Лесли Уайт - Проклятый город
С глухим рокотом обрушилась еще часть стены. Взметнулись в воздух пыль, снопы искр, обломки, из толпы зевак донеслись крики испуга. Двое патрульных копов сдерживали любопытных, отпихивая наиболее ретивых за спешно протянутую ленту ограждения.
МакБрайд вылез из дежурной машины управления, за рулем которой остался Хоган, а заднее сиденье украшал своим присутствием Кеннеди. МакБрайд засунул руки в карманы пальто, направился к патрульному Скофилду. Тот тоже заметил капитана, подбежал, отсалютовал.
— Где Тони? — с ходу спросил МакБрайд.
— Напротив, в доме пятьдесят пять.
— Жертвы, ранения?
— Тони по башке получил, шишка, больше ничего, слава богу. Жена цела, но в истерике, понятное дело.
— Где вы были, когда это тут началось?
— В трех кварталах, на Ривер-роуд. Услышал и сразу бегом сюда.
МакБрайд кивнул полицейскому:
— Схожу гляну на Тони.
Он вошел в дом пятьдесят пять. Дверь приоткрыта, в холле народ. Направо — дверь в гостиную. Там в кресле сидит врач «скорой помощи» в белом халате, хмуро сосет сигарету. Тони обмяк в другом кресле, запахнутый в махровый купальный халат, тупо смотрит прямо перед собой. Его жена разместилась на диване, она сжимает в руках дочку, стонет, раскачивается, дрожит, всхлипывает. Рядом с нею женщины, у одной в руке стакан воды.
МакБрайд вошел, окинул внимательным взглядом всех присутствующих, подошел к Тони, остановился. Тони вздрогнул, осознав его присутствие, попытался что-то сказать, но из горла вырвался лишь какой-то цыплячий писк. Он закрыл глаза.
МакБрайд вынул одну руку из кармана, положил ее на плечо Тони, ободряюще сжал плечо, слегка встряхнул:
— Отключитесь от этого, Тони.
— Пресвятая Матерь Божия…
— Понимаю. Понимаю. Но надо отключиться. Вы живы. Ваша жена жива. Ваша дочь жива. Это главное.
— Как будто… Как будто конец света…
Кончиком туфли МакБрайд подтянул поближе стул, уселся, затянулся, вынул сигару изо рта и оперся рукой с сигарой об колено.
— Тони, надо от этого отключиться. Отвлечься.
Тони вздрогнул.
— Меня выбросило из кровати, как… как… — Он простонал и закрыл лицо руками.
МакБрайд глянул на свою сигару, потом на Тони:
— Вы спали, когда это случилось?
— Да… Спал… Стена рухнула внутрь.
— Получали какие-нибудь предупреждения? Письма с угрозами, звонки?
— Нет… Нет… Ничего…
— Тони, встряхнитесь, постарайтесь отвлечься. Думайте о том, какие шаги предпринять для устранения ущерба. Вы ведь человек действия. Мы еще увидимся.
Он еще раз сжал плечо пострадавшего, встал, вернул на место: сигару — в рот, руки — в карманы. Оглядел присутствующих, о чем-то размышляя. Вышел на улицу, остановился на трехступенчатом крылечке, наблюдая за пожарными. Вода еще лилась в дом. Пламя угасло, но раскаленные балки и камни фундамента все еще шипели.
Кеннеди подошел к крыльцу; огонек сигареты выделялся на фоне темного силуэта головы. Остановившись у нижней ступеньки, он спросил:
— Ну и зачем бы им швырять бомбу в дом Тони, кэп?
— Кому?
— Я так полагаю, что парни те же…
МакБрайд спустился с крыльца.
— Может, и те же, но зачем — не имею представления.
— Вернемся в управление, выпьем?
— Нет, я еще здесь поторчу.
Через полчаса пожарные перестали лить воду в развалины, начали свертывать оборудование. Фасад дома исчез полностью. Просматривались интерьеры верхнего и нижнего этажей, развалины, обломки.
МакБрайд подошел к пожарному начальству, обменялся с ними несколькими фразами. Одолжил у одного из пожарных фонарь, поднялся по почерневшим каменным ступеням. Перешагнул через бывший порог, посветил фонарем по сторонам. Пригнулся под рухнувшей балкой, переступил через кучу обломков, добрался до гостиной.
Дверь облеплена черным намокшим, уже начавшим подмерзать пеплом. Резкий запах гари. Мебель… Кресло, на котором он сидел во время своего визита к Тони, обгорело, промокло, сломано. Далее к лестнице, по рухнувшей штукатурке и каким-то обломкам. Поднялся наверх. Белый луч фонаря вырвал из тьмы стулья, шкаф, пропитанную водой и черной грязью постель… Он посетил все три спальни разрушенного дома Тони, осматриваясь и думая о чем-то, спустился вниз, пошел возвращать фонарь.
— Спасибо, — сказал он пожарному, отошел, остановился на тротуаре, опустив голову и засунув руки в карманы. Заметил подошедшего Кеннеди.
