Александра Маринина - Стилист
Ни разу за все годы работы Настя не попадала в ситуацию, когда после задержания подозреваемого выяснялось, что все было совершенно не так. Разумеется, картина, выстроенная в ее голове в период разработки, и картина реальная никогда полностью не совпадали. Различия, и порой значительные, были всегда. Но не до такой же степени!
Признав с ходу кражу видеокассет, обо всем остальном Черкасов молчал довольно долго. Во всяком случае, когда Настя приехала рано утром на Петровку, с ним уже снова работал Юра Коротков, и часов примерно до одиннадцати разговор их топтался на месте, что было даже удивительно для человека, не имеющего опыта общения с правоохранительными структурами и не закаленного в ходе длительных предыдущих допросов. Черкасов совершенно не стеснялся своей сексуальной ориентации и спокойно и твердо настаивал на том, что имеет право ее не обсуждать. Статью в Уголовном кодексе, слава богу, отменили, а насилия он никогда ни к кому не применял.
– Вам знакомо это лицо?
Коротков положил перед ним фотографию – кадр из фильма, где красивый темноглазый актер был снят крупным планом.
– Да, – невозмутимо ответил Черкасов. – Это итальянский актер, он мне очень нравится. Вы ведь уже выяснили, что я украл кассеты со всеми фильмами, где он снимался.
– А это лицо вам тоже знакомо?
С этими словами Юра положил перед Черкасовым еще одну фотографию – Олега Бутенко. Черкасов глубоко вздохнул, краска медленно прилила к щекам. Он чуть отодвинулся от стола, пальцы рук вцепились в колени.
– Я так и знал. Это был несчастный случай.
– Поподробнее, пожалуйста, если не трудно, – вежливо попросил Коротков, приготовившись выслушать первую порцию лжи.
– Олег был порочен до мозга костей. Когда мы познакомились, он уже был пушером – мелким торговцем наркотиками. И сам употреблял. Он жил у меня, домой возвращаться не хотел, даже из квартиры не выходил, чтобы случайно не встретить кого-нибудь из знакомых. Он же знал, что родители заявили в милицию и его ищут. Так прошло три месяца. Однажды я пришел с работы и увидел его мертвым. Он экспериментировал с наркотиками, менял дозы, сочетания, последовательность приема. Умер от передозировки. Что я должен был делать? Кому я должен был объяснять, что он добровольно ушел жить ко мне и был вполне счастлив со мной целых три месяца? Когда я понял, что помочь ему уже нельзя, я вывез его тело за город.
– Скажите, Михаил Ефимович, а откуда у Олега были наркотики? Вы ему приносили?
– Нет, что вы! Ему нужны были такие дозы, что я через два дня пошел бы по миру. У меня таких денег нет. Он просто прихватил с собой товар. Уж как он ухитрился скопить такое количество, не знаю. По-моему, у него были какие-то сложности с дилером, конфликт или что-то в этом роде. Олег взял большую партию и с ней скрылся. Впрочем, я деталей не знаю, он не хотел это обсуждать со мной.
– К тому моменту, когда Бутенко умер, он израсходовал все украденные наркотики или что-то еще оставалось?
– Из сильных и дорогих не осталось ничего.
– А из легких и дешевых?
– Ну, дешевыми их вряд ли можно назвать в обычном понимании. Две упаковки сигарет с марихуаной – их Олег принес вместе со всей партией, но сам ими не пользовался, говорил, что для него это слишком слабо, это только для начинающих годится. И еще кокаин. Кокаина у него было много. Вы, наверное, догадываетесь, почему.
– И почему же? – заинтересовался Коротков.
– Кокаин часто употребляют для того, чтобы сделать более острыми сексуальные ощущения. И основными клиентами Олега были люди, придающие сексу слишком большое значение. Или просто любящие порезвиться в виде развлечения. Секс стал сферой бизнеса, и Олег в этом бизнесе крутился уже давно.
– Вы были его первым партнером?
– Что вы, – Черкасов даже слегка улыбнулся, – он зарабатывал этим лет с двенадцати. Я же сказал, он был порочен до мозга костей.
– Хорошо, пойдем дальше. Где вы брали метедрин?
– Простите?
Черкасов чуть вскинул голову и вопросительно посмотрел на Короткова.
– Я спросил вас, где вы брали метедрин? Откуда он у вас, если вы уверяете, что после смерти Олега у вас остались только сигареты с марихуаной и кокаин?
– У меня его нет. И не было. Я вас не понимаю. Метедрином пользовался Олег, это верно, но после него не осталось ничего.
– Вы точно помните, что метедрина у вас не было?
– Точно. Может быть, Олег куда-то спрятал его в моей квартире… Вы его нашли, да? Он был где-то спрятан? Поверьте, – горячо заговорил Черкасов, – мне об этом ничего не известно. Я вам клянусь.
