Галина Черная - Отель «У призрака»
Я неожиданно поймал себя на том, что с удовольствием предвкушаю вечер в поэтическом клубе. Странные лицевые судороги шефа быстро стёрлись из памяти.
Как, наверное, приятно, особенно в это время года, послушать у камина живые стихи. Быть может, корявые местами, но написанные с душой и настроением. Наверняка они все будут посвящены зиме и тринадцатому снегу, а это наполняет теплотой и чувством праздника…
Моя любимая уже сидела за столиком в углу, потягивая горячий кофе с пеплом и имбирём.
– Милый, я заказала тебе поляцкий. – Она привстала и чмокнула меня в щёку. – Как у вас любят. С ложкой водки, пеплом, корицей и щепоткой пороха.
Честно говоря, я впервые слышал, что у нас так любят, но мне была приятна её забота.
– Закажешь какой-нибудь десерт? – спросила Эльвира. – Это поднимает настроение.
– Пожалуй, нет, – с улыбкой отказался я. – А настроение мне наверняка поднимут стихи ваших поэтов о тринадцатом снеге.
– Милый, я и не знала, что ты такой любитель поэзии, – через паузу произнесла она, и я заметил, что выражение лица у неё стало примерно как у комиссара, когда он услышал, куда я собираюсь.
– Почему нет? Мама перед сном всегда читала мне детские стишки. «Идет бычок, бодается, вздыхает на ходу. Мир с бодуна качается, сейчас я упаду» или «Оторвали мишке лапу, с костылём идёт по трапу», «Зайку бросила хозяйка, алименты платит зайка».
– Помню-помню, – радостно захлопала в ладоши Эльвира. – Это же Магния Прото! Я тоже любила её в детстве. Хотя Чурковский нравился мне больше.
– Это тот, который писал про дерево с сапогами, муху, убившую самоваром комара, и зверски заклёванного стаей воробьёв таракана?
– Точно! Я ещё ребенком на всю жизнь запомнила, как надо мной будут измываться акулы и гориллы, если я пойду гулять в Африку… Брр! Такой стресс!
Я кивком поблагодарил официанта за поданный кофе и втянул ноздрями густой аромат. Дьявольщина, какая это всё-таки дрянь! Но пить придётся, не огорчать же девушку…
– Мы не опоздаем?
– Надеюсь, что нет, – беззаботно пожала плечами она. – Моя мама одна из членов жюри, так что без нас всё равно не начнут. Ты пей, пей…
Мы проболтали ни о чём ещё минут пятнадцать, пока Эльвира не посмотрела на часы и не сказала: «Пора». Я попросил счёт. Вдвоём мы вышли на морозный воздух и лёгким прогулочным шагом направились вверх по склону к небольшому двухэтажному особнячку, укрытому в кущах вечнозелёных сосен.
Клуб поэтов располагался в бывшем здании налоговой инспекции, ныне обветшалом и аварийно-опасном. Над козырьком ещё сохранилась выложенная белой галькой надпись: «Заплати налоги и спи вечно». Этому призыву уже лет двести, но он по-прежнему актуален. Особенно на городском кладбище. Только там и можно спастись от налогов…
В фойе нас нетерпеливо дожидалась стройная чертовка за пятьдесят в брючном костюме, мадам Эдита Фурье.
– Здравствуй, девочка моя. – Она церемонно чмокнула Эльвиру мимо щеки и протянула мне маленькую жёсткую ладонь. – Рада вас видеть, сержант. Позвольте здесь обращаться к вам официально. Наши будут в восторге. Они ещё никогда не выступали перед полицией.
– И что, даже никогда не давали показаний? – не поверил я.
– Ах, ну что вы? Разве поэт может быть законопослушным гражданином? – кокетливо захихикала она. – Конечно, всех задерживали, и неоднократно. Пьянство, наркотики. Двое даже мотали срок. Но тем не менее все будут просто счастливы почитать вам стихи, хотя бы из чувства мести.
Мы прошли в основную комнату. Как во многих старых домах, помещения здесь были маленькие и соединялись узенькими коридорчиками. В целом дом походил на своеобразный лабиринт, в котором где-то можно наткнуться на кости Минотавра. Ну, уж старым навозом припахивало точно…
В самом большом зале уже набилась куча поэтов. Их сразу видно по голодному взгляду, не важно, физический это голод или недостаток признания, а часто и то и другое вместе. Они следили за нами жадными глазами, толкая друг друга и перешёптываясь, видимо сразу признав в нас слушателей.
Хотя Эльвиру, я думаю, они видели не в первый раз. Наверняка мама частенько затаскивала её сюда, чтобы взять интервью у победителя конкурса каких-нибудь старых поэтов или осветить мероприятие, приуроченное к выпуску очередного коллективного сборника стихов.
