Никита Филатов - Записки о капитане Виноградове (сборник)
– Нет. Сказали, что этот… позаботится…
– А почему именно с нами?
– Не знаю! – Паренек начал раздражаться. Довольно обычная реакция организма на «непонятку» Чисто детская. – Может, просто по пути? Заодно? Других-то никого не летело.
– Может быть… Все! Время придет – разберемся.
– Спокойной ночи.
Странно, но вскоре оба они уже тихо посапывали во сне…
* * *Когда над ухом стреляют – это все равно противоестественно. Даже если заранее знать, что сейчас, в следующую секунду, некто нажмет на курок, ствол дернется и безопасная для тебя лично пуля уйдет в мишень. Или по меньшей мере в сторону этой мишени. Человеческий организм не приветствует подобные потрясения окружающей среды, и в привычных условиях ему не всегда удается достаточным образом приготовиться – и физически, и морально.
Что же тогда говорить о выстреле, прозвучавшем над ухом спящего человека? Когда мозг еще не включился, а физиологические реакции происходят на уровне мышечных сокращений? Как у дохлой лягушки, подключенной к аккумулятору.
Открываешь глаза – ничего не видишь… Барабанные перепонки свернулись и ноют, сердце колотится, слабость в желудке и мочевом пузыре.
Постепенно, не сразу Владимир Александрович начал воспринимать окружающее.
Сначала включили изображение. Фигура первая – обхвативший живот молодой проводник: лица не разобрать, только черные волосы и край щеки, заросшей и грязной. «Кипарис» бесполезно сползает по бедру… Целая группа, скульптурная композиция – второй проводник, что постарше, и Кондор. Бородач как раз только что выстрелил, рука с пистолетом застыла на половине пути от черноволосого… Старик вплотную уже почти уткнулся стволом своего автомата под горло…
«Калашников» был Старомодным – с большим деревянным прикладом и пламегасителем, больше похожим на оттопыренную губу.
Виноградов, видевший такие реликвии отечественного оружейного производства только в школе, на уроках начальной военной подготовки, да по телевизору, когда показывали хронику освободительных войн черного континента, – так вот, Виноградов каким-то шестым чувством понял, что предохранитель у проводника не снят! И что разрядить автомат в Кондора он никак не успеет – тот убьет его раньше, из своего безразмерного «магнума»…
Он не один сообразил, что произойдет в следующую секунду. Картинка ожила.
Старик резко закинул ствол вверх и прикладом ударил Кондора по руке. Пистолет отлетел из отшибленной кисти – куда-то из поля зрения, в камни.
Кондор попытался закрыться, но опоздал. Продолжая движение, вытертое дерево приклада описало коротенькую дугу и вмялось в бородатое лицо – это был старый, военных еще времен прием, элемент рукопашного боя советской пехоты.
Незаметно вслед за картинкой появились цвет и звук.
– Х-ха! – Старик для верности решил добить падающего противника, но промахнулся. Бородач успел перехватить автомат, дернул его на себя… Потеряв равновесие, проводник рухнул вниз, вслед за ним.
Виноградов, не сознавая еще, что делает, влекомый не разумом, а скорее животным любопытством, выпростал голову из-под теплого клапана спальника.
– Гр-р-р!.. – Теперь Кондор был наверху. Пережав левой, не пострадавшей кистью, ворот старого ватника на шее проводника, он другой шарил сзади, пытаясь нащупать кнопку на ножнах. При этом суставы его кровоточили и пальцы почти не слушались.
Тот, кто лежал сейчас снизу, почти не хрипел – извиваясь всем телом, он судорожно пытался освободиться, оторвать от себя ухватившую горло руку.
Это не удавалось – проводник был прокуренный и старый. Такой же прокуренный и старый, как его ватник… Мелькнувшее в воздухе лезвие пробило их одновременно – материю и тело. Пройдя без сопротивления сквозь брезент, утепленную подкладку, напряженные мышцы и все то теплое, трепетное, что укрывают от грубых и неделикатных воздействий ребра, нож попал прямо в сердце – и человека не стало.
Кондор вынул из трупа нож и, почти не размахиваясь, ударил еще раз – на всякий случай. Сделал он это устало, задумчиво – и потом так же задумчиво вытер лезвие о ватник.