Беда была в том, что метедрина при обыске не нашли. А ведь именно метедрином отравились и Олег Бутенко, и еще восемь человек.
– Пойдем дальше, Михаил Ефимович, – продолжил Коротков. – Кто был следующим после Олега?
– Вы имеете в виду, с кем я встречался?
– Ну например, – кивнул Коротков. – Или, может быть, ваш следующий партнер тоже жил у вас?
– Нет, после смерти Олега у меня не жил никто.
– А до его смерти?
– Как это?
Снова чуть вскинутый подбородок и недоуменный взгляд.
– Может быть, одновременно с Олегом у вас жил еще кто-нибудь. И даже не один.
– Вы с ума сошли! Если вам кажутся странными мои сексуальные пристрастия, это не дает вам права меня оскорблять и превращать в содержателя притона. Я был очень привязан к Олегу. Я любил его, если вы вообще в состоянии это понять. Именно поэтому после его смерти я никого не приводил в свою квартиру.
Коротков отпустил его на обед в камеру и зашел в соседний кабинет, где Настя со все возрастающим недоумением читала дневник Черкасова.
– Ну что? – бодро спросил он, нахально взяв прямо из ее рук чашку с кофе и отпивая огромными глотками сразу половину содержимого. – Накопала мне фактуру для послеобеденной серии?
– Юр, я ничего не понимаю, – растерянно сказала она. – Он что-нибудь признал, кроме кражи?
– Только первый эпизод. Олег Бутенко. И уверяет, что это был несчастный случай, что Бутенко сам отравился. И вообще парень жил у него по собственной воле, прятался от наркодилеров, у которых спер большую партию товара. А что в дневнике?
– А ты послушай.
Я его обожаю. Просто поразительное сочетание внешней красоты, от которой я схожу с ума, и невероятной испорченности, порочности, греховности. Глядя на его чистую смуглую кожу, большие яркие глаза, длинные загнутые вверх ресницы, густые чуть волнистые волосы, хочется плакать от восторга. Прямой нос, аккуратно очерченные губы, округлый подбородок – какая-то библейская красота, от которой веет природной сексуальностью, не опутанной оковами цивилизации. К этой красоте немыслимо прикоснуться, чтобы не оскорбить дурными помыслами. Я мог бы просто любоваться им издалека. Но его порочность будоражит меня, а его жадность, с какой он стремится получить любое удовольствие, сродни жадности ребенка, который видит перед собой много конфет. Он любит секс, потому что это приносит ему наслаждение. Какое счастье, что я его встретил! Ни одна женщина, обладающая такой же красотой и такой же порочной сексуальностью, не сможет в то же самое время оставаться чистой. Есть какая-то извечная тайна в том, что мужчинам дано природой умение хранить чистоту, через какую бы грязь они ни проходили. А к женщинам гадость прилипает мгновенно. Они грязны уже с младенческих лет.
Похоже, там и в самом деле была большая любовь.
– А с другими? Тоже любовь?
– А других нет, Юрик. Вот что странно. Дневник ведется давно, там много записей разного интимного свойства, по которым можно примерно отследить личную жизнь нашего Михаила Ефимовича. У него были партнеры до Бутенко и после него. Но таких записей, как об Олеге, больше нет. И я вот о чем подумала. Если Олег – один из девятерых, то почему о нем записи есть, а о других – нет? Чем он отличается от них?
– Может быть, степенью криминальности ситуации? – предположил Юра. – Олег действительно умер сам, никто его специально не травил, и в самой ситуации Черкасов не видит ничего для себя опасного. А следующих он убивал и, естественно, записей о них не делал.
– Все равно я не понимаю. – Настя в отчаянии стукнула кулаком по раскрытому дневнику. – Если он так безумно любил Олега, обожал его, чуть ли не боготворил, то зачем ему другие мальчики? Зачем? К моменту смерти Олега их уже было трое. Я не понимаю.
– Ну Асенька, ты же сама говорила, что он маньяк. И у него какая-то другая логика, отличная от твоей и моей.
– Да нет, Юра, – тихо сказала она. – Он не маньяк. Он безнравственный тип, это верно, потому что позволил Олегу жить у себя, зная, что родители заявили в милицию об исчезновении сына. Они с ума сходят, они стареют на глазах, а Черкасов прячет парня у себя, помогая ему скрываться от милиции и от наркодельцов, только лишь потому, что у мальчика попка оказалась круглее, чем у других. Черкасов, наверное, даже несчастный человек, потому что его зациклило на этом типе красоты, причем зациклило до такой степени, что он совершил дурацкую кражу. Но он не маньяк. Я внимательно прочитала его дневник, в нем нет ни одного намека ни на преступления, ни на болезненность мировосприятия.
