к Лещенко, взяла из его руки пистолет и подошла с ним к Евдокимову.
– Суньте его мне в карман – распорядился он, не сводя глаз с Лещенко. – Посмотрите у него в карманах.
Маруся вернулась к Лещенко, провела ладонями поверх карманов, потом пошарила в карманах, потом проверила, не спрятано ли что за пазухой.
– Еще только ножик, – сказала она. – Какая-то бечёвка…
– Давайте и ножик, и бечёвку, – сказал Евдокимов. – Не оставляйте ему ничего.
Маруся подала Евдокимову свои находки.
– А теперь подайте мешок, – сказал Евдокимов. – Я извиняюсь, что затрудняю вас, но такова обстановка.
Маруся наклонилась.
– Вытрясти? – спросила она.
– Боже упаси! – воскликнул Евдокимов. – Он нужен нам со всем его содержимым.
Лещенко слегка опустил руки.
– Руки-то можно опустить? – спросил он. – Я ведь не физкультурник.
– Опускайте, – разрешил Евдокимов. – И прошу вас –
