Ю Несбё - Призрак
Увидел, как тот скрылся в «Леоне».
Он был так близко. Так близко. Сначала в баре, потом здесь, на улице.
Сергей по-прежнему сжимал в кармане рукоятку ножа, выточенную из оленьего рога. Лезвие вылезло и порвало ткань кармана. Он дважды собирался сделать шаг вперед, схватить его за волосы левой рукой, приставить нож и начертить полумесяц на горле. Полицейский оказался выше, чем он себе представлял, но это не проблема.
Проблем вообще не будет. Потому что по мере замедления пульса к нему возвращалось спокойствие. Спокойствие, которое он потерял, которое вытеснил страх. И он снова почувствовал, что радуется, радуется свершению, тому, что станет частью уже рассказанной истории.
Он находился на месте, в засаде, о которой говорил Андрей. Сергей только что увидел взгляд полицейского, когда тот разглядывал бутылки. Такой же взгляд был у его отца после возвращения из тюрьмы. Сергей был крокодилом в реке, крокодилом, знавшим, что человек пойдет той же самой тропинкой, чтобы утолить свою жажду, и надо только немного подождать.
Харри лежал на кровати в 301-м номере, пускал дым в потолок и слушал ее голос в телефонной трубке.
— Я знаю, что ты совершал более ужасные поступки, чем создание фальшивых доказательств, — говорила она. — Так почему нет? Почему не помочь человеку, которого ты любишь?
— Ты пьешь белое вино, — сказал он.
— Откуда ты знаешь, что не красное?
— Слышу.
— Объясни, почему ты не помог бы мне.
— А надо?
— Да, Харри.
Харри затушил сигарету в пустой кофейной чашке на прикроватной тумбочке.
— Я, нарушитель закона и отставной полицейский, считаю, что закон кое-что значит. Похоже на бред?
— Продолжай.
— Закон — это забор, который мы возвели по краю пропасти. Всякий раз, когда кто-то преступает закон, этот забор становится чуточку ниже. И нам приходится его чинить. Виновный должен сесть в тюрьму.
— Нет, кто-то должен сесть в тюрьму. Кто-то должен понести наказание, чтобы продемонстрировать обществу, что убийство неприемлемо. Любой козел отпущения может починить этот забор.
— Ты трактуешь закон так, чтобы подогнать его под себя. Ты юрист, тебе виднее.
— Я мать, и я работаю юристом. А как насчет тебя, Харри? Ты полицейский? Кем ты стал? Роботом, рабом муравейника и мыслей, придуманных другими? Этим ты стал?
— Ммм.
— У тебя есть ответ?
— Ну хорошо. Как ты думаешь, почему я приехал в Осло?
Тишина.
— Харри?
— Да?
— Прости.
— Не плачь.
— Я знаю. Прости.
— Не надо просить прощения.
— Спокойной ночи, Харри. Я…
— Спокойной ночи.
Харри проснулся. Он что-то слышал. Это «что-то» было громче его собственного топота по коридору и грохота снежной лавины. Он посмотрел на часы. 1.34. Поломанный карниз был прислонен к подоконнику, силуэт его по форме напоминал тюльпан. Харри встал, подошел к окну и выглянул во двор. На асфальте валялось мусорное ведро, оно еще немного дребезжало. Харри прислонился лбом к холодному стеклу.
Глава 22
Утренний транспортный поток тихо крался по направлению к Грёнланнслейрет, а Трульс уже подходил ко входу в Полицейское управление. Приблизившись к дверям с забавными иллюминаторами, он заметил на липе красный плакат. Поэтому он развернулся и спокойно пошел назад, мимо медленно двигающейся пробки на улице Осло-гате, по направлению к кладбищу.
Он вошел на территорию кладбища, на которой, как обычно в этот час, не было ни одного человека. По крайней мере, живого. Трульс остановился у надгробия А. К. Руда. На нем не было никаких сообщений, следовательно, сегодня день зарплаты.
Он уселся на корточки и разрыл землю у самого камня. Нащупал коричневый конверт и вытащил его. Поборол искушение распечатать его и пересчитать деньги прямо на месте, засунул конверт в карман пиджака. Он уже хотел подняться, но внезапное ощущение, что за ним кто-то наблюдает, заставило его посидеть еще пару минут, будто бы погрузившись в раздумья о бренности А. К. Руда и жизни вообще, ну или что-то в этом духе.
— Не поднимайся, Бернтсен.
На него упала тень. А вместе с ней наступил холод, словно солнце скрылось за тучей. Трульсу Бернтсену показалось, что он находится в свободном падении и живот его поднялся к груди. Значит, вот как оно произойдет. Разоблачение.
— На этот раз у нас для тебя другое задание.
