Убийства в стиле Джуди и Панча - Карр Джон Диксон
Г. М. поднял глаза:
– Ты когда-нибудь бывал у него дома, сынок?
– Никогда.
– Итак, – продолжал Г. М., – после того как ты украл деньги, тебе пришлось потратить пару часов на то, чтобы где-нибудь переодеться и угнать машину, прежде чем сесть на поезд в Мортон-Эбботе, верно?
– Да.
– Но перед тем как украсть деньги из сейфа Чартерса, разве ты не проверил их, вдруг они поддельные? Тебе это не приходило в голову?
Серпос пожал плечами.
– Да, я смотрел их, – признался он. – И решил, что они настоящие. Я ничего не знаю о таких вещах.
– Значит, – продолжал Г. М., мягко постукивая карандашом по черепу, – ловкому мошеннику удалось бы тебя обмануть, да?
– Очевидно.
– И в действительности ты, конечно, во всех этих махинациях с фальшивыми деньгами и уловках фальшивомонетчиков ничего не понимаешь?
– Совершенно верно.
Г. М. снова постучал карандашом по черепу, а затем отложил карандаш в сторону.
– Ты чертов лжец, сынок! – резко сказал он. – Первое, что мы узнали о тебе, это то, что раньше ты работал в банке.
Глава девятнадцатая
Убийца
– Вы хотели знать, кто на самом деле убийца? – спросил Г. М., оглядывая нашу компанию с холодной яростью.
Ветер раздувал занавески на французском окне, и капли дождя падали в комнату, но никто из нас этого не замечал. Независимо от того, был ли он виновен, следует признать, что Серпос не потерял самообладания. Его узкое лицо было обращено к окну, а голос был спокойным и ровным.
– Итак, я работал в банке, – сказал он. – И это доказывает, что я могу отличить настоящие деньги от фальшивых. Это доказывает, что я неизбежно определю их по запаху или шестым чувством, даже если фальшивомонетчик такой опытный, как Уиллоби. Я умею водить машину. Но я не могу разобрать ее на части и снова собрать. Вы, мой друг, возглавляете службу разведки. Но это само по себе еще не говорит о том, что у вас есть мозги, что и было продемонстрировано. Кстати, это обвинение?
Г. М. ткнул в него карандашом:
– О, это зависит от обстоятельств. Вы говорите, что никогда не бывали в доме Хогенауэра. Тогда как же случилось, что поддельная банкнота в сто фунтов стерлингов была найдена в доме Хогенауэра сегодня вечером?
Что-то похожее на тень беспокойства мелькнуло в лице Серпоса.
– Я впервые слышу об этом, – ответил он. – То есть… если это правда… в чем я сомневаюсь.
– Вы когда-нибудь встречались с доктором Альбертом Кеппелем?
– Никогда. Я слышал о нем. Но никогда с ним не встречался.
– Тогда как случилось, что вы позвонили в его отель в половине второго ночи, представились Л. и спросили, не хочет ли сторона на другом конце провода – полицейский инспектор – узнать правду о деньгах?
Очень медленно Серпос оглядел нас всех. Его худая грудь тяжело вздымалась. Никто из нас не пошевелился. Стоун в своем белом костюме наклонился вперед, держась за край стола, глаза Эвелин были полузакрыты, а Г. М. оставался невозмутимым, как всегда.
– Это невозможно, – резко бросил Серпос; казалось, ему больно дышать. – Я не понимаю, что происходит. Вы заставляете меня отвечать на ваши вопросы, нравится мне это или нет. Это абсурд. Я не звонил по телефону. Кто сказал, что я звонил?
– Доктор Антрим говорит, что вы звонили.
– В таком случае я отрицаю это.
– Что ж, давайте просто кое-что проверим. – Г. М. протянул руку через стол и взял трубку телефона. – Я попытаюсь позвонить. Не имеет большого значения, кому я позвоню, но для пущей убедительности давайте попробуем набрать номер отеля «Кэбот» в Бристоле. Кто-нибудь знает номер? Не важно. Узнаю через коммутатор. Хм… Коммутатор! – Дернув за рычаг, он проревел это в трубку в своей обычной манере.
Тишина.
– Коммутатор! – снова взвыл Г. М.
Ему ответил только дождь. Он откинулся на спинку стула с выражением, которое могло бы означать удовлетворение.
– Угу, – сказал он бесцветным голосом. – Попробуйте, если хотите. Но я думаю, что провода перерезаны. Очень аккуратно. Сержант, вы не могли бы выскочить наружу и посмотреть.