— Ну что, кэп?
— Погулял.
— Что-нибудь увидел?
— Да так… Кое-что.
5Тони Марателли стоял у окна дома пятьдесят пять по Ридл-стрит, глядя на руины своего жилища. Мало радости от этого зрелища. Видно его супружеское ложе, кроватка в соседней комнате, в которой едва избежала гибели дочурка, просматривается и спальня Доминика.
Тони выглядел осунувшимся, истощенным, а истощенный толстяк — зрелище поистине трагическое. С улицы и тротуара муниципальные служащие уже убирали обломки, прохаживался по тротуару полисмен, следя за сохранностью остатков имущества погорельца.
Конечно, думал Тони, дом можно отстроить, и он это сделает. Денег хватит с лихвой. Но старый дом со старыми воспоминаниями погиб. Здесь он жил пятнадцать лет, сначала как жилец, съемщик, затем в качестве собственника. Первые свои средства он заработал как строительный подрядчик. Больно видеть погубленное строение, тем более свое, родное. Он поплотнее запахнул толстый халат, всхлипнул.
На противоположной стороне улицы показался капитан МакБрайд, подошел к патрульному, поговорил с ним, окинул взглядом разрушенный дом. Тони насторожился. МакБрайд, конечно, друг, но…
Капитан отвернулся от пожарища, пересек улицу. Тони услышал звонок. Миссис Рекоу, давшая его семье приют, показалась из своей спальни.
— Не беспокойтесь, миссис Рекоу, это ко мне.
Хозяйка дома кивнула и исчезла.
Тони подошел к двери, открыл.
— Доброе утро, Тони, — приветствовал его капитан, входя в прихожую. Они вернулись в гостиную, МакБрайд снял шляпу, положил на стол. — Как самочувствие?
— Поганое, капитан. Да, поганое.
Да и вид у него тоже не из лучших. Небритый, волосы в беспорядке, щеки обвисли до плеч.
МакБрайд, спавший в эту ночь лишь шесть часов, выглядел свежо и бодро. Он подошел к окну, остановился, глядя на муниципальных уборщиков на тротуаре, затем повернулся к Тони.
— Тони… — начал он и замолчал, глядя в пол.
— А? — подслеповато прищурился Тони.
— Тони… Я насчет Доминика.
Тони провел рукой по лицу, как будто снимая паутину:
— Вы его нашли?
— Нет.
— А-а… Я думал, нашли.
— Нет, не нашли.
— А-а… — Голос усталый, сиплый.
МакБрайд поднял взгляд и уставился в глаза Тони, глядя пристально, «с выражением», с подтекстом.
— Лучше поговорить начистоту, Тони.
Тони замер, взгляд его вильнул куда-то за плечо капитана.
— Начистоту, — повторил капитан МакБрайд.
— Как? — Тони огляделся, как будто искал поддержки у кого-то, кого в комнате не оказалось.
— Сколько времени Доминик находился у вас в доме до того, как грохнулся фасад?
— Пресвятая Дева Мария! — пробормотал Тони, оседая на стул.
— Сколько, Тони?
— Капитан, капитан… — заторопился Тони. — Слушайте, не мог же я выдать своего сына, когда он приплелся в слезах, как ребенок, ища защиты? И еще при матери, которая в истерике молит о том же. Да и сам я… Ведь он же дитя мое, плоть от плоти моей, какой же я отец, если я его выдам? Он ведь еще мальчик, капитан…
— Стоп, Тони, — прервал его излияния МакБрайд. — Это все я могу понять, я не об этом. Я только спросил, как долго он находился в доме?
— Три дня. Только три дня. Но… Но я не мог вам сообщить, кэп. Он просил защиты. Он сожалел обо всем. Он очень сожалел, что связался с этим проклятым Чибби. Но он ничего не сделал. Он не убивал этого боксера-мордоворота…
— А кто убил?
— Не знаю.
— Тони…
— Господом клянусь, кэп, не знаю.
Капитан сузил глаза:
— Доминик это знал. И он сказал вам.
— Нет, нет!
— Тони! — Голос капитана стал резким и холодным, как северный ветер зимой. — Я к вам отношусь по-доброму. Я знаю, вы парень честный. Вы лучший макаронник, с которым я знаком. Но вы должны и далее оставаться таким же честным и чистым. Перед собой и передо мной. Меня за это убийство травят, потому что черт меня занес в этот кабак в самое неподходящее время. Но даже и без этого личного мотива я искал бы убийцу.
— Но Доминик его не убивал.
— Это я уже слышал. Это я допускаю. Кто убил? Доминик что-то говорил. Вы беседовали с ним. Что вам рассказал сын?
Тони развел руками, выпятил губы, как будто готовясь заплакать.
— Ничего не сказал, кэп. Ничего. — Марателли покачал головой. — Уж я его донимал, допекал, умолял. Но он только твердил, что он не убивал Барджо, крестом Господним клялся и распятие целовал. Кэп, клянусь, это правда, я знаю сына.