Никита Филатов - Записки о капитане Виноградове (сборник)
– О-ох… – Приходить в себя не хотелось. Как в поговорке: умерла так умерла! Теперь, наверное, просто так отправиться на тот свет не позволят, литовцу повезло, он ничего понять не успел…
Проинформировали о себе затекшие запястья. Точно, знакомое ощущение – наручники! Утешало, что со зрением, кажется, все в порядке, просто подкралась пасмурная, беззвездная ночь, готовая в любой момент пролиться дождем.
Вспомнился анекдот про то, как в такую погоду ведут на расстрел к далекому пустырю приговоренного. Холод, слякоть… «Тебе хорошо, – говорят конвоиры, – а нам еще обратно тащиться!»
Смешно…
Кондор сидел напротив и без особого интереса следил за процессом возвращения в окружающую реальность пока еще живого существа.
Рядом, почти голова к голове с Виноградовым, лежал очкарик. Он лежал очень тихо, не двигаясь, но все равно Владимир Александрович не сразу сообразил, что иначе доктор лежать и не может. Мертвые вообще народ не суетливый.
А когда шея перерезана от уха до уха – и подавно!
За последние дни Виноградов даже как-то устал удивляться. Он перевел взгляд на Кондора – и тот, непонятно зачем, утвердительно кивнул.
Яс-но… То есть ясно – как это произошло: клиент подошел к отключившемуся спутнику, наклонился – а бородатый его со спины ножичком чирк! Слева направо, одним движением. И отступил, чтоб не пачкаться.
Ноздри уловили запах – запах подсыхающей уже крови. Да! Очевидно, хлестануло здорово… Это потом уже клиент оказался на спине, чтоб сомнений не было. Хотя какие уж тут сомнения?
Яс-но – как! Но пока не понятно – зачем? Не то чтобы Владимир Александрович так уж трепетно настаивал на соблюдении очереди, но по логике событий убитым сейчас положено было быть самому Виноградову.
– Жыт будыш! Еслы правилна… Памагат будыш?
Майор сел поудобнее, осторожно кивнул: жить – это хорошо, кто же спорит. В чем помочь-то только? С руками скованными? Ты, сволочь, браслеты отстегни – тогда посмотрим… Ишь, разговорился!
Что-то коснулось лица – прохладно и нежно. Потом еще раз.
Дождик? Начинало накрапывать…
«Судя по всему, – подумал Виноградов, – я ему живьем зачем-то нужен. Пока. А клиент – не нужен! Совсем не нужен уже оказался, вот и отдал Богу душу. А кто тогда Магаева убьет? Я, что ли?»
Нет, какие могут быть возражения! Но интересно, как он меня заставит, Кондор этот сраный? На виду у всех – охраны, друзей, родственников? И чтобы я потом не…
Кондор закончил. Осиротевший «кипарис» перекочевал обратно, к остальному арсеналу, туда же, в рюкзак бородатого, оказались уложены из имущества покойного: продукты, аптечка, бумажник. Остальное вместе с телом он накрыл неразобранным спальником. Для надежности обложил по краям крупными осколками горной породы: от питающихся падалью хищников это вряд ли поможет, но от ветра убережет.
После этого Кондор проделал то, что на языке диверсантов, партизан и тех, кто за ними охотится, названо «сюрприз» или «привет с того света». Опять на брезент перед бородачом легли бруски, издали напоминавшие хозяйственное мыло, какая-то замазка, блестящие гвоздики детонаторов, провода и пружинки.
Все это через некоторое время скрылось под спальником и в щелях между камнями. Владимир Александрович не был силен в динамитных науках, но из краткого милицейского курса сделал вывод: такого количества взрывчатки, которым Кондор «зарядил» труп, вполне хватит, чтобы в клочья разнести не только бедолагу, который дернет за краешек смерти… Все вокруг даже не успеют сообразить, в чем дело, и пожалеть о собственном опрометчивом любопытстве.
Впрочем, раньше людей здесь мог появиться какой-нибудь безвинный шакал… Интересно, в горах водятся шакалы?
Оставаться на месте не имело смысла… Кондор закинул за спину почти опустевший и, очевидно, полегчавший рюкзак – в нем же теперь находились, помимо плоского футляра, только спальный мешок, продовольствие и «кипарис». Подхватил автомат. Коротким жестом приказал майору: поднимайся!
Умирать по-прежнему не хотелось. Виноградов встал.
– А руки? Я так идти не смогу! – Очевидно, удар еще сказывался, поэтому Владимир Александрович с трудом удерживал равновесие. К тому же сползла до локтя правая лямка.
