Алистер Маклин - Сувенир, или Кукла на цепочке
— Он обязательно будет там! — Я включил мотор, и машина тронулась. — Во-первых, он решит, что это — последнее в Амстердаме место, где нам взбредет в голову его искать. Во-вторых, сегодня Гудбоди переправил туда героин с Хайлера. Наверное, в одной из больших кукол. В его машине возле замка куклы не оказалось. Значит, он наверняка оставил ее в церкви. У него просто не было времени везти ее куда-либо еще. Кроме всего прочего, в церкви наверняка хранятся немалые запасы — целое состояние. Ван Гельдер — это не Гудбоди и не Труди. Он играет в опасную игру не ради удовольствия, а ради наживы и не собирается ее упускать, эту груду леденцов…
— Леденцов?
— Прошу прощения, денег. Возможно, там зелья на миллионы долларов.
— Ван Гельдер… — Де Грааф медленно покачал головой. — Просто не верится. Такой человек! С великолепным послужным списком!
— Приберегите ваше сочувствие для его жертв! — сказал я грубо. Я не собирался говорить таким тоном с раненым человеком, но я и сам был ранен. Я даже не мог сказать с уверенностью, чья голова была в более плачевном состоянии — де Граафа или моя. — Ваш Ван Гельдер хуже любого из них. По крайней мере, стоит сознаться, что разум Гудбоди и Труди находился в таком извращенном и болезненном состоянии, что они уже не отвечали за свои поступки. Но Ван Гельдер — совершенно другое дело. Зло он творит хладнокровно и ради денег. Он знал всю механику дела, как вел себя его дружок Гудбоди, но он на все смотрел сквозь пальцы. И если бы его не раскрыли, он никогда не помешал бы Гудбоди развлекаться со смертью. — Я взглянул на де Граафа, и в голове у меня мелькнула одна мысль. — Вы знали, что его жена и брат погибли в автомобильной катастрофе?
Де Грааф ответил не сразу.
— Вы думаете, это не был несчастный случай?
— Да. Правда, мы никогда не докажем, но готов поспорить на свою пенсию, что все это дело было подстроено. Брат его жены — опытный офицер службы безопасности — видимо, узнал про него слишком многое, а его жена стояла между ним и Труди. В то время Труди, видимо, еще не проявилась во всей своей прелести. Я убежден, что Ван Гельдер — расчетливый и хладнокровный делец, совершенно беспощадный и абсолютно лишенный того, что называется нормальными человеческими чувствами.
— Вы не доживете до пенсии, — мрачно пошутил де Грааф.
— Возможно.
Мы свернули на улицу, ведущую к церкви Гудбоди, и там увидели синюю полицейскую машину. Проехав мимо нее, мы остановились перед входом в церковь и вошли. По ступеням, навстречу нам, спускался сержант полиции. Если на него и произвел впечатление вид двух раненых мужчин, то он отлично это скрыл.
— Ничего и никого, сэр! — доложил он. — Мы даже поднимались на колокольню.
Де Грааф повернулся я посмотрел на синюю машину.
— Если сержант Гроппиус говорит, что там никого нет, значит там действительно никого нет. — Помолчав, он добавил: — Ван Гельдер — умнейший человек. Теперь я в этом уверен. Его нет в церкви, нет в доме Гудбоди. Мои люди держат под наблюдением оба берега канала и улицу. Значит, его вообще нет в этом районе. Он где-то в другом месте…
— Он где-то в другом месте, но рядом, — возразил я. — Если мы не найдем его в ближайшее время, сколько времени вы сможете держать оцепление?
Пока не обыщем и не перевернем все дома на этой улице. Часа два, может, три…
— А потом он смог бы уйти?
— Смог бы, если бы действительно скрывался здесь.
— Он здесь! — заявил я уверенно. — Сегодня суббота и уже вечер. В воскресенье рабочие придут на стройку?
— Нет.
— Значит в его распоряжении тридцать шесть часов. Сегодня вечером или даже завтра вечером он сможет сойти вниз и уйти.
— О, Боже, как болит голова] — Де Грааф снова приложил платок ко лбу. — Ну и тверда же рукоятка пистолета! Боюсь, что…
— Он здесь, но не внизу, — продолжал я терпеливо. — А обыскивать дома — только терять время. И я уверен, что он не нырнул в канал и не отсиживается под водой — он давно бы там захлебнулся.
— Так где же он, черт возьми!?
Я задумчиво посмотрел наверх, на темное небо, по которому стремительно неслись тучи. Де Грааф тоже поднял голову. Призрачный силуэт уходящего ввысь крана, казалось, достигал туч. Конец его массивной стрелы терялся в темноте. Мне всегда казалось, что в огромном кране есть что-то угрожающее и жуткое, а нынче вечером он выглядел еще более мрачным и зловещим.
