Александра Маринина - Светлый лик смерти
– Нет.
– Ну вот видите. Значит, этот человек не только позаботился о том, чтобы на бумаге были отпечатки ваших пальцев и чтобы почерк был как две капли воды похож на ваш, он еще и не поленился, выследил вас и сфотографировал. Это очень неглупый и очень предусмотрительный человек. И он ходит где-то рядом с вами. Ведь если он смог взять с вашего стола бумагу, к которой вы прикасались, то он подходил к вам очень близко. Вплотную подходил. Дышал вам в затылок. Неужели вам не страшно, Виктор Александрович? У меня ведь только два выхода: либо считать вас преступником, либо признать, что вам угрожает опасность. Вы какой вариант предпочитаете?
– Но я не понимаю… – пробормотал Дербышев. – Чушь какая-то. Кому понадобилось это делать? Нет, я не понимаю.
– А что, у вас врагов нет? – вздернул брови Ольшанский. – Так-таки ни одного врага? Простите, не верю. У человека, который занимается торговлей недвижимостью, обязательно есть враги. Или по крайней мере недоброжелатели. Это законы экономики.
– Все равно я не понимаю… Да, конечно, найдутся люди, у которых из-за моего вмешательства сорвались выгодные сделки, но это случается сплошь и рядом. Чтобы из-за этого заварить такую кашу… Нет, в голове не укладывается. По-моему, вы передергиваете, Константин Михайлович.
– Возможно, возможно. – Следователь пожевал губами, потом вынул из стола чистый бланк и начал его заполнять. – Я выношу постановление о вашем задержании. Результаты экспертизы, с которыми я вас ознакомил, дают основания подозревать вас в причастности к убийству Людмилы Широковой. Вас задерживают пока на трое суток, а там видно будет.
– Вы что…
От неожиданности у Дербышева пропал голос, и ему пришлось откашляться, прежде чем продолжать.
– Вы с ума сошли? Как это вы меня задерживаете? С какой стати?
– Виктор Александрович, я вам только что объяснял все подробно и на хорошем русском языке. Если вы не понимаете, то вам придется подумать об этом самостоятельно. Времени у вас будет достаточно. Да, и еще одно. Фирма у вас, как вы сами сказали, не бедная, поэтому если через трое суток я приму решение взять вас под стражу и прокурор с этим решением согласится, ваша фирма может походатайствовать перед судом об освобождении вас под залог. Залог будет большим, но риэлтеры, я думаю, потянут.
– Вы ответите за это беззаконие.
– Естественно, – кивнул Ольшанский, не отрываясь от бланка. – У вас плохая память, Виктор Александрович. Я же предупреждал вас, что у меня стойкий иммунитет на всякого рода угрозы, я их слишком много выслушал за свою жизнь. И необоснованных задержаний в моей практике было достаточно, мы же тоже люди и имеем право на ошибку. Смею вас уверить, такие ошибки случаются часто, и никого за это не увольняют и даже выговор не объявляют. Так что если ваше задержание в конце концов окажется ошибкой, мне за это ничего не будет. Ровным счетом ничего. На то оно и задержание, чтобы в течение трех суток проверить подозрения, которые вполне могут оказаться и необоснованными.
Ольшанский снял телефонную трубку и вызвал конвой, который должен был препроводить задержанного из здания Московской городской прокуратуры на Петровку.
* * *– Костя пошел вразнос, – сообщил Юра Коротков, заглядывая в Настин кабинет. – Он задержал Дербышева.
– Да ты что?
Настя от изумления даже карандаш выронила.
– Век воли не видать, – побожился Коротков. – Его только что доставили.
– С ума сойти! На Костю как-то не похоже. Ты же знаешь, он не любитель резких телодвижений. И с арестом никогда не торопится.
– Ну, видно, этот Дербышев чем-то его достал, – сделал вывод Юра. – Скажу тебе больше, он, похоже, и на Стрельникова зуб точит. После обнаружения писем на даче Томчака Костя допрашивает Стрельникова каждый день, а тот ему упорно твердит, что в глаза этих писем не видел и на даче у друга не прятал.
– Да кто ж ему позволит Стрельникова задерживать! Правая рука председателя Госкомвуза, его в обиду не дадут. И вообще, за что?
– Костя найдет, за что, было бы желание. Но я так думаю, что это из-за писем. Мотив-то для убийства вполне подходящий. И не исключено, что Стрельников вступил в сговор со своей бывшей любовницей Сергиенко. Мотив есть у обоих, а в такой ситуации прошлыми конфликтами можно пренебречь.
– Да ладно тебе, – Настя недоверчиво глянула на Короткова. – Ты сам-то веришь в то, что несешь?
