Человек по имени Как-его-там. Полиция, полиция, картофельное пюре! Негодяй из Сефлё - Пер Валё

– Да, я только что им звонил. Человек, с которым я разговаривал, по-моему, придурок.

– А может, он решил, что это ты придурок?

– Ха! – хмыкнул Гунвальд Ларссон.

Выходя из комнаты, он сильно хлопнул дверью.

На следующее утро, в среду, двадцать седьмого, состоялось обсуждение результатов розыска и было установлено, что никаких результатов, собственно, нет. Олафссон числился исчезнувшим, как и неделю назад, когда объявили о его розыске. О парне было достаточно много известно – например, что он наркоман и рецидивист, – но об этом знали и раньше. Розыск велся по всей стране, а также через Интерпол, без особого преувеличения можно сказать – по всему миру. Фотографии, отпечатки пальцев и описания разослали в тысячах экземпляров. Уже получили ряд бесполезных сведений, однако не так уж и много, поскольку ее величество общественность все еще не проинформировали посредством прессы, радио или телевидения. Поиски в преступном мире дали не много. Вся проделанная огромная работа оказалась бесполезной. Никто не видел Олафссона с конца января или начала февраля. По слухам, он уехал за границу. Однако и за границей никто его не видел.

– Мы должны найти его, – подчеркнул Хаммар, – как можно скорее. Немедленно.

В общем-то, больше сказать ему было нечего.

– Инструкции такого рода не слишком конструктивны, – заметил Кольберг.

На всякий случай он сказал это уже после совещания, когда, свесив ноги, сидел на письменном столе Меландера.

Меландер сидел, откинувшись на спинку кресла и скрестив вытянутые ноги. Глаза его были полузакрыты, в зубах он сжимал свою неизменную трубку.

– Ну так как? – спросил Кольберг.

– Он думает, – сказал Мартин Бек.

– О боже, я вижу, что он думает, но хочу знать о чем.

– Об одном отрицательном качестве полицейских, – произнес Меландер.

– Да ну, о каком же?

– О недостатке воображения.

– И ты тоже этим страдаешь?

– Да, тоже, – спокойно отозвался Меландер. – Весь вопрос в том, не является ли ход расследования этого дела идеальным примером недостатка воображения. Или, возможно, узости мышления.

– С моим воображением все в порядке, – заявил Кольберг.

– Секундочку, – сказал Мартин Бек. – Ты можешь объяснить понятнее?

Он стоял на своем излюбленном месте, у двери, облокотившись на ящики с картотекой.

– Вначале нас вполне устроила версия, что газ взорвался случайно, – начал Меландер. – Потом мы получили четкие доказательства того, что некто пытался убить Мальма с помощью зажигательного устройства, и дальнейший путь расследования стал совершенно ясен. Мы должны найти Олафссона. Мотив: именно Олафссон это сделал. И мы следуем по этому пути, как если бы мы были сворой гончих с шорами на глазах. Кто знает, не несемся ли мы прямо в тупик?

– «Несемся» – именно то слово, которое нужно, – удрученно сказал Кольберг.

– Это ошибка, которая регулярно повторяется и которая привела к провалу сотен расследований. Полиция упорно придерживается фактов, считаемых ею неопровержимыми. Факты указывают в определенном направлении. И все расследование идет в этом определенном направлении. Любые другие версии отбрасываются. Лишь потому, что самая очевидная версия чаще всего верна, полиция действует так, словно это имеет место всегда. В мире полно преступников, которым удается уходить от наказания лишь потому, что полиция придерживается такой доктрины. Предположим, кто-то находит Олафссона прямо сейчас. Возможно, он сидит в каком-нибудь ресторане в Париже или на балконе отеля в Испании или Марокко. Возможно, он сумеет доказать, что сидит там вот уже два месяца. И как же нам тогда быть?

– По-твоему, мы должны просто-напросто послать ко всем чертям этого Олафссона? – спросил Кольберг.

– Вовсе нет. С того момента, когда Мальма остановили за превышение скорости и задержали, он начал представлять опасность для Олафссона. Поэтому Олафссон – первый главный подозреваемый. Мы должны постараться найти его. Однако он может не иметь никакого отношения к пожару. Если даже подтвердится, что он торговал наркотиками или поставил фальшивые номера на несколько автомобилей, это все равно ничего нам не даст.

– Будет весьма странно, если окажется, что Олафссон не имеет никакого отношения к пожару.

– Согласен. Однако странные вещи тоже иногда происходят. Вот Мальм покончил с собой именно тогда, когда кто-то пытался его убить. Очень странное совпадение. Я задумался над ним, обследуя место пожара. Или еще одна странность: с момента пожара прошло почти три недели, и в течение всего этого времени никто не видел Олафссона и ничего о нем не слышал. Это позволяет нам делать определенные выводы. Однако неоспоримым фактом, насколько мне известно, является также и то, что никто не видел Олафссона в течение целого месяца до пожара.

Мартин Бек выпрямился и задумчиво произнес:

– Да, это правда.

– Твоя логика, несомненно, заслуживает внимания и заставляет нас выдвигать определенные версии, – сказал Кольберг.

Они принялись обдумывать возможные версии.

Чуть дальше, в том же коридоре, Рённ проскользнул в кабинет Гунвальда Ларссона и сказал:

– Знаешь, я кое о чем думал вчера вечером.

– О чем?

– Ну, лет двадцать назад я несколько месяцев работал в Сконе[22]. В Лунде. Я уже забыл, почему там оказался. – Он сделал паузу и потом прочувствованно сказал: – Это было ужасно.

– Что?

– Сконе.

– Ага. И о чем же ты думал?

– Там были только свиньи и коровы, поля и студенты. И жара. Я едва не расплавился. Так вот, тогда там произошел большой пожар. Ночью сгорел завод.