Фридрих Незнанский - Черные волки, или Важняк под прицелом
Глаза женщины забегали.
— Я не понимаю… — сказала она, слегка повысив голос. — Что вы несете?
— Что вы скажете завтра генералу, когда он обнаружит, что его пистолет пропал? — продолжал давить Турецкий.
— Он в сейфе! — выкрикнула Свентицкая, сверкнув глазами. — На… наверное. — Она заломила руки и проговорила с болью в голосе: — Я не знаю, у меня нет ключа…
— Пистолет здесь, — сказал Турецкий почти устало. — Через час сюда приедут спецы из прокуратуры и проведут баллистическую экспертизу, которая, я уверен, покажет, что из этого пистолета стреляли в майора Краско… Тогда, в больнице.
Свентицкая смотрела на Турецкого пылающим, ненавидящим взглядом.
— Вы… — пробормотала она. — Вы…
Договорить Наталья не смогла. Она вдруг вся обмякла, словно из нее выпустили воздух, и обессиленно опустилась на диван.
— Вы особенно не боялись навлечь на себя подозрение, если вернули пистолет на место, — продолжил Александр Борисович. — Ведь кто-то уже покушался на жизнь генерала, значит, органам будет не до вас, решили вы. А испугались вы, когда вашего глупого киллера вполне обоснованно задержали.
Свентицкая вскочила на ноги. Губы ее тряслись.
— Это, в конце концов… — истерично вскрикнула она, прижимая руки к груди.
Турецкий тоже встал и шагнул вплотную к женщине.
— Спокойно, — сказал он. — Вам придется меня выслушать. Вы испугались и пришли в «Глорию». Вы были очень заинтересованы, чтобы мы нашли того, кто совершил первое покушение, ведь на него бы повесили и второе. Так?
Наталья вскрикнула и хотела ударить Турецкого, но он перехватил ее руки.
— Пустите! — закричала она. — Пустите меня, негодяй!
— Я просил вас успокоиться, — спокойно произнес Александр Борисович.
— Отпустите меня… — попросила женщина хриплым, угасающим голосом. — Прошу вас…
Турецкий выпустил ее руки. Наталья села на диван и опустила голову.
— Не знаю, — пожал плечами Турецкий. — Возможно, мысль избавиться от мужа уже давно пришла вам в голову. Но особенно сильно она вас обожгла, когда случилось первое покушение. Вы уже надеялись стать вдовой, но генерал выжил.
Свентицкая зарыдала. Глядя на ее вздрагивающую голову, Александр Борисович мрачно усмехнулся.
— Я представляю, что вы наплели этому пацану, — неприязненно проговорил он. — «Мы с тобой будем вместе, но нам мешает злобный кровопийца, который бьет меня и не дает развода». Вы ведь беременны не от сержанта и не от мужа. От того мужчины, который встречал вас у больницы?
Наталья, продолжая рыдать, кивнула.
Александр Борисович помолчал.
— Так это все из-за него? — тихо спросил он. — Где он сейчас?
— Мы расстались… Вчера… Я говорю вам правду… Я поняла всю глубину собственной мелочности и пошлости. Я хочу все исправить. Господи! Мне сорок лет! Эта беременность — мой последний шанс стать матерью.
Турецкий нахмурился.
— Вы пытаетесь меня разжалобить? — слегка рассеянно проговорил он. — Попытка убить близкого человека — это не пошлость, это подлость.
Наталья отняла руки от лица.
— Зачем вы все это мне говорите? — резко спросила она. — Вызывайте милицию!
Турецкий несколько секунд стоял молча. Лицо его было угрюмым и бледным, лоб прорезали морщины. Затем он повернулся и направился к выходу. Свентицкая его не задерживала.
У двери он остановился. Слегка повернул голову и холодно сказал:
— Вы теперь ответственны за то, чтобы, не дай бог, ничего не случилось — ни с сержантом Алферовым, ни с генералом Свентицким. Надеюсь, вы хорошо это понимаете.
Он отвернулся и вышел из комнаты. Через секунду в прихожей хлопнула дверь. Некоторое время Свентицкая сидела молча, словно в каком-то отупении глядя на стену. Затем вдруг запустила пальцы в волосы и простонала:
— Господи, что же я наделала?.. Что же я наделала?
7
Парни сгрудились вокруг журнального столика, на котором лежала карта района с пометками — крестиками и кружками, — сделанными красным фломастером.
— Че-то я не догоняю, — сказал Штырь. — В кого я должен выстрелить?
— Не тупи, — осадил его Боровой. — Ладно. Повторяю еще раз для особо одаренных. Там, внизу, перед спорткомплексом, есть «ярмарка выходного дня». Приезжают чукчи и татары и торгуют всякой фигней — рыбой, мясом, медом, грибами…
— Грибами, — со значением повторил Мельник и подмигнул Штырю.
Боровой грозно на него посмотрел, и Мельник заткнулся. Вождя «черные волки» слушались беспрекословно.
