Фридрих Незнанский - Волга впадает в Гудзон
— При чем тут тогда легенды? — с любопытством спросил Валерий.
— При том, что, как рассказала нам подруга, это ожерелье жене подарил бизнесмен на пятнадцатилетие их свадьбы, купил его на Сотби вместе с легендой о том, что когда-то оно принадлежало фрейлине — теперь уже не помню какой — английской королевы. В общем, в те времена, когда Англия воевала с Индией. А рубины для него фрейлине любовник привез как раз оттуда, вроде бы чуть ли не грабанув там какой-то храм, что ли. Поподробнее тебе Турецкий расскажет, такие вещи он всегда знает. В общем, камни настоятель ограбленного храма проклял, и с тех пор всем владельцам их они приносят смерть. Начиная с той фрейлины, которую этот же любовник и убил!
— Ну последней хозяйке они смерти, как видите, не принесли, — улыбнулся здравомыслящий Померанцев. — Хотя, конечно, и везения тоже лишили… Ну и сука эта Голубинская!
Грязнов-старший посмотрел на Померанцева, на скулах которого дернулись желваки, и, ничего не ответив, открыл дверь и вернулся в гостиную.
В кресле возле стены, противоположной трем французским окнам, задумчиво взирая на них, сидела Галя Романова. При виде неподвижно замершей Галочки Вячеслав Иванович удивленно поднял брови и в свою очередь уставился на нее. Выждав пару секунд, он наконец не выдержал:
— Товарищ Романова, у вас что, перекур?.. Если вы так устали…
Галя спокойно перевела взгляд на Грязнова-старшего и мягко улыбнулась:
— Я, Вячеслав Иванович, не устала, я пытаюсь сообразить…
— Сообразить?
— Ну да… В самом начале, когда я осматривала окна, что-то было не так, а что — я не засекла! Вот и стараюсь вспомнить.
Ее шеф немедленно подошел к окнам и внимательно осмотрел все три по очереди. Собственно говоря, осматривать особо было нечего, кроме абсолютно пустых подоконников, ширина которых решительно исключала наличие в них тайника, чисто вымытых стекол с разноцветной мозаикой в верхней закругленной части да затейливо присобранных штор из золотистой парчи. Пожалуй, французским из всех трех можно было назвать только одно — среднее, действительно сделанное в пол и выходившее на балкончик столь узкий, что он был мал даже для одного человека. Это окно, как выяснилось в самом начале осмотра, оказалось крепко заколоченным.
— И что же тебя тут смущает? — Вячеслав Иванович с интересом повернулся к своей воспитаннице, ставшей в итоге отличным оперативником, одним из лучших в его департаменте.
— Н-не знаю… — Галочка нахмурилась и, поднявшись, подошла к окнам. — Какая-то мелочь, деталь… Я должна вспомнить!
Грязнову показалось, что девушка сейчас, совсем как когда-то в детстве, сердито топнет ногой, но вместо этого Романова подошла к крайнему окну, что-то бормоча себе под нос. Вячеслав Иванович прислушался:
— Так… Вначале я осмотрела подоконник, затем пол, переплеты… — Она, словно иллюстрируя свои слова, легко проводила руками по перечисляемым ею частям окна. — Потом сдвинула шторы…
Галя потянула за довольно толстый витой шнур, на конце которого вместо кисточки была мягкая шелковая ручка, напоминавшая по форме большую каплю.
Романова продолжала восстанавливать в памяти свои действия:
— Потом снова раздвинула… Подошла ко второму окну… Осмотрела переплеты, пол, плинтус, задвинула што… Есть!..
Из соседней спальни, услышав торжествующий Галин возглас, высунулся Померанцев, отправившийся помогать Яковлеву с описью найденных драгоценностей, и с любопытством уставился на Галю. Девушка не обратила на него ни малейшего внимания, едва не приплясывая на месте от нетерпения.
— Вячеслав Иванович, есть! Вот — держалка у шнура на этом окне… Попробуйте сами!
— Что попробовать? — Вячеслав Иванович едва сдерживал улыбку.
— Подержите ее немного на весу, она тяжелее той, что на первом окне и на третьем, — там что-то есть… Вот, я чувствую даже… Точно есть, что-то твердое в середине!..
— Будь осторожна! — Грязнов аккуратно вынул из Галиной руки парчовую ручку и, освободив ее от шторы, вытянул на свет.
— Я же в перчатках, — не поняла его Романова.
— Не в этом дело… Смотри, эту штуку действительно вспарывали, потом снова зашили… Померанцев!
— Я тут! — отозвался Валерий, давно уже стоявший рядом с Вячеславом Ивановичем и Галей.