Кондор сердито прищурился и достал нож.
Майор попытался закрыться скованными руками.
Это не помогло. Притянув к себе Владимира Александровича, бородач резанул под мышками… Все имущество Виноградова, хранившееся у него за спиной, неторопливо сползло на землю. Обернувшись на лежащий сзади рюкзак, майор выдохнул и попытался не обмочиться.
Это удалось – удивительно, но измученный организм продолжал соблюдать приличия.
– Иды! – Наручники никто снимать не собирался, но двигаться налегке было проще, чем полагал Виноградов.
При малейшей попытке снизить темп в затылок довольно болезненно упирались холодные губы ствола. С неба активно капало.
– Да не пихайся ты! – оступившись в очередной раз, огрызнулся майор. – Видишь же – иду…
Реакции не последовало. Очевидно, на последнем этапе операции Кондор решил застраховаться от любых неожиданностей. Тем более что репутация Виноградова в его глазах безупречностью не страдала. Дождь шел уже по-серьезному…
Минут через двадцать он понял, что больше не сможет сделать ни шагу… еще через десять минут – втянулся, но начался невообразимый ливень, шарахнула молния и стало плевать на все.
– Так его маму!.. – Больше сказать было нечего, ноги разъехались, и поддерживать равновесие оказалось недостижимо трудно. Виноградов упал и ударился боком.
Опять запахло овчиной – перед самым носом образовалась промокшая борода, цепкая лапища приподняла потерявшего точки опоры и по-отечески нежно встряхнула:
– Эй, иды!
– Куда идти-то, блин? Ни х… не видно.
– Тут иды!
– Пош-шел ты… – Ясно, что если бы Кондор хотел угробить его, он сделал бы это давным-давно. То есть Виноградов представлял какую-то товарную ценность – и этим следовало воспользоваться.
– Тут иды… – Теперь уже бородатый просто волок за собой и почти на себе скованного майора. – Блызко!
Действительно – оказалось недалеко: вниз по скользкой каменной мелочи, еще метров сто – и терраса. Кондор спихнул с себя Владимира Александровича и в таком же изнеможении рухнул на живот.
То, что творилось с погодой, нельзя уже было назвать дождем. Просто объем между небесным сводом и горами заполнился сплошной, непрерывно шумящей и падающей водной прослойкой. Казалось, потоки идут не только сверху вниз – нет, они спешили навстречу друг другу, сходились, усиливались…
Для человека в этом хаосе просто не находилось места.
Хотелось дышать жабрами.
Шум, напоминавший скорее рокот прибоя, могли перекрыть только редкие раскаты грома.
Виноградов промок до такого состояния, когда собственное положение – боком, наполовину в образовавшейся луже, с лицом, по которому хлещет холодный поток – воспринимается индифферентно. Однако так можно было и воспаление легких заработать!.. Владимир Александрович подогнул под себя колени, приподнялся и переместил верхнюю половину туловища под прикрытие нависающего над террасой гранитного выступа. Здесь было не то чтобы посуше, но все-таки… Разница ощущалась.
К изумлению Владимира Александровича, вслед за ним под естественный навес втиснулся и бородач. Сейчас он не казался ни могучим, ни опасным – так, просто вымокший до нитки, до последней клеточки кавказский мужик с оружием.
– Руки освободи? – попросил Виноградов. И попытался сыграть на самолюбии: – Чего, боишься, что ли?
Кондор всхрапнул от возмущения, но отрицательно помотал головой – увеличивать степень свободы напарника в его планы, видимо, не входило.
Опять громыхнуло. Так же, наверное, раскатисто лопнет воздух от взрыва заложенных бородачом «сюрпризов» на трупе очкарика…
– Слушай, ты хоть понимаешь, что тоже покойник? Я, потом ты?.. Мы уже списаны, понял?
Кондор успел закрыть глаза и теперь недовольно дернул щекой. Его раздражали не сами вопросы, а то, что Виноградов мешает ему приходить в себя:
– Тых-ха…
– Ну и хрен с тобой! – По совсем непонятной причине майор вдруг решил, что выпутается из передряги.
Это развеселило – и следующие полчаса Виноградов пребывал в состоянии неестественного возбуждения. Даже пытался перетереть о камень металлическую цепочку наручников.
А потом, как обрубленный, кончился дождь…
Стало холодно, ветер вытягивал из-под налипшей на кожу материи жалкие крохи оставшегося человеческого тепла, заставляя вибрировать каждую клеточку.
Дрожали оба – и русский майор, и его бородатый надсмотрщик. Стук собственных зубов то и дело перекрывал дребезжание челюстей соседа.