— Жертву выберешь сам, — продолжил Боровой, обращаясь к Штырю. — Какого-нибудь чурку почернее. Стреляй в упор, потом быстро уходи.
— Там будет полно ментов из-за концерта, — заметил один из парней.
— Ничего, — спокойно сказал Боровой. — Ствол у тебя будет с глушителем. Поймут не сразу. Как только услышишь взрывы — сразу стреляй. Начнется паника. Тебе главное — смешаться с толпой и добраться до машины. И не забудь оставить возле мертвого чурки это.
Боровой ткнул пальцем в лежащую на столе небольшую дощечку с надписью «Черные волки».
Штырь посмотрел на нее, потом на Борового, нахмурился и поскреб в затылке.
— Слушай, Боров, — сказал он, — а для чего нам это? Ну, в смысле, мочить чурку среди бела дня? Взрыва, что ли, будет мало?
Боровой открыл рот, чтобы объяснить, но Апостол его опередил.
— Пойми, Штырь, люди должны понять, что мы — сила, — терпеливо сказал Апостол. — Что для нас нет пределов. Что мы можем достать любого, в любое время дня и ночи. Что от нас не спрячешься. Даже если вокруг полно ментов. Понимаешь логику?
— Ну… — Штырь пожал плечами. — А валить-то кого? Обязательно мужика? Или бабу тоже можно?
Боровой посмотрел на Апостола.
— Да без разницы, — сказал тот. — Услышишь акцент, увидишь черную рожу — стреляй. Главное, дождись взрывов, чтобы началась суматоха. Тогда тебе легче будет уйти.
— А если на дороге попадется мент? — озадаченно спросил Штырь. — Они же после взрывов будут хватать всяких подозрительных. Если меня схватят?
— Никого они хватать не будут. Все побегут к спорткомплексу. А если схватит, то… — Внезапно Боровой остановился, повернул голову к Апостолу. — Слушай, — негромко сказал он, — а ведь это мысль.
— Да, — кивнул, пряча улыбку в румяных, пухлых щеках, Апостол, — я тоже об этом подумал.
— О чем? — недоуменно спросил «вождей» Штырь, переводя взгляд с одного на другого.
— План меняется, — холодно сказал ему Боровой. — Стрелять будешь не в черномазого.
— А в кого?
— В мента, — сказал Апостол и переглянулся с Боровым.
Лицо Штыря вытянулось. Он два или три раза сморгнул и переспросил хриплым голосом:
— Как… в мента?
— Просто, — ответил Апостол. — После взрыва они засуетятся. Забегают, как тараканы. Выбери кого-нибудь побезобиднее и вали. Стреляй в упор, потом сразу ныряй в толпу и — бегом к машине.
— Если мент будет чурка, получишь премию, — с усмешкой добавил Боровой.
Штырь посмотрел на него исподлобья.
— Это опасно, — хмуро сказал он. — Если меня поймают, мне крышка.
— Значит, сделай так, чтобы тебя не поймали, — холодно ответил Боровой. — Мы начинаем войну, Штырь. И начало должно быть эффектным. Если что, парни тебя прикроют. Затрут ментов в толпе, преградят им дорогу. Там будет паника, суматоха. Так что все будет выглядеть естественно. Как, пацаны, прикроете Штыря?
— А то!
— Спрашиваешь!
— Хорошая идея!
— Да, клевая!
— Замочить мента — это будет круто! — загалдели парни.
Боровой поднял руку, и все замолчали.
— Значит, так и сделаем. Сначала взрывы, потом — мент.
— А это куда девать? — спросил Штырь, кивнув на табличку с надписью «Черные волки».
— Бросишь менту на грудь, — ответил Апостол, лукаво улыбаясь. — Ну, или рядом с ним. Все равно найдут.
Несколько секунд Штырь молчал, раздумывая и шевеля от умственных усилий бровями, потом лицо его прояснилось.
— Завалить мента, — тихо и даже как-то мечтательно проговорил он. — А что, это круто. Это настоящая акция!
— Наконец-то до тебя дошло, — сказал Боровой. — Итак, повтори, что и как ты должен сделать?
— Шляюсь по рынку, осматриваюсь. Потом слышу выстрелы. Когда начинается паника, подхожу к ближайшему менту и стреляю в него. В упор. Потом прячу ствол в карман и пробираюсь к тачке.
— Молодец, — кивнул Боровой. — Не забудь снять пистолет с предохранителя.
— Обижаешь, — протянул Штырь.
— Да, извини. Ты у нас уже большой мальчик, сам писаешь в горшок.
Боровой протянул руку и по-отечески потрепал Штыря по волосам — парни засмеялись.
— Ладно, пацаны, пойду проверю, как там наши зазнобы.
Боровой встал с кресла и направился в соседнюю комнату. Остановился в дверях, посмотрел на двух девушек, сидящих на кровати рядком, со сложенными на коленях руками. («Как на похоронах», — пронеслось в голове у Борового.) Затем разлепил пересохшие вдруг губы и сказал:
