Эд Макбейн - Хохмач
А могут ли они назвать имя этого злодея?
И опять-таки с полным единодушием и поразительным упорством все они утверждали, что якобы знали его только как “глухого”. Большего они не хотели или просто не могли о нем сказать.
И нужно отметить, что их единодушие и настойчивость были просто восхитительны. Привело это, правда, к тому, что к перечисленным выше обвинениям добавилось новое, а именно то, что они действовали по сговору и целой шайкой. Правда, это было не совсем обвинение, а скорее отягчающее вину обстоятельство, которое, несомненно, учтут на суде. Что же касается приговора, то прокуратура и полиция считали, что они вполне заработали себе на электрический стул или, по меньшей мере, обеспечили пожизненное пребывание в тюрьме Кастелвью. Причем, по мнению полиции, оба эти исхода имели совершенно равные шансы.
Двадцать первого мая Дэйв Раскин неожиданно появился в дежурном помещении. Войдя, он прямиком направился к столу Мейера Мейера.
– Ну, Мейер, и что вы думаете по этому поводу? – спросил он.
– Не знаю еще, – сказал Мейер. – А что я должен думать и по какому поводу?
– Так я уже решил переехать.
– Что?!
– Я переезжаю. Это точно. Да и кому нужно помещение этой занюханной мастерской? Знаешь, если сказать тебе чистую правду, то без банка внизу мне там и посмотреть некуда. Подойдешь к окну, а там никого. Раньше совсем другое дело, раньше там жизнь била ключом. А сейчас – ни души.
– Ну что ж, – сказал Мейер и пожал плечами.
– Слушайте, а как дела у того полицейского, которого подстрелили?
– Через пару недель он выйдет уже из больницы, – сказал Мейер.
– Хорошо, это очень хорошо. Я очень за него рад. Послушайте, если вашей жене будет нужно хорошее платье, заглядывайте ко мне, договорились? Я сам подберу ей что-нибудь получше. Это будет личным подарком от Дэйва Раскина.
– Благодарю вас, – сказал Мейер.
Раскин вернулся в помещение мастерской на Калвер-авеню, где Маргарита упаковывала имущество, готовясь к переезду на новое место. Работа эта сообщала особую энергию ее и без того беспокойным грудям. Раскин постоял некоторое время в дверях, любуясь ее красотой.
Внезапно зазвонил телефон. Продолжая свои наблюдения за трудовыми подвигами Маргариты, Раскин снял трубку.
– Алло?
– Раскин? – сказал мужской голос.
– Да. А кто это говорит?
– Живо убирайся из этой своей паршивой мастерской, – сказал голос. – Убирайся из этого помещения, сукин ты сын, иначе я убью тебя!
– Ты?! – взревел Раскин. – Ты снова появился!
И внезапно он услышал раскатистый хохот на другом конце провода.
– Кто это? – спросил он.
– Мейер Мейер, – сказал голос, продолжая заливаться хохотом.
– Ах ты, подонок, – сказал Раскин и тут же сам расхохотался. – Ох, знаешь, а я уж тут было завелся с полоборота. Но только на минутку. Я было подумал, что мой хохмач снова принялся за свое. – Раскин громогласно рассмеялся. – Да, этого у тебя не отнимешь. Ты просто самый настоящий хохмач. Со смерти твоего отца я ни разу не встречал такого веселого человека. А ты ну точно как он! Честное слово! Ну просто вылитый отец!
Мейер Мейер на другом конце провода терпеливо дослушал все эти восторги, а потом попрощался и повесил трубку.
“Вылитый отец”, – подумал он.
Внезапно он почувствовал себя нехорошо.
– Что это с тобой? – спросил Мисколо, заглянувший на минутку из канцелярии.
– Да какой-то озноб, – сказал Мейер.
– Просто ты никак не можешь примириться с тем, что обыкновенный патрульный распутал дело, которое оказалось вам всем не по зубам.
– Может быть и так, – сказал Мейер.
– Ладно, выше голову, – сказала Мисколо. – Хочешь, я принесу кофе?
– Вылитый отец, – грустно проговорил Мейер.
– Что?
– Да нет, ничего. Человек всю жизнь старается, из кожи вон лезет, предпринимает черт знает что, чтобы только... – Мейер сокрушенно покачал головой. – Вылитый отец...
– Так хочешь ты кофе или нет?
– Да. Да, я хочу кофе! И прекрати, пожалуйста, подначивать меня!
– А кто подначивает? – возмутился Мисколо и вышел за кофе.
Из-за своего стола, расположенного по другую сторону дежурки, Берт Клинг поделился очередным философским наблюдением.
– А скоро лето наступит, – сказал он.
– Ну и что?
– На улицах будет больше подростков, их банды опять возобновят свои войны, будет больше мелких преступлений, а нервы у всех будут на пределе...
– Не будь таким пессимистом, – сказал Мейер.
– А причем тут пессимизм? Я говорю о лете. И похоже, что нас ждет очень милое лето.
– Да, я тоже жду не дождусь его, – отозвался Мейер. Он пододвинул к себе поближе листок с машинописным текстом и принялся обзванивать первую группу свидетелей ограбления.
За стенами полицейского участка веселый месяц май, казалось, тоже с нетерпением ждал удушливую жару лета.
