Юлия Яковлева - Вдруг охотник выбегает
– Да толкнул кто-то стол, пока не сняли. И карточки рассыпались.
– Домик, говоришь…
Да, запнулся Зайцев, это было странно. Если это и было шулерское послание, для острастки, например, то такого, должен был признать он, еще не попадалось.
– Надо бы покалякать с нашим другом Мишей. Может, там у них моды изменились, пока мы за пьяницами и воришками на Охте охотимся.
– Да ты на лохмы его посмотри. И на лапсердак.
Причесан Тракторов был действительно странно для ученика ремесленного училища. Одет он был в длинный сюртук. Волосы завиты, расчесаны на пробор.
– Ну-ну, допустим, прав ты. Валяй дальше, – кивнул Зайцев. Нефедов обернулся к таблице с карандашом в руке. И принялся называть фамилии по делу Тракторова, уже вписанные им в графы. Соседи по общежитию. Другие ученики. Преподаватели.
– Совпадения? – спросил Зайцев.
– Никаких.
– То-то и оно, Нефедов. То-то и оно.
Никаких пересечений в таблице все не появлялось. Уже несколько раз пришлось подклеивать дополнительные листы. Таблица превратилась в самостоятельный организм. Но нимало не приближала их к разгадке. Между убитыми с картин все так же не возникало пересечений и общих знакомых.
– Дохлый номер, – подвел итог Нефедов и кинул карандаш, как маленькое копье: попал точно в стаканчик на столе.
– Это ты погоди, – задумчиво пробормотал Зайцев, вглядываясь в столбцы фамилий. – Слышал такую теорию, Нефедов: всех людей в мире соединяют шесть рукопожатий?
– Это как?
– А так, что все связаны со всеми – на расстоянии не более чем шести человек. Я знаю кого-то, который знает кого-то, который знает кого-то, который знает тебя.
– Непохоже что-то, – Нефедов не верил таблице-гигантше, хотя и трудился над ней с усердием бюрократа. – Вон, скоро в коридор вылезет, а толку?
Зайцев стал, борясь с листом, как с парусом, сворачивать таблицу в большую трубу.
– Толку пока маловато, да. Терпение, мой юный друг, терпение.
– Терпение, – повторил он ему уже у себя в кабинете, на Гороховой.
На письменном столе горой уже были навалены папки, скалила клавиши пишмашинка: день предстоял такой же тошный, как обычно.
Нефедов потащился вниз, в подвал, к себе в архивные недра: никому привычно не интересный, сам уже отчасти сделавшийся похожим на косматенького подземного гнома, разве что без бороды.
Зайцев не спешил к своим папкам. Стоял у окна и смотрел на Фонтанку. А что, если Нефедов прав? Тракторов – их клиент. На какой тогда картине его искать? Допустим, повезет и он случайно натолкнется на нее в Эрмитаже всего лишь через три недели поисков. Можно, конечно, начать с путеводителя и надеяться, что картина эта достаточно большая и знаменитая, чтобы ее сочли небезынтересной для любителей искусства. А если маленькая и незнаменитая? А если это на сей раз вообще не Эрмитаж? А если вообще не картина, а Тракторова пришили-таки шулера и карточный домик – лишь эксцентричная, но бессмысленная деталь? Бандитский шик, ничего более?
В любом случае начать рыть в этом направлении он сможет не скорее, чем через пять дней, когда снова получит выходной – снова его время будет принадлежать только ему одному. А пока… Зайцев вздохнул, поборол отвращение и зарядил в пишмашинку первый на сегодня лист.
3
Но выдержал он только до обеда. В столовой висел чад, звон, гам, но никого из второй бригады не было. Из огромных чанов тянуло капустным духом: щи. Есть хотелось нестерпимо.
Еще пять дней, и тогда выходной. Целых пять дней! Зайцев решительно вышел из очереди (она тотчас сомкнулась). Перебьется как-нибудь.
На улице вдруг ударила оттепель. Ботинки чавкали по ледяной жиже. В сизых лужах с ледяной крошкой отражалось небо. Зайцев вспомнил, что вроде булочная была у перекрестка Невского с Литейным. Может, была где и поближе, он не мог сообразить. Перебежал Невский под самым носом у трамвая, пропустил черный «Форд», телегу. Ленинград был бывшей столицей империи, да и сейчас – вторым по величине городом СССР. Но пешеходы вели себя как в деревне: переходили мостовую где вздумается, когда захочется, прямо, наискосок, а то и вовсе брели по проезжей части, без особого рвения уворачиваясь от редких автомобилей. А впрочем, они и были по большей части недавними деревенскими жителями, хлынувшими в город в поисках работы. Так что следовали деревенским привычкам, несмотря на то что в уличном движении те были опасны для жизни.
Зайцев задержался у трамвайных путей. По ту сторону открывалась перспектива уходящего к Неве Литейного проспекта. То есть проспекта Володарского, конечно. Зайцев разглядел гроздь: люди толпились, выставив наружу спины и зады. Конечно! Развал букинистов! Это даже лучше библиотеки. Он забыл о булочной, быстро перебежал перекресток, в спину ему полетела брань и вой автомобильного рожка, но Зайцеву было наплевать. Он быстро протиснулся, отодвигая локтями интеллигентного вида покупателей, к стопкам, уступам, веерам книг.
Здесь были всякие. В сливочных мягких обложках – поэтические сборники. Тускло светились золотые корешки собраний сочинений, еще напечатанных с ятями и ерами. Важно выдвигались переплеты толстых журналов с малахитовыми разводами.
Букинист глянул на него без интереса. «Лицо неинтеллигентное», – понял Зайцев, ибо на затрапезные бедные одежки букинист внимания не обращал: иные знатоки книг выглядели совершенными нищими. Продвигаясь вдоль прилавка, Зайцев оттоптал еще несколько ног.
– Товарищу Ната Пинкертона и брошюрку о половой гигиене коммуниста, – ядовито подсказал кто-то за его спиной. На это Зайцеву тоже было наплевать, он и не обернулся. Наконец сумел поймать взгляд букиниста.
– Путеводитель по Эрмитажу есть?
Тот и ухом не повел. Видно, не слышал. Спокойно подал покупателю три выбранные книжечки, на обложке какие-то квадраты и треугольники. Принял деньги. Потом нырнул под стол. Зайцева охватило раздражение. Типичный ленинградский снобизм. Букинист вынырнул со стопкой книг, протянул кому-то томик. А потом вдруг пихнул книжку Зайцеву. Все так же не глядя на него. И радушно занялся другим – знакомым – покупателем. Но какая разница! Это был путеводитель по Эрмитажу. Зайцев стал перелистывать страницы.
– Вы покупать или читать пришли? Здесь не библиотека, – холодно напомнил ему какой-то покупатель.
– Сколько? – крикнул в спину букинисту Зайцев, не обращая внимания на интеллигентного хама.
Тот назвал цену.
Зайцев не знал, дорого это или дешево, торгуются здесь или нет. Добиваться ответа было делом безнадежным. Подал деньги. Букинист, не пересчитывая, сунул их себе в карман. Зайцев вывинтился из толпы. Опустил узкую толстую книжечку в карман пальто. Передумал – перевел во внутренний карман. А потом не выдержал, отошел чуть в сторону от снующего потока и жадно раскрыл.
4
Полоска желтого света из-под его двери сразу бросилась ему в глаза: свет тощей лампочки в начале коридора сюда едва доходил. В его комнате кто-то был. Он сразу подумал только об одних незваных гостях. Зайцев остановился. Затаил дыхание. Бесшумно отступить? Тихо выйти из квартиры и прочь отсюда, пока не поздно? Или уже поздно? Рука тихо нашла холодную рукоять пистолета. Зайцев спрятал руку с пистолетом в карман. До стрельбы, конечно, не дойдет: эти гости ссыковаты, под пулю не полезут. Да и он стрелять не намерен: просто заставит их сдать назад. Выиграть отступление. И конверт. Если уже поздно. Он бесшумно подскочил к двери и распахнул.
– Эрмитаж? Ты что, был в музее? – удивилась Алла.
Он сообразил, что по-прежнему прижимает к себе другой рукой книжечку путеводителя: импровизированный щит на случай удара ножом.
– Вхожу в роль учителя истории. Изображаю мелкого интеллигента, – хмуро ответил он.
Лицо Аллы застыло. Но она справилась, брови смягчились:
– Так ты поэтому больше не звонишь, не приходишь?
Зайцев привычным движением глянул за дверь. Словно не мог поверить: чисто. Прошел в комнату. Положил путеводитель на стол.
– Ужинать будешь? – намеренно будничным тоном спросила Алла.
– Алла…
– Послушай, я знаю, – она положила ему руки на плечи. Он на миг накрыл ее руки своими. Ощутил их мягкое тепло. Снял.
– А я знаю, что нам лучше бы сейчас устроить небольшой технический перерыв, – твердо сказал он. «На обиженных воду возят», – напомнил он себе, но иначе не мог. Просто не мог.
– Технический? – Алла отпрянула. – Технический?
– Главное, что против слова «перерыв» ты не возражаешь.
Алла схватила со стола ковш, сдернула с него крышку. Вырвался ароматный пар. Подскочила к окну, дернула шпингалет, распахнула и вывернула содержимое ковшика вниз. А потом метнула и сам ковшик.
– Так мне и надо! – крикнула она со слезами в голосе.
– Алла!
Она схватила пальто и выскочила из комнаты.
– Трагинервических явлений, девичьих обмороков, слез давно терпеть не мог Евгений, – пробормотал Зайцев. Он был страшно зол на себя.
