Николай Леонов - Мщение справедливо
Гуров вернулся домой радостный и возбужденный. Обнаружение «кукольника» обнадеживало, а уж что-что, а вести наружное наблюдение контрразведка умела лучше, чем кто-либо другой. И если связь между Сергеем Сергеевичем и Якушевым существует, то они это выявят. И дело покатится к финалу.
Войдя в пустую квартиру, Гуров огорчился, что нет Татьяны, – хотелось поговорить и по возможности поделиться успехом. Поставив на плиту бульон с пельменями, он быстренько принял душ, надел свежую рубашку, перекусил и начал расхаживать по квартире, потому что думалось ему лучше всего, когда он ходил.
Зазвонил телефон. Он снял трубку и уже хотел было сказать: «Танюша», когда услышал голос Михаила Захарченко:
– Лев Иванович, здравствуйте, это я, Мишка. Есть новости. Два дня назад Аким-Лёнчик собрал своих ребят и сказал, что уезжает в деревню к матери. При выходе из кабака встретил Бориса Галея, они вместе куда-то ушли, – а позавчера Аким снова появился в кабаке, сказал, что никуда не уезжает и предстоит серьезная работа. Что за работа – я не знаю, но четверо из ребят перестали приходить в кабак, и все удивляются, куда они подевались. И прошел слух, будто в Москве ищут целую кучу долларов. Уж не знаю сколько, одни говорят, что сотни миллионов, другие называют аж миллиард, но знаю точно, что у ребят Акима появились деньги, конечно, доллары.
– Спасибо, парень, – спокойно сказал Гуров. – Ты большой молодец!
Гуров положил трубку, откинулся в кресле. Он понял, что Галей переиграл его и сумел вербануть Акима. «Здоровый мужик, а в голове ветер гуляет!» – со злостью подумал Гуров об Акиме-Лёнчике.
Гуров взял с журнального столика пачку сигарет, хотел вытряхнуть одну, но сигареты рассыпались и несколько штук упало на пол. Тихо матерясь за свою неловкость, Гуров начал собирать сигареты и неожиданно увидел глубокий след от ножки кресла, оставшийся на мягком паласе. Тогда Гуров встал на колени, приподнял кресло и понял, что его недавно переставили. Кресло было массивное и тяжелое, Татьяна вряд ли могла бы справиться одна. Значит, в его, Гурова, отсутствие здесь побывал мужчина.
Полковник достал из ящика стола прибор для обнаружения всяческих устройств подслушивания и начал расхаживать по комнате в поисках «жучка». Этого можно было и не делать: достаточно было, сидя в кресле, протянуть руку и провести ладонью по крышке журнального столика снизу, как «жучок» очутился бы в его ладони. Гуров внимательно осмотрел «жучка» и, хотя не был специалистом в электронике, понял, что устройство достаточно слабое и способно передавать лишь разговоры, которые ведутся в гостиной и по телефону. Причем по телефону только в том случае, если говорить из гостиной. Значит, звонок Захарченко хотя и засекли, но слушали только то, что говорил Гуров. А он, слава Богу, ничего лишнего не сказал. Он прилепил «жучка» на место, закурил и понял, что ему предстоит принять нелегкое решение: Татьяну использовали втемную или она участник этой игры? Интуитивно он верил, что Татьяна не способна на двойную игру. Но, кроме интуиции, было и еще одно доказательство ее порядочности.
Если бы женщина была из чужого лагеря, то на кой черт устанавливать этот «жучок» и рисковать, если всю необходимую информацию можно получать непосредственно от нее самой?
Хлопнула входная дверь, и в комнату влетела Татьяна. Она привычно швырнула сумку на диван, начала стаскивать мокрый плащ. Гуров поднялся и помог ей, после чего обнял ее так крепко, что женщина пискнула, взглянула на улыбающегося Гурова удивленно и сразу спросила:
– Что произошло?
– Ничего, Танюша, ничего, – ответил Гуров, пытаясь придать лицу серьезное выражение.
– Врешь, поэтому иди на кухню и приготовь мне яичницу.
Татьяна поужинала, даже выпила рюмку водки. Гуров помялся: он дал себе зарок воздержания. Но сейчас не выдержал и тоже выпил, уж очень удачен был день. Потом он поднялся, плотно закрыл дверь из кухни в гостиную, сел напротив Татьяны и негромко сказал:
– А теперь, дитя мое, расскажи, каких мужиков ты принимаешь в этой квартире в мое отсутствие?
– Не мужиков, а одного мужика, и не принимаю, а пустила на минуточку. А теперь удовлетвори женское любопытство и ответь: как ты об этом узнал?
– Как я узнал – неинтересно. Мне интересно знать, как ты могла, зная, где и кем я работаю, пустить в квартиру постороннего мужчину?
