Алексей Макеев - Крайние меры
– Какой шеф?! – завизжал Рыжиков, пытаясь приподняться на сиденье. – Какие убийства?!
– Шеф – Хруцкий Сергей Аркадьевич. А убийства, понятное дело, журналиста Леонида Рашевского и главного бухгалтера "Русского зодчего" Валерия Егорова, – спокойно ответил Гуров, вновь приводя Ржавого в горизонтальное положение. – Ты лежи, Витя. Насидеться еще успеешь! Кстати, от тебя зависит, на сколько ты сядешь.
Рыжиков сдавленно замычал.
– Где Белоед? – вновь резко, словно кнутом щелкнул, спросил Гуров.
– Отвечай, Виктор, – вмешался из-за руля Крячко. – Хочешь своего шефа выгородить? Зря! Сдаст он тебя со всеми потрохами при первом нашем нажиме.
– Вот послушай, голубь сизокрылый, что у нас на тебя имеется, – вновь увещевающим тоном проговорил Гуров. – Пальчики твои на пиропатроне, которым вы с Хруцким главбуха уконтрапупили. Показания ребят, у которых ты шар-пилот с гелием сторговал. Много чего еще… Хотя бы попытка вооруженного сопротивления работникам милиции.
– А я знал, что вы менты?! – дурным голосом заорал Рыжиков. – На лбу у вас написано?! Врача мне, помру ведь, гады.
– Будет врач. Все тебе будет. За хорошее поведение, – продолжал гнуть свою линию Лев. – А про твои шалости с пистолетиком я готов забыть.
– Что там! – поддержал Крячко. – Мы согласны даже явку с повинной тебе оформить! Подъезжаем уже… Так что надумал, Рыжиков?
– Либо ты сейчас отправишься в камеру до завтрашнего полудня, – равнодушно сказал Гуров, – есть у нас в управлении такая спецкомнатушка для особо упрямых, и к приходу врача впрямь околеешь… Околеет он, как думаешь, Станислав?
– Куда ж он денется! – с оптимизмом ответил Крячко. – Вон, все заднее сиденье мне кровищей своей поганой перемазал.
– Либо мы отнесемся к тебе по-человечески, пойдем ради гуманности, – Гуров лицемерно вздохнул, – на прямые служебные нарушения. Не дрейфь, я тебя сам перевяжу. Где Белоед? Ну? Он живой?
– Жи… Живой, – раздался заикающийся голос Рыжикова. – У Хруцкого он. Это Хруцкий все придумал! И с журналистом, и с этим… А я…
– Вот ты сейчас и продиктуешь, что ты, а что – он, – ласково проговорил Гуров. – И лапкой забинтованной подпишешь.
* * *Сергей Аркадьевич Хруцкий привык просыпаться рано. Вот и сегодня уже в семь утра он был на ногах, свеж, бодр и готов к очередным свершениям.
Жило в Сергее Аркадьевиче неистребимое ощущение эмоциональной пустоты, которую нечем заполнить. Друзьями Хруцкий не обзавелся, потому как в дружбу не верил. С женщинами… О, это вопрос особый! Их он ненавидел и презирал, всех, скопом. А вот немногих оставшихся врагов Хруцкий даже ненавидеть не мог. Зачем? Враг – это всего лишь объект, подлежащий нейтрализации либо уничтожению. При чем тут эмоции? К зависти и страху, которые он внушал своим людям, Сергей Аркадьевич относился холодно-безразлично. И лишь с той поры, как пять с небольшим лет тому назад он случайно наткнулся на прозябающего, как подзаборный щенок, Витюшу Рыжикова и подобрал его, жизнь для Сергея Аркадьевича заиграла новыми красками. Цвета крови.
Точка зрения Хруцкого на мироустройство не отличалась особой оригинальностью и новизной: правота – в силе, а сила – в деньгах и власти. Так было, есть и будет, ибо так и должно быть.
Но как лучше всего проявить свою власть над людьми? Спасибо Витюше, просветил на старости лет… Делая им больно! И чем больнее, тем лучше. Великие тираны прошлого отлично это понимали.
Сейчас он предвкушал детали грядущей расправы с хлюпиком и придурком Белоедом, который дозревал до нужной кондиции у него в подвале. Часам к девяти вернется Виктор с очередной встречи с «волчатами», и можно будет вплотную заняться бывшим однокурсником.
А здорово Рыжиков с пацанами придумал, внутренне усмехнулся Хруцкий. И на охрану тратиться теперь почти не надо, не беда, что «волчата» пока что силенкой обделены, зато преданы Витюше фанатично, ничего не боятся, готовы на все. Еще бы! За воплощение самого антихриста Рыжикова принимают! Хорошо бы акцию с Дубравцевой они осуществили прямо сегодня, тогда, со смертью Белоеда, последние ниточки клубка, намотавшегося вокруг "Русского зодчего" и несостоявшейся ассоциации, будут оборваны. Никогда и никому этот клубок не распутать!
Ворота им открыли только после того, как Станислав минут пять оглашал округу кошачьим завыванием клаксона своего автомонстра. Удостоверение Гурова произвело на охранника надлежащее впечатление, черный «мерс» с двумя сыщиками въехал на территорию врага. Был в машине еще один человек, в низко надвинутой на брови кепке, чтобы не узнали раньше времени. Бледное лицо Рыжикова мучительно кривилось, встреча ему сейчас предстояла не из самых приятных.
Двухэтажный особняк, построенный из светло-желтого кирпича, сияющий чисто вымытыми стеклами окон, выглядел очень солидно. За мощным забором с колючей проволокой поверху – обширный двор с высокими старыми липами. Среди деревьев вьется асфальтированная дорожка, ведущая к гаражу, около которого две машины – бирюзовая «девятка» и черный "БМВ".
Крячко припарковался рядом.
– Остаешься с ним в машине, – коротко бросил Гуров, – и появляешься ровно через десять минут. Люблю драматические эффекты. От Маши нахватался.
"Вот те на, – растерянно подумал Хруцкий, вглядываясь в стройного высокого мужчину со строгими глазами. – Ждал Виктора, а вместо него… Хм, имею ведь полное право выгнать этого полковника Гурова в шею, как бы он своим удостоверением ни размахивал! Неприкосновенность жилища и прочее… Но не стану, надо выяснить, в чем дело. Неужели Рыжиков где-то напортачил? Тогда просто откажусь от него. Не знаю такого и не знал никогда. Нет у них на меня ничего. Не может ничего быть".
– Я присяду, – не столько спросил, сколько сообщил Гуров, пододвигая поближе стул с высокой спинкой. – В ногах правды нет, а наш разговор может затянуться.
Полковник Гуров редко бывал бесцеремонным, но уж слишком не нравился ему хозяин особняка.
– Не вижу, о чем мы можем говорить с вами, – презрительно процедил Хруцкий.
Лев молча, пристально смотрел на него. Вот какой ты, северный олень!.. Лицо бледное, несколько обрюзгшее, хотя и тщательно холеное. Тонкие губы поджаты, а их уголки презрительно-брезгливо опущены. Взгляд холодных серых глаз пристальный, но какой-то остановившийся. Жутью веяло от его взгляда.
– Так что вы хотели сказать мне? – Хруцкий начинал нервничать. Именно этого добивался Гуров.
Напряжение стало таким ощутимым, что меж ними, казалось, проскакивали искры.
Гуров на какое-то мгновение посмотрел прямо в глаза Хруцкому. Тот перехватил его взгляд и глаза сразу опустил. Но Льву этого мига хватило, как ледяной волной обдало.
– То, что мне известно все, Хруцкий, – сказал, наконец, сыщик, разрывая до предела натянувшуюся струну. – Молчите и слушайте. Мы разобрались с тем, как вы с помощью одураченных подростков проворачивали диверсии на объектах различных стройфирм. Нам известно: узнав о том, что журналист Рашевский готовит ваше разоблачение, вы зверски убили его. Известно и то, что вы устранили своего информатора, главного бухгалтера "Русского зодчего". Как устранили, мы тоже знаем. Мы знаем, что вы удерживаете здесь, в своем особняке, Степана Белоеда. Наконец, мы знаем, что вы планировали убийство Татьяны Дубравцевой, любовницы журналиста. Она ожидает вас в управлении, для проведения очной ставки.
Лицо Хруцкого страшно исказилось… Но он выдержал!
– Вы бредите, – произнес Хруцкий запинающимся голосом. – Вам… Вам никогда этого не доказать!
– Доказать? – усмехнулся Лев. – Не проблема. Кстати, отсюда вы поедете с нами как задержанный по подозрению в совершении тяжких преступлений. В наручниках. Но мне бы хотелось получить ваше признание.
– Никогда не получите! – вскинул голову Хруцкий.
– Как знать… – Лев посмотрел на часы. Десять минут истекали. Ну где ты, "друг и соратник"? Сейчас мы нанесем этому мерзавцу психологический удар мегатонной мощности!
Дверь холла первого этажа открылась. На пороге появился Виктор Рыжиков, заботливо поддерживаемый под ручку Станиславом.
Лицо Хруцкого залила меловая бледность, он вскочил и тотчас же снова тяжело рухнул на стул.
– Шеф, – тягучим, мертвым каким-то голосом проговорил Ржавый, – сознавайтесь, шеф. Я признал все. Я подписал им все протоколы.
– Ты… Ты предал меня! – заревел Сергей Аркадьевич, лицо которого теперь окрасил синюшный багрянец.
– Разве можно предать отца предателей? Хозяина самого последнего, девятого круга ада? – с холодным презрением сказал полковник Гуров.
Эпилог
– Я рассчитал психологически точно, – с гордостью сказал Гуров, подходя к окну генеральского кабинета. – Этого удара он не выдержал. Растекся, как медуза на солнцепеке. Признал все.
День за окошком стоял прекрасный – чуть ли не первый настоящий весенний день. Голубовато-белесое небо, мягкий мартовский воздух и теплый, едва ощутимый запах вливающегося в приоткрытую форточку ветра, запах пробуждающейся природы. В своем углу, почувствовав близкую весну, заливался трелями Капитан Флинт.