— Ах, вот оно что! — прошептал де Грааф. — Ну, конечно, конечно!
Я сказал:
— В таком случае, мне лучше подняться.
— Но ведь это же безумие! Настоящее безумие! Посмотрите на себя, взгляните на свое лицо! Вы ранены, плохо себя чувствуете.
— Я совершенно здоров!
— Тогда я иду с вами, — решительно заявил де Грааф.
— Нет.
— У меня есть молодые здоровые полицейские, которые…
— Вы не имеете морального права посылать на подобное дело ни одного из ваших. И не спорьте со мной. Я отказываюсь от такой помощи. К тому же, нельзя действовать прямолинейно и открыто… Здесь нужно аккуратно, тайком или вообще никак.
— Но он все равно вас увидит… — Хотел того де Грааф или нет, но он начинал склоняться к моей точке зрения.
— Не обязательно. Оттуда ему должно казаться, что внизу совершенно темно.
— Но мы можем и подождать. Рано или поздно, он обязательно спустится. Может, даже ночью, но непременно спустится.
— Ван Гельдер не питает особой любви к смерти, как, например, Гудбоди. Мы это знаем. Но, с другой стороны, он не боится смерти — это нам тоже известно. И жизнь других для него мало что значит.
— Следовательно?
— Ван Гельдера внизу нет. Но и Белинды тоже нет. Следовательно, она там, наверху, вместе с ним. И когда он, наконец, сойдет вниз, он захватит с собой и ее, свой живой щит… Ждите меня, я скоро вернусь!
Он больше не порывался удерживать меня. Я оставил его у входа в церковь, вошел на стройку, приблизился к крану и, недолго раздумывая, полез по бесконечным диагональным лестницам, нашпигованным внутри его остова. Это был долгий путь наверх, не очень-то соответствующий моему физическому состоянию, но и не особенно утомляющий или опасный. Просто длинное и нелегкое восхождение. Опасность поджидала наверху. Поэтому, проделав три четверти подъема, я приостановился, чтобы перевести дух и взглянуть вниз.
Высоты я практически не ощущал из-за густой тьмы. Тусклые фонари вдоль набережной казались светящимися точками, а сам канал — слабой мерцающей лентой. Все выглядело слишком далеким и нереальным. Я не мог выхватить ни единой детали. Все, что мне удалось разглядеть — флюгер на верхушке церковного шпиля, да и тот находился на сто футов ниже того места, где я передыхал.
Я посмотрел наверх. До кабины управления оставалось футов пятьдесят. Она неясно чернела передо мной — темный прямоугольник на фоне такого же темного неба. Я снова полез вверх.
Меня отделяли от двери кабины всего футов десять, когда тучи внезапно разошлись и выглянула луна, вернее, полумесяц, и после темноты мне показалось, что все вокруг осветилось.
Я снова взглянул наверх. Я различал каждую заклепку на дне люка и понял, что если я отчетливо вижу все, что находится наверху, то и из кабины видно все, что под ней. Значит, чем больше я буду медлить, тем скорее меня обнаружат. Поэтому я вынул пистолет из кобуры и, стараясь двигаться совершенно бесшумно, преодолел последние несколько ступенек. Оставалось всего четыре фута, как вдруг дверца люка слегка приподнялась и в щель высунулся длинный, отвратительного вида ствол пистолета.
Конечно, следовало бы почувствовать слабость и тошноту, приходящие вместе с отчаянием от полного фиаско, по я уже столько перенес за этот день, что, видимо, потерял способность чувствовать и принял неизбежное с фатализмом, удивившим меня самого. Я не отказывался от борьбы — имей я хоть полшанса, я бы схватился с противником, но у меня не было никаких надежд, и я принял это как факт.
— Он делает 24 выстрела, — пояснил голос Ван Гельдера. В голосе слышался какой-то металлический звук с отголосками, напоминавшими эхо, как будто он звучал из пещеры или из могилы, что не показалось мне странным. — Вы знаете, что это значит?
— Разумеется, знаю.
— В таком случае отдайте мне ваш пистолет рукояткой вверх!
Я протянул пистолет.
— А теперь тот, что в носке.
Я отдал ему «лилипута» вместе с носком. Люк распахнулся и я увидел Ван Гельдера.
— Входите! — кивнул он. — Места здесь хватит.
Я влез в кабину. Как и сказал Ван Гельдер, места в ней было действительно много. Там могли бы поместиться человек двенадцать.
Ван Гельдер, как всегда, спокойный и невозмутимый, держал наготове автоматический пистолет весьма неприятного вида. На полу, в углу сидела Белинда, бледная и изможденная. Рядом с ней лежала большая кукла в наряде с острова Хайлер.
