Елена Топильская - Мания расследования
— Но Марину-то зачем убивать? — рыдал Нагорный.
— Чтоб ты понял, урод, что с тобой никто шутить не собирается…
Из дальнейшего разговора стало понятно, что Нагорный снял свои претензии на руководящее кресло в организованном преступном сообществе, но он не мог не понимать, что когда выйдет на свободу Барракуда, это сильно осложнит ему жизнь, и за его безопасность уже никто не даст даже ломаного гроша.
Между прочим, вызванная в прокуратуру гардеробщица из ресторана «Смарагд» рассказала занятную историю про то, что в день исчезновения Нагорного она работала. И увидела, как ее кумир выносит на руках бесчувственную жену. Заметив ее взгляд, Нагорный выбежал на улицу, усадил жену в машину и вернулся в гардероб; сунув старушке сотню баксов, он очень попросил никому и никогда не говорить о том, что она видела. Вот старушка и молчала добросовестно. Призналась только после того, как я показала ей фотографии трупа Нагорного.
— Но где же он прятался все это время? — спрашивала я Кораблева, но он только загадочно покашливал.
Леня к тому времени уже добился показаний от сотрудников обменного пункта, состоявших в дружеских отношениях со Спиваком. Те подтвердили, что Спивак несколько раз заказывал получение денег по кредитной карте Нагорного; они печатали для него квитанции, он забирал их и приносил уже с подписью владельца кредитной карты. Поскольку суммы со счета Нагорного списывались немаленькие, сотрудники пункта обмена валюты волновались, но Спивак успокаивал их и заверял, что все чисто, что квитанции подписаны Нагорным лично. Поскольку с этих выданных сумм они имели неплохой процент, они охотно верили Спиваку.
— Значит, Нагорного прятал где-то Спивак, — сказал на это Леня.
— Понятно, только где, вот вопрос.
Сам Спивак молчал и по этому поводу, и по другим. Я переживала, потому что милицейские дела всегда были чреваты полным отсутствием контакта между следователем и подследственным. Работники милиции — особая категория обвиняемых, они не могут забыть, что еще недавно сидели по другую сторону стола, и очень болезненно переживают перемену участи. Так что на откровения фигуранта рассчитывать не приходилось, надо было самим искать доказательства.
Перечитывая в который раз данные обнаружения и осмотра трупа Нагорного, я прицепилась к клочку бумаги, вытащенному из кармана его брюк. Клочок был похож на обрывок квитанции из прачечной или обувной мастерской, на нем читался фрагмент номера, но и все. Не будешь же обходить с этим кусочком бумаги все прачечные и ремонты обуви! Потому я положила бумажку в прозрачную папочку и везде таскала с собой, показывая всем, кому не лень, и спрашивая, что это такое. Однако никто ничего нового мне не сказал. Но как-то, идя по Большой Морской из городской прокуратуры, я столкнулась с начальником оперчасти одного из наших следственных изоляторов. Он неторопливо шагал по улице, думая о своем. И очень мне обрадовался.
— Пошли где-нибудь кофейку попьем, — предложил он, и я с удовольствием согласилась.
Мы зашли в ближайшее кафе, сели за шаткий столик, и он принес два кофе. Тут у меня в сумке зазвонил мой лоховский телефон (после того, как Хрюндик уел меня ненадлежащим внешним видом телефона, я уже стеснялась доставать аппарат в общественном месте). Пока я ковырялась в сумке в поисках звонящего мобильника, из сумки выпал тот самый прозрачный пакет с обрывком квитанции. Начальник оперчасти поднял его и стал разглядывать.
— Да, кстати, ты не знаешь, что это такое? — спросила я без всякой надежды на то, что услышу что-то конструктивное. Но он уверенно ответил:
— Знаю, конечно. Это квитанция, которую в наших изоляторах выдают арестованным при поступлении в СИЗО, в обмен на изъятые часы, шнурки и ремешки.
— А по номеру можно сказать, кому квитанция выдавалась? — задала я глупый вопрос.
— Конечно. Но здесь не целый номер, а фрагмент. Давай цифры, я тебе завтра список сделаю.
— Нет! — закричала я. — Хочу сегодня, сейчас! Пошли скорее, я машину поймаю.
— Тьфу, заполошная, — фыркнул он. — У меня за углом тачка припаркована…
Мы выбежали из кафе, прыгнули в машину, и опер, поддавшись моему ажиотажу, понесся с такой скоростью, что я взмолилась:
— Может, хоть на красный свет ездить не будем, а?
— Каждый ездит на цвет своего удостоверения, — ответил он мне, не снижая скорости.
Мы примчались в изолятор, он протащил меня внутрь без пропуска, потому что я не могла дождаться, пока придет девочка, оформляющая пропуска. В канцелярии мы подняли корешки квитанций и выяснили, что возможных вариантов номера — ни много, ни мало, а всего пятьдесят восемь.