Татьяна смутилась, порозовела и, слегка запинаясь, подробно рассказала о встрече на бульваре, сказала, что училась вместе с Михаилом, что пятнадцать лет назад у них был роман-экспресс, который начался в понедельник и закончился в четверг.
– Теперь расскажи, как его зовут, как его фамилия, где он работает, чем занимается?
– Что он делает сейчас – я не знаю, он что-то говорил про Внешторг, но в молодости он хотел стать Зорге, учился в специальной школе, уж и не знаю, почему он оттуда шел. То ли романтика улетучилась, то ли его поперли за что-то, но знаю точно, что училище он не закончил.
– Значит, это Галей, а не Якушев, – вслух казал Гуров. И повторил: Галей, а не Якушев... Когда вы находились в квартире и он ид ел в кресле в гостиной, ты оставляла его одного?
– Буквально на две минуты, я зашла в ванну.
– Две минуты, дорогая, это уйма времени, и теперь в нашей гостиной имеется подслушивающее устройство. Так что при разговорах учитывай, что ты говоришь не только со мной. Но и не перегибай палку, будь естественной, говори свойственные тебе глупости. Можешь даже про любовь что-нибудь сказать. Слушающий нас человек не должен ничего заподозрить.
Татьяна открыто смотрела в лицо Гурову и неожиданно спросила:
– А почему ты, старый сыскной волк, не подозреваешь меня в сговоре?
– Во-первых, потому что я – старый сыскной волк, а во-вторых, если начинаешь подозревать своих, то надо менять профессию. Ну, а теперь пойдем в гостиную и побеседуем с нашим непрошеным гостем.
Когда они уселись в креслах в гостиной, Гуров сказал:
– А ты становишься пьяницей, дорогая моя! И невольно соблазняешь меня, а мне сегодня при моем пиковом положении пить нельзя.
После чего снял трубку и набрал номер Крячко. Услышав голос друга, весело спросил:
– Надеюсь, ты успел поужинать?
– Такая забота настораживает, – ответил Крячко. – Мне одеваться на выход?
– Браво, Станислав! Что значит муровская школа! Но ты мне не ответил: ты поужинал или нет? Потому что я тебя приглашаю к себе, а мне тебя кормить совершенно нечем.
– Выезжаю, выезжаю, сытый и довольный, что ты обо мне так заботишься.
Гуров встретил Крячко на лестничной площадке у лифта и коротко изложил ему ситуацию.
– У нас сегодня счастливый день, шеф! Теперь мы можем с ними разыгрывать хочешь – королевский гамбит, хочешь – сицилианскую защиту...
– Я и не знал, что ты такой дока в шахматах!
Они вошли в квартиру, где Гуров сразу бросился в атаку.
– Я не понимаю тебя, Станислав! Ты розыскник, что называется, от Бога, у тебя есть телефонный номер для связи и ты не смог за двое с половиной суток установить, для кого передаются разговоры?
– Может быть, я нарочно? Чтоб у тебя не возникало такой самодовольной улыбки! И вообще, так как я у тебя в гостях и ты сейчас мне не начальник, должен тебе при свидетелях сказать, что ты мне изрядно надоел. Все тебе сделай, причем не сегодня и не завтра, а вчера. И, как говаривал незабвенный Остап Бендер, принести тебе на блюдечке с голубой каемочкой...
– В квартире, через которую передается для «кукольника» информация, необходимо установить прослушивание. Я уверен, что он просто звонит по телефону и узнает, есть для него что-нибудь или нет. И если он будет звонить не из автомата, то мы зацепим его телефон. Другого способа я не вижу.
– Ну и что? Ты вызвал меня специально для того, чтобы сообщить, что я плохо работаю?
– Ну, извини. – Гуров развел руками. – Чтоб тебе лучше спалось, я хочу с тобой обсудить план наших ближайших действий.
– А завтра в конторе было бы поздно?
– Скажу тебе слова, которых ты никогда не слышал. Никогда не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня.
– Удивительно свежая мысль! Ну, давай, выкладывай, что нового ты придумал.
– Ты же знаешь, Станислав, ничего нового в сыске не придумаешь, все новое – это давно забытое старое. Пока мы можем только констатировать, что никакими материалами против Галея мы не располагаем.
– А против Якушева? – спросил Крячко.
– Якушева, мне кажется, мы к делу притягиваем за уши.
Говоря это, Гуров подвинул к себе блокнот, записал все данные на любителя устанавливать жучки и двигать кресла, написал слово «срочно» и поставил восклицательный знак, вырвал листок и положил перед Крячко.
– Да, – продолжал он. – Мы как в том году начали грешить на Якушева в отношении заказных убийств, так сами и уверовали в это. А ведь на самом деле мы не располагаем никакими фактами ни о том, что Якушев заказывал убийства, ни о том, что исполнителем являлся Галей. И последние дни у меня создается впечатление, что я как паровоз качусь по рельсам и не могу сделать ни шагу в сторону, а рельсы проложил произвольно.