Вот и сейчас Эльвира сразу достала диктофон и включила его на запись, пока мы усаживались на свои места. Профессиональный журналист знает: сенсация может оказаться везде и в любой момент. Лучше пять раз почистить карту памяти, чем упустить случайно брошенную судьбоносную фразу.
В углу комнаты стояла тринадцатиснежная палка, украшенная фигурками повешенных пряничных чертей. Под ней был «снег», точнее, синтепон с каплями какого-то красного сиропа, изображающего кровь. Это уже модернизм, народные традиции такого не требовали. Лично мне это показалось чрезмерным. Мы в полиции слишком часто сталкиваемся с реальной кровью, чтобы вот так заигрываться…
У окна стоял шаткий столик, накрытый к чаю, с конфетами, бисквитом и домашними пирогами. Видимо, это наша награда за то, что высидели. Камин здесь тоже был, но его не разжигали. В зале стояла почти уличная температура, но это не так страшно.
По крайней мере, никакие мурашки от холода не сравнились бы с теми, что пробежали у меня по спине после первых же строк первого выступающего:
Ты енот, и я енот,Все мы тут еноты.Весь квартал бельё стиратьНосит к нам в субботу!
Второй продолжил в том же духе, но сразил меня патриотическим маршем на странную тему:
Ква-ква! Звонят колокола!Ква-ква! Меня ты довела!Ква-ква, тебе запел тромбон!Но он не я, а я не он!
Собственно, дальше я уже ничего не запомнил, потому что просто перестал понимать, о чём речь. Кто мог предположить, что здешние поэты способны на такие взрывы мозга?! Третий оказался распевным лириком:
За тебя, моя черешня,Ссорюсь я с приятелем.Мы помиримся, конечно,Он же оба-я-тель-ны-ый!
Четвертой вышла разбитная девица с некупированным хвостом, и зазвучало уже чисто женское, наболевшее:
Упала ранняя звезда,В полях прохлада.Плывёт мой труп, поёт водаО чём-то рядом.
Но нас с тобой соединитьПаром не в силах,В одном гробу похоронитьЯ нас просила-а!
Поэты шли косяком, и выделить хоть кого-то уже не представлялось возможным. Я почувствовал усиливающееся головокружение. Последним на сцену ступил некто, назвавшийся Фридрихом Моро, средних лет, загорелый и толстый до тучности вампир (что уже нонсенс!) в чёрном бархатном френче, и начал завывать с мрачным видом:
Идёт охота на сурков! Идёт охота!На страшных хищников, отчаянных сурков!Пьяны охотники от рвоты до икоты,Кровь на руках моих от сдвоенных клыков…
Дальше я этот бред не слушал. Меня тоже накрыло позывом рвоты, и я выскользнул в коридор.
– О, сержант! Куда же вы? Мне так надо с вами поговорить, – окликнул меня кто-то, и я увидел мадам Фурье.
Я протестующе помотал головой, зажимая рот и озираясь по сторонам в поисках туалета. Единственное место, куда всегда можно спрятаться от поэзии, не вызывая особых подозрений.
– А-а, вам сюда… – с разочарованным холодком заметила она, сразу всё поняв. Видимо, случай был типичный.
Я закрыл дверь, подышал в форточку, кажется, отпустило. Потом подошёл к умывальнику, пустил ржавую воду из крана, поплескал в лицо и вышел в коридор. Мама Эльвиры терпеливо ждала на выходе. По выражению её лица стало ясно, что мне не спастись…
– Пожалуйста, пройдёмте со мной. Я действую по просьбе нашего комитета.
Значит, меня приглашали сюда не только как слушателя.
– Что-то случилось?
– Увы, да, – сказала она, понизив голос и уводя меня с собой. – Мне стыдно говорить, но у нас пропали деньги.
– Какие деньги? – спросил я, проходя в небольшой кабинет-библиотеку.
Пять стульев, старенький компьютер у стены, пара большущих шкафов, набитых книгами и журналами. Посередине стоял длинный стол, как в читальных залах, за ним явно проводили общие собрания и чаепития для своих. Мадам Фурье плотно прикрыла дверь.
– Наши деньги… которые мы… собрали, чтобы наградить сегодняшнего победителя, – запнувшись и почему-то отводя глаза, ответила она.
– Где они лежали? – Я привычно достал из внутреннего кармана блокнот, готовясь записывать.
– В сейфе. Вот здесь. – Она сняла с гвоздика висящую на стене картину с кораблём и аккуратно поставила на пол. За картиной оказалась дверца небольшого сейфа.
– И сколько пропало?
– Э-э… пятьсот тысяч. У нас были солидные спонсоры, – быстро пояснила она, видя, как у меня расширились глаза. – Только я не назову вам их имена, можно?