– Не-а, не верю. Так, воздух сотрясаю. Все, Ася, я помчался, а ты позвони Ольшанскому, вдруг он чего интересного расскажет.
Но Ольшанский позвонил сам, едва за Коротковым закрылась дверь. Голос его был недовольным и усталым.
– Эксперты не обнаружили на письмах ни одного отпечатка Стрельникова, – сообщил он.
– А пальцы Широковой?
– Полно. Что скажешь?
– Ничего, сами все знаете. Прятать письма на даче у друга можно и в перчатках. Но в первый раз найти их в сумке любовницы или в тумбочке и прикоснуться к ним можно только голыми руками. Вы видели когда-нибудь человека, который любую незнакомую вещь берет, предварительно надев перчатки?
– Не видел.
– И я не видела. Пальцы Стрельникова должны быть обязательно. Или следы затираний. Есть следы?
– Нет. Все отпечатки, которые обнаружены на письмах, конвертах и внешнем пакете, четкие. Смазанности, конечно, есть, но это нормально, без них вообще не бывает. Когда их нет, это даже подозрительно.
– Ну вот, значит, Стрельников этих писем не брал в руки.
– Интересно ты рассуждаешь! А кто же их спрятал на даче у Томчаков?
– А черт его знает. Может быть, тот, кто написал Широковой письмо от имени Дербышева?
– Ты сама-то понимаешь, что говоришь? – фыркнул Ольшанский, и по его голосу Настя поняла, что следователь даже слегка развеселился. – Предположим, человек, написавший письмо от имени Дербышева, хотел убить Широкову и подставить Дербышева. Я это допускаю. Человек, который нашел переписку Широковой и спрятал ее на даче Томчаков, явно хотел подставить Стрельникова. Я готов поверить в этот бред, если ты мне объяснишь, как этот тип может хотеть подставить их обоих. Что между ними общего? Они даже не знакомы. Они никогда друг о друге не слышали и никогда не встречались. У них нет и не может быть общих интересов и точек соприкосновения. Иными словами, у них нет и не может быть общего врага.
– Вы уверены?
– Да ни в чем я не уверен! Все, Анастасия, считай, что это тебе мое задание. Найди мне этого общего врага. А Короткову скажи, пусть побеседует с Дербышевым и выяснит, где и когда его сфотографировали. Попробуем хоть фотографа этого найти.
* * *Ларисой Томчак овладел охотничий азарт. Она даже не подозревала, занявшись поисками Надежды Цукановой, что увлечется до такой степени. Внутрений голос говорил ей, что надо остановиться, что она затеяла глупое и никому не нужное дело, которое не принесет в итоге ничего, кроме боли, грязи и разочарования. Но остановиться она уже не могла.
Идея, связанная с поисками хорошо информированной соседки, показалась Ларисе с первого взгляда правильной и легко осуществимой, но на деле оказалось, что все совсем не так. Чтобы найти такую соседку, надо ходить по квартирам, а кто в наше неспокойное и наполненное взаимными подозрениями время захочет обсуждать чужую беду с незнакомым человеком? Не стоять же целыми днями на лестнице возле квартиры Цукановой в ожидании подходящего знакомства. Так что с этой привлекательной идеей Ларисе пришлось распроститься.
Поразмышляв некоторое время, она решила прибегнуть к помощи милиции. В самом деле, если Надежда Цуканова покончила с собой, то милиция должна была хотя бы на первом этапе с этим разбираться. И Лариса отправилась в ближайшее к дому Цукановой отделение милиции.
Участкового инспектора она прождала несколько часов, ей сказали, что старший лейтенант Барулин «ушел на территорию», а прием населения он осуществляет с пяти до семи. К пяти часам возле комнаты, где должен был появиться участковый, стали собираться посетители, в основном пожилые люди, а также женщины с опухшими несчастными лицами. Лариса хорошо знала эти лица, к ней, врачу-психиатру, на прием тоже приходили такие вот женщины, у одних были пьющие мужья, у других – неуправляемые дети. Она мысленно порадовалась тому, что никуда не ушла в ожидании начала приема, сидела здесь давно и потому оказалась в этой тоскливой очереди первой.
Участковый Барулин пришел около половины шестого. Это был совсем молоденький милиционер, невысокий, худенький, с каким-то очень детским выражением лица.
– Кто первый? – бросил он на ходу. – Проходите. Кузьмичева, я вам сколько раз говорил, чтобы вы ко мне не ходили! Ваш сын под следствием, я вам ничем помочь уже не могу.
Лариса торопливо поднялась и зашла следом за ним в тесную неуютную комнатенку с давно не мытыми окнами и отваливающейся штукатуркой на стенах. Барулин на ходу расстегнул китель и уселся за стол.
