Рут Ренделл - Поцелуй дочери канонира
Им оставалось ждать вскрытия. Берден кипел от досады. Никто не станет попрекать родителей, лишившихся единственного ребенка, тем, что они солгали о его местопребывании. И как бы ни хотелось Бердену высказать им все, ему пришлось отказаться от своего намерения. К тому же Фриборн строго следил за тем, чтобы его сотрудники проявляли, как он говорил, «чуткость и обходительность» в отношениях с публикой.
Как бы то ни было, у Бердена сложилось довольно правдоподобное предположение об истинном порядке событий. Терри и Маргарет Гриффин изо всех сил старались оттянуть встречу Энди с полицейскими. Сначала они, сколько смогут, будут убеждать их, что Энди куда-то уехал — и в конце концов это, может быть, не так далеко от истины; когда он придет домой, они уговорят его лечь на дно: без конца прятаться невозможно, но как знать, глядишь, дело вскоре закроют и тучи над головой Энди рассекутся.
— Где он провел те три дня, Рег? Это их «на севере» ведь ничего не значит. Где он был с утра воскресенья до вечера вторника? С кем?
— Пожалуй, Барри стоит отправиться в его любимую пивнушку «Слизень и латук» и выслушать предположения приятелей, — задумчиво отвечал Вексфорд.
— Отвратительный способ убийства. Но «хороших» способов и не бывает. Убийство всегда отвратительно. Если же говорить без эмоций, этот способ дает убийце ряд преимуществ. Например, нет крови. Потом, повешение — это дешево. Надежно. И легко — при условии, что ты сможешь заранее обездвижить жертву.
— И как они обездвижили Энди?
— Это мы узнаем, когда увидим выводы Самнер-Квиста. Тот, кто это сделал, мог применить снотворное, хотя в этом случае были бы свои трудности. Что ж, выходит, Энди был тем вторым? Грабителем, которого не видела Дейзи?
— Я думаю, да. А ты?
Вексфорд не ответил.
— Хогарт был заметно раздосадован, когда увидел меня у дверей. Это, впрочем, объяснимо — человек не хочет впутываться в расследование убийства. Но он охотно вызвался проводить нас к месту. Может, просто любит быть в центре внимания. Выглядит он на семнадцать, хотя ему, скорее всего, двадцать три. В Америке обучение в университете продолжается четыре года. Он говорит, что приехал сюда в конце мая, значит, после выпуска из университета — у них это происходит в мае — и было ему тогда двадцать два. Поехал в гран-тур, он говорит. Надо полагать, у него небедные родители.
— Мы его проверяли?
— Я подумал, что это стоит сделать, — довольно сурово ответил Вексфорд и рассказал Бердену, что позвонил своему старому другу, ректору майрингемского университета доктору Перкинсу, и попросил его в частном порядке просмотреть в компьютере списки подавших заявления на обучение.
— Интересно, что же такое знал этот Энди?
— Не тебе одному это интересно, — ответил Вексфорд.
После этого он отправился к Сильвии. У него совсем не было времени повидать ее, и оттого это сейчас нужнее. По дороге он сделал кое-что, чего не делал никогда прежде, — купил Сильвии цветы. В цветочном магазине инспектор поймал себя на том, что высматривает что-то похожее на те великолепные композиции, которые присылают погибшей Давине: подушечку или сердце из цветов, корзинку лилий… Но ничего подобного в магазине не было, так что он удовлетворился букетом из золотистых фрезий и белых нарциссов. Густой запах цветов, сильнее любого парфюма из флакона, заполнил салон его машины.
Сильвия была необыкновенно тронута. Какой-то миг Вексфорд думал, что она сейчас расплачется. Но она улыбнулась и зарылась лицом в желтые и белые лепестки.
— Они чудесны. Спасибо, папа.
Знала ли она о его размолвке с Шейлой? Сказала ей Дора или нет?
— Ну и как — хочется тебе уезжать отсюда?
Они оставляли хороший дом в престижном районе Плоуменс-лейн. Инспектор знал, почему Сильвия с Нилом не переставали менять жилища, почему все время жаждали перемен, и это знание не делало его счастливее.
— Не жалеешь?
— Подожди, ты еще не видел нашу новую усадьбу.
Вексфорд не стал говорить, что они с Дорой ездили смотреть ту усадьбу, как и о том, насколько их расстроили размеры нового дома Сильвии и степень его обветшания. Сильвия заварила чаю, и Вексфорд даже съел ее фруктового пирога, хотя был сыт и этот кусок явно не пошел ему на пользу.
— Вы с мамой обязательно должны прийти к нам на новоселье.
— А что нам может помешать?
— И он меня спрашивает! Ты же у нас самый знаменитый отлынщик!
— Этот вечер будет подтверждающим правило исключением.