— Приведи сюда одного из понятых и возьми у Володи фотоаппарат. Чистый бланк протокола осмотра на столике… Женщина, дворник, что ли, пусть остается с Яковлевым, веди охранника. Отойди, Галя! А еще лучше дуй на кухню, ее еще не осматривали, насколько я понял. Я кому сказал?!
Галочка с обидой посмотрела на Вячеслава Ивановича:
— Вы, значит, останетесь, на случай если там что-то взрывоопасное, а я, значит…
— Совершенно верно! Это приказ… Шагом марш!
То, что в итоге извлекли из заново вспоротой ручки или, как ее определила Галочка, «держалки», взрывоопасным не было. Спустя несколько минут в руках Вячеслава Ивановича оказалась обыкновенная ампула с прозрачной жидкостью, заткнутая притертой резиновой пробкой. Ампула была довольно большая, не совсем обычным выглядело и стекло — желтовато-красного оттенка.
Грязнов-старший поднял находку над головой, подошел поближе к люстре и лишь тогда разглядел латинские буквы на округлом дне ампулы.
— Ну что, господа. — Он покачал головой. — Как и ожидалось, мейд ин Ю-эс-эс-а»… Если кто не в курсе, в стекле такого оттенка за океаном хранят яды…
— Тот самый рицин! — выдохнул Померанцев. И протянул к ампуле руку, но Вячеслав Иванович моментально отстранил Валерия, с укоризной покачав головой:
— Ты, милый мой, явно нуждаешься в отдыхе… На стекле полно отпечатков, а ты…
Только сейчас Валерий заметил, что сам генерал — в тонких, почти незаметных перчатках, которые успел натянуть неизвестно когда. Он с уважением посмотрел на Грязнова-старшего, чувствуя, что краснеет в ожидании целой порции ядовитых замечаний по поводу его прокола. Но Вячеслав Иванович, вопреки обыкновению, распространяться на эту тему не стал, передав ампулу для упаковки возникшему из кабинета Калине. И Померанцев поспешно направился к столику с бланками протоколов, кивнув слегка обалдевшему от всего увиденного понятому-охраннику.
Полковник Слепцов спокойно поднял на Александра Борисовича покрасневшие от бессонницы глаза.
— Повторяю, — негромко, но твердо произнес он, — мой сын тут ни при чем. Я признаю, что действительно подготовил и осуществил покушение на господина Мансурова Рената Георгиевича по причине личной неприязни, осуществил лично, один. Ничьими консультациями и помощью не пользовался.
Турецкий невозмутимо выдержал взгляд Слепцова и, дослушав его, с сожалением покачал головой.
— Степан Петрович, — произнес он мягко, — на данном этапе следствием со всей достоверностью установлено, что в покушении на Рената Георгиевича Мансурова участвовало как минимум два человека, все доказательства я вам привел только что… Вы же военный человек — и прекрасно понимаете, о чем идет речь! Можете не сомневаться, сколько бы времени это у нас ни заняло, мы обязательно установим всех причастных к этому преступлению лиц и сделаем все возможное, чтобы они понесли соответствующее, предусмотренное законодательством наказание. Вы по-прежнему не хотите ничего добавить к сказанному вами?
На лице полковника не дрогнул ни один мускул. Он покачал головой и отвел глаза, безразлично уставившись в пространство за спиной Турецкого. Александр Борисович вздохнул и нажал кнопку вызова охраны…
Оставшись в кабинете один, он хмуро уставился в бумаги, разложенные на его столе, перечитал подписанный Слепцовым протокол допроса и, немного подумав, снял телефонную трубку аппарата внутренней связи, но в этот момент ожил селектор и раздался взволнованный голос Наташи:
— Александр Борисович, вам звонят из Штатов… Референт их генпрокурора!..
— И чем же тебя этот референт так напугал? — Турецкий улыбнулся, представив и впрямь, судя по голосу, испуганное лицо своего секретаря. — Референт, говоришь?.. Часом, не Ник Боули?..
— Д-да… Соединять?
— Конечно!
Спустя минуту, после множества эфирных шорохов и шелестов, в трубке, поднятой Турецким, действительно раздался так отчетливо, словно тот разговаривал из соседней комнаты, голос Боули, старого знакомца Турецкого, сделавшего на его, можно сказать, глазах и уж во всяком случае на его памяти совсем неплохую карьеру от рядового сотрудника Нью-Йоркской прокуратуры до помощника Генпрокурора США.
— Привет, Ник, — переходя на английский, поприветствовал его Александр Борисович и поудобнее устроился на своем любимом стуле модели «Президент»: разговор с его заокеанским собеседником предстоял долгий и, несомненно, интересный для обоих. Прежде чем приступить к нему, Турецкий на мгновение поймал себя на странной мысли — что на самом деле говорят они с Ником на одном языке… И лингвистика, и языкознание тут были ни при чем.