Трульс снова ощутил твердую почву под ногами. Голос. Слабый акцент. Это он. Трульс украдкой посмотрел в сторону. Увидел человека, который стоял, склонив голову, через две могилы от него. Было понятно, что он молится.
— Ты должен выяснить, где прячут Олега Фёуке. Смотри прямо!
Трульс уставился на могильный камень перед собой.
— Я пытался, — сказал он. — Но перевод нигде не зарегистрирован. Во всяком случае, ни в одном из мест, куда я имею доступ. А те, с кем я разговаривал, ничего о парне не слышали, поэтому я думаю, что ему дали новое имя.
— Поговори с теми, кто знает. Поговори с его адвокатом Симонсеном.
— А почему не с матерью? Она же должна…
— Не надо женщин!
Слова его собеседника прозвучали как пушечный грохот, и если на кладбище были другие люди, они должны были их услышать. Уже спокойнее тот продолжил:
— Попробуй поговорить с адвокатом. А если ничего не выйдет…
Во время последовавшей паузы Бернтсен услышал, как шелестят кроны кладбищенских деревьев. Наверное, это ветер, это из-за ветра так резко похолодало.
— …то есть парень, которого зовут Крис Редди, — говорил его собеседник. — На улице его называют Адидас. Он торгует…
— Спидом. Адидас значит амфет…
— Заткнись, Бернтсен. Просто слушай.
Трульс закрыл рот. И стал слушать. Как всякий раз, когда какой-нибудь обладатель подобного голоса велел ему заткнуться. Он слушал, как его просят покопаться в навозе. Просят его…
Голос назвал адрес.
— Ты знаешь, говорят, Адидас ходил и хвастался тем, что это он застрелил Густо Ханссена. Ты приведешь его на допрос. И внезапно он сделает чистосердечное признание. О деталях вы там сами договоритесь, главное, чтобы все было на сто процентов достоверно. Но сначала ты все-таки попробуешь разговорить Симонсена. Понятно?
— Да, но почему Адидас…
— Почему — это не твоя проблема, Бернтсен. Единственный вопрос, который ты можешь задать, — это «сколько».
Трульс сглотнул. Глотал и глотал. Разгребать говно. Глотать говно.
— Сколько?
— Вот так. Шестьдесят тысяч.
— Сто тысяч.
Собеседник не ответил.
— Эй!
Слышны были только звуки дорожного движения.
Бернтсен посидел молча. Глянул в сторону. Там никого не было. Он почувствовал, что солнце снова начало пригревать. А шестьдесят тысяч — это не так уж и плохо.
Когда в десять часов утра Харри развернулся у главного дома фермы Скёйен, над землей все еще лежал туман. Исабелла Скёйен стояла на лестнице и улыбалась, похлопывая небольшим кнутом по бедру, обтянутому брюками для верховой езды. Выбираясь из арендованной машины, Харри услышал, как под каблуками ее сапог заскрипел гравий.
— Доброе утро, Харри. Что ты знаешь о лошадях?
Харри захлопнул дверцу машины.
— Я потерял на них кучу денег. Это о чем-то говорит?
— Значит, ты к тому же игрок?
— К тому же?
— Я тоже провела небольшое расследование. Твои подвиги уравновешиваются грузом твоих грехов. По крайней мере, кажется, так считают твои коллеги. Ты в Гонконге проигрывал деньги?
— На ипподроме «Хэппи Вэлли». И это было всего один раз.
Она пошла в сторону низкого красного деревянного здания, и ему пришлось ускорить шаг, чтобы поспеть за ней.
— Ты когда-нибудь ездил верхом, Харри?
— У моего деда в Ондалснесе была лошадь.
— Значит, ты умелый наездник.
— Да нет, опять же всего один раз. Дедушка говорил, что лошадь не игрушка. Он говорил, что кататься верхом для собственного удовольствия — значит не уважать рабочее животное.
Исабелла остановилась у деревянной стойки, на которой висели два узких кожаных седла.
— Ни одна из моих лошадей не видела и не увидит ни телеги, ни плуга. Пока я седлаю, предлагаю тебе сходить вон туда… — Она указала на жилой дом. — Там в шкафу в коридоре ты найдешь одежду для верховой езды моего бывшего мужа. Надо поберечь твой красивый костюм, как считаешь?
В шкафу в коридоре Харри нашел свитер и джинсы подходящей длины. Но размер ноги ее бывшего мужа оказался меньше, чем у Харри, и на него не налезала ни одна пара обуви, пока он не докопался до стоявших в глубине шкафа хорошо поношенных армейских кроссовок.
Когда он вышел во двор, Исабелла стояла и держала двух оседланных лошадей. Харри открыл пассажирскую дверцу машины, уселся, переобулся, вынул стельки, положил их на пол машины и достал из бардачка солнцезащитные очки.