Прошло три дня с тех пор, как он видел Дейзи в последний раз. За все это время он лишь однажды позвонил ей по телефону, чтобы удостовериться в том, что в Танкред-Хаусе ее охраняют. Она была недовольна, но не рассержена.
— Розмари хочет сама отвечать на телефонные звонки! Но этого я не потерплю. Я сказала ей, что не испугаюсь тяжелого дыхания в трубке. Да и потом, ничего такого и не будет! Я совсем не хочу оставаться ни с Карен, ни с Анни. Понимаете, они очень милые, но почему я не могу побыть в одиночестве?
— Дейзи, вы знаете, почему.
— Я не думаю, что кто-то из них вернется, чтобы прикончить меня.
— И я не думаю, но предпочитаю подстраховаться.
Вексфорд несколько раз пытался связаться с отцом Дейзи, но ГГ. Джонс с Ниневия-роуд (где это? Хайбери? Холлоуэй?) ни разу не подошел к телефону.
Тем же вечером Вексфорд, который прежде читал у Давины Флори только «Полчища мидян» — роман, понравившийся Кейси, — начал ее первую книгу о Восточной Европе и вскоре понял, что Давина ему не особенно нравится. Она была претенциозным снобом, равно и в социальном, и в интеллектуальном смысле, выпячивала себя и ставила выше основной массы людей; дурно обходилась с дочерью и барственно относилась к слугам. И хотя объявляла о своих левых взглядах, вместо «рабочий класс» она говорила «низший». Из ее книг явствовало, что Давина относится к неизбежно сомнительному типу богатых социалистов, ее сочинения сквозили элитизмом, перемешанным с марксизмом. Бросались в глаза полное невнимание к обыденной жизни и отсутствие юмора — за исключением одной темы. Давина, судя по всему, была из тех, кто упивается идеей полной и всеобщей сексуальной свободы, у кого любое упоминание о сексе вызывает влажный блеск в глазах и рождает приятное возбуждение, если не похотливое озорство. Для таких людей единственным источником веселья и шуток служит половая жизнь человека, секс представляется им равно доступным для молодых и для стариков (привлекательных и умных стариков!), а молодые, по их представлениям, обязаны предаваться этому занятию с библейской частотой, нуждаться в нем как в пище и извлекать из него столько же пользы, сколько из еды.
После того как Вексфорд позвонил доктору Перкинсу и попросил посмотреть в компьютере списки абитуриентов, Перкинсы пригласили Вексфордов на стаканчик вина. Ректор удивил рассказом о том, что в свое время был близко знаком с Харви Коуплендом. Много лет назад, когда Стивен Перкинс, готовя докторскую диссертацию, читал курс истории в одном американском университете, Харви был там приглашенным профессором и вел курс бизнеса. По рассказам доктора
Перкинса, Харви Коупленд в шестидесятых был потрясающе красивым мужчиной, как назвал это Перкинс, «звездой кампуса». Там был небольшой скандальчик с забеременевшей третьекурсницей и куда более серьезный — вокруг связи Харви с женой декана.
— Беременность в те годы не была обычным делом у студенток, особенно на Среднем Западе. Но Харви не уволили, ничего подобного. Он отработал свои полные два года, и многие с облегчением вздохнули, когда он, наконец уехал.
— А какой он был в остальном, кроме этого?
— Милый, обычный, довольно пустой. Только внешность у него была яркая. Говорят, что мужчины не могут так говорить друг о друге, но от бедняги Харви глаз было не оторвать. Знаешь, на кого он был похож? На Пола Ньюмана. Только скучный. Мы однажды обедали у них, помнишь, Рози? В Танкреде, я имею в виду. Харви был такой же, как и двадцать пять лет назад, совершенный примитив. И по-прежнему похож на Пола Ньюмана. Ну, на такого, какой Ньюман сейчас.
— Бедняга Харви был великолепен, — сказала Рози Перкинс.
— А Давина?
— Помните, несколько лет назад дети писали на стенах: «Рэмбо рулит», «Стволы» рулят»? Вот и она так. Про нее можно было сказать: «Давина рулит». Она предводительствовала везде, где бы ни появлялась. Она не столько была центром внимания или душой компании, сколько распоряжалась. В разумных пределах, конечно, ненавязчиво.
— Как она за него вышла? Почему?
— Страсть. Секс.
— Она рассказывала о нем совершенно неприличные вещи. О, дорогой, наверное, мне не следует этого говорить?
— Как я могу советовать, когда я не знаю, о чем ты!
— Ну, она так, понимаете, запросто хвалилась, какой он замечательный в постели. Склонит голову набок, и такой проказливый вид у нее — ну просто неудобно! То есть, когда ты с ней с глазу на глаз и никаких мужчин поблизости. Да и скажет так шаловливо, мол, Харви такой бесподобный любовник Не могу представить, чтобы я кому-нибудь стала такое говорить про своего мужа.