На лице Эвелин появилось выражение несказанного удивления.
– Получается, – произнесла она, – Антрим не мог слышать, как он звонил?..
– Вам всем было очень любопытно узнать, что написано в этих записках, – сказал Г. М., беря со стола бланки рецептов. – Наконец пришло время выяснить, что вы все думаете о том, кто виновен. Верно. Вот! – Он повернулся к Стоуну. – У тебя способности оратора. Зачитай их по очереди. Мою записку – последней, из уважения к старику, а свою – предпоследней. Я думаю, мистеру Серпосу это покажется очень интересным.
Сержант Дэвис, выходя, оставил дверь приоткрытой, и от сквозняка легкие листочки в руках Стоуна зашелестели. Стоун поправил пенсне.
– На первом бланке, – произнес он, – инициалы К. Б., так что я полагаю… ну, это ваше, – добавил Стоун без излишнего драматизма и посмотрел на меня. Сделав выразительную паузу, он снова обратился к листку. – Написано… черт возьми!
– Продолжай, сынок, – призвал Г. М. с недоброй веселостью.
– Написано: «Убийца: Генри Бауэрс. Мотив: деньги.
Мы должны признать, что Пол Хогенауэр, с его непревзойденными знаниями в области гравировки, полиграфии и чернил, был членом банды Уиллоби. Вот почему (с чем все согласны) он так боялся полиции. Когда полиция приблизилась к Уиллоби, Хогенауэр понял, что должен бежать из страны. Вот почему ему нужны были две тысячи фунтов, и он решил продать информацию о Л. Ошибочно полагать, что все деньги Уиллоби были найдены непосредственно у Уиллоби. Большая часть их, вероятно, хранилась на вилле Хогенауэра».
Стоун сделал паузу и перевернул лист. Затем откашлялся и бросил взгляд на Г. М., прежде чем продолжить:
– «Однако Бауэрс не знал, чем занимался Хогенауэр. Он считал Хогенауэра полусумасшедшим. А также полагал, что несколько купюр, которые он нашел в доме, были настоящими деньгами. Затем Бауэрс наткнулся на пачку банкнот по сто фунтов стерлингов, одна из них впоследствии была найдена в газете. Сумма составляла тысячу фунтов или даже больше, этого было достаточно, чтобы соблазнить и более крепкого человека. Бауэрс убил Хогенауэра, чтобы получить эти деньги. И это подтверждается тем фактом, что здесь – перед нами – Бауэрс устроил истерику, когда ему сказали, что банкнота в сто фунтов была поддельной. Именно для прикрытия он солгал о крупном банковском счете Хогенауэра и о том, что слышал голос Антрима в доме».
Это все, – произнес Стоун, помахав листком. – Здесь начинается новое предложение, но оно обрывается.
– У меня не было времени закончить, – сказал я, обращаясь к Г. М. – Я могу добавить, что Бауэрс был здесь, в холле этого дома, и слышал, как Антрим прописывал Хогенауэру бромид. Он мог ночью вернуться сюда на взятой напрокат машине и проникнуть в дом.
– Ого! – сказал Г. М. – Спокойно. Мы не можем выходить за рамки того, что написано на этих листках. Следующую записку.
У Стоуна был вид человека, открывшего посылку с выигрышем. Он взял второй бланк и показал его всем.
– Этот листок, – объявил он, – написан женским почерком, поэтому я полагаю, что автор записки – мисс Чейн. Вверху, жирным шрифтом, написано имя: Элизабет Антрим.
«Это дело не имеет никакого отношения к фальшивым деньгам. Убила она. Эта женщина жила скучной жизнью со скучным провинциальным врачом в скучном месте, и она не из тех, кто станет терпеть скуку. Она дочь своего отца. На прошлой неделе она узнала, что ее отец умер и она стала наследницей значительного состояния.
Теперь она жаждала свободы. Она совершила убийство, чтобы избавиться от своего мужа. Она дала Хогенауэру стрихнин, а затем одурачила всех с этими бутылочками. И потом она сама сделала эти метки на внутренней стороне окна, просто чтобы доктор Антрим попался в ловушку, а она смогла бы доказать, что отметины, вероятно, были сделаны изнутри. И это сработало: кроме того, ее визит к Хогенауэру, чтобы помешать ему выпить яд, был еще одним аккуратным маленьким алиби. Она такая. Я знаю, что это правда».