Проверять всех было немыслимо, и вдруг мне в голову пришла одна мысль.
— Миша, — обратилась я к начальнику оперчасти, — а можно поднять талоны вызова заключенных? Меня интересует, кого вызывали чаще всего Спивак и Захаров из ОРБ.
— О-о! — застонал начальник оперчасти, но притащил мне мешок талонов и предложил самой порыться в них и поискать нужные.
Нужные я искала два дня. Пробовала было привлечь к этому делу Шарафутдинова, как нельзя лучше подходящего для нудной, неквалифицированной работы, но к исходу первого дня поняла, что мне проще самой перелопатить этот мешок, чем долго находиться в обществе Татарина. И отправила его восвояси.
Но вечером второго дня передо мной лежали талоны вызова Захаровым некоего Ослова Ивана Вахтанговича, числившегося за отделом дознания того самого района, где Барракуде в первый раз неудачно пытались сунуть «левый» пистолет. Вызовы приходились как раз на даты получения денег со счета Нагорного. Я вцепилась мертвой хваткой в начальника оперчасти, мне подняли личное дело Ослова и нашли фотографию. С нее на меня смотрело такое знакомое заочно лицо депутата Нагорного. Начальник оперчасти присвистнул, заметив сходство между Ословым и снимками Нагорного, которые я вытащила из сумки.
— Это что же, Нагорный у меня под носом столько времени сидел, — сокрушался он, листая личное дело. — Нет, чтоб тебе, Машка, раньше прийти, сейчас бы уже дырочки для орденов сверлили, а?
А я уже строила планы достижения консенсуса с Захаровым; он-то на свободе, а вот эти свежедобытые факты вполне могут реально изменить ему меру пресечения. Можно попробовать поиграть на этом, мечтала я, пусть он вломит своего шефа, а сам отделается легким испугом…
Захаров держался до последнего. Но в самый неожиданный для меня момент дрогнул.
— А меня точно не арестуют? — спросил он.
Глава 21
— Ну что, Мария Сергеевна, — спросил меня шеф, ухватив за фалды, когда я в первый раз за три дня на минутку залетела в прокуратуру за бланками, — ясность есть?
— Более или менее, — ответила я, запыхавшись.
— Ну расскажите старику, как ваш Нагорный в тюрьму-то залетел, — попросил он, посмеиваясь.
Я рассказала старику, что, вернувшись из Москвы и смертельно опасаясь, что его убьют, он примчался к своим коррумпированным связям — Спиваку и Захарову, которых весьма ценил, содержал на неплохом окладе и никому их не засвечивал.
И Спивак принял весьма нетрадиционное решение, рассудив, что Нагорного будут искать где угодно, но только не в тюрьме. К тому же Карасеву найти своего подопечного в следственном изоляторе будет еще труднее, чем прокуратуре. Используя свои связи в районе, откуда он когда-то пришел в ОРБ, он вместе с районным дознавателем состряпал уголовное дело по использованию поддельного документа, благо у него валялось несколько забытых и выморочных паспортов. Дело было фальсифицированным от начала и до конца, но дознаватель умудрился получить по нему санкцию, и господин «Ослов» отправился за решетку, видимо, утешая себя мыслью, что лучше в тюрьму, чем на кладбище.
И там, в тиши следственного изолятора, у него сформировался план по захвату власти в преступном сообществе. План формировался при участии Спивака и Захарова (что Захаров категорически отрицал, но без успеха, слишком многое говорило о его причастности). Кстати, возможно, что мысль о захвате власти первому пришла в голову вовсе не Нагорному, а Спиваку и Захарову, после того, как они вербанули на сбыте наркотиков стриптизершу из ночного клуба, оказавшуюся родной сестрой любимого карапузовского охранника.
Так или иначе, но эти два талантливых (без всякой иронии! Но их таланты бы — и на мирные цели) оперативника подтянули и самого Горобца Валентина Ивановича. Тот стал отслеживать каждый шаг своего босса.
Мы с Лешкой Горчаковым вспомнили про нежелание Карапуза иметь умных охранников из опаски, что они будут играть в свои игры; но чужие игры оказались не менее жестокими.
Тем временем срок содержания под стражей «Ослова» истекал, и дознаватель изменил Нагорному меру пресечения, что существенно ускорило развитие событий.
Спивак и Захаров готовили Горобца к убийству Карасева, выдав ему для этих целей пистолет Марголина, изъятый Спиваком сто лет назад по какому-то забытому делу еще в районе и благополучно оставшийся в его распоряжении. Горобец должен был застрелить Карасева и широко оповестить общественность о том, что стреляли из «ауди» жены Нагорного.