Врут писатели! Никаких фонтанов, потоков крови… Все осталось внутри, под одеждой.
Виноградов зачем-то закрыл глаза. Потом открыл – делать вид, что спишь, было довольно глупо. Остальные тоже зашевелились: сначала поодаль доктор, а за ним – и литовец.
Но голоса пока никто не подавал.
Молчаливее всех лежали все же проводники – черноволосый, скрюченный с подогнутыми к груди ногами, и старик, запрокинувший к небу щетинистый подбородок.
Ощущение собственной беспомощности унижало. Владимир Александрович потянул вниз патентованную молнию и полез наружу, из мнимой безопасности спального мешка.
– Бля, ни хрена себе! – Собственный голос сейчас Виноградову тоже не нравился.
О чем-то тревожно и коротко спросил доктор.
– Вон, у него поинтересуйся, – почему-то по-русски ответил майор. И мотнул головой в сторону Кондора.
Тот уже сунул на место нож и теперь искал среди камней «магнум».
Клиент настойчиво повторил вопрос. Насколько понял Виноградов, очкарика интересовало, намерен ли его «куратор» и далее выполнять порученную миссию. Позволяет ли здоровье? Как врач, он готов оказать помощь.
Владимир Александрович, как мог, перевел.
Бородач уже обнаружил свой пистолет и заботливо вытер его рукавом. Потом поднял глаза на клиента. Кивнул, успокоительно отмахнулся…
– Разговорчивый парень! – нервно хихикнул Генрикас.
– Он, кстати, тоже…
– Что – тоже? – Каждому стал вдруг приятен звук человеческой речи, – Что – тоже, Пронин?
– Я не Пронин. – Теперь Виноградову было плевать, слышит его бородатый или нет. – А насчет него… Он тоже – списан. На боевые потери! Покойник, одним словом.
– Брось… Пре-кра-ти!
– Как хочешь. – Опыт подсказывал, что и грозный Кондор обречен, принесен в жертву каким-то загадочным, таинственным на первый взгляд, но по сути достаточно скучным и низменным целям.
Виноградов, обмирая от страха перед возможной и быстрой расправой, поднял с земли «кипарис» черноволосого. Медленно повернулся… Какое-то время взгляд бородатого жег ему переносицу, потом Кондор принял какое-то одному ему ясное решение и отвел глаза.
Теперь Владимир Александрович был вооружен…
Закончив обшаривать трупы, Кондор жестом подозвал литовца. Вдвоем они отволокли убитых метров за двадцать – туда, где тропинка огибала скалу, одним краем прижимаясь к сырому нагромождению камней, а другим – обрываясь отвесной расщелиной.
Спихнули – сначала один, потом другой. Вернулись. Доктор и Виноградов уже торопливо запихивали в рюкзаки вещи – и без команды было ясно, что нужно срочно сматываться.
– Может, он объяснит, в чем дело? – Генрикас непрерывно, сам не замечая этого, стряхивал с рук несуществующие кровавые следы. – Ни хрена себе – шуточки!
– Не суетись. – Владимир Александрович придержал матерчатый клапан, ослабил шнуровку, и спальник собеседника все-таки влез куда положено. – Вот так…
Он покосился на очкарика – тот, уже закончивший сборы, сидел спиной. Поза усталости и равнодушия… Где-то на востоке, невидимое из-за вершин, розовыми мазками подсвечивало небо солнце.
– Я сквозь сон слышал – они, кажется, разговаривали сначала. Между собой!
– Да, скорее всего.
Не похоже было, что проводники пытались угробить Кондора, не разбудив. И позы их, и не готовое к бою оружие – все свидетельствовало о том, что летальный исход не планировался. Да и бородатый… Наверное, он сумел бы отправить бедолаг на тот свет с меньшим риском для собственной жизни.
Скорее всего, получился экспромт – для кого-то удачный, а для кого-то нет.
– Готов?
– Да, наверное… Что это он делает?
Виноградов и сам уже с удивлением смотрел на манипуляции Кондора. Тот как раз закончил разматывать пропитавшийся кровью бинт – видимо, наложенная на кисть повязка его не удовлетворила. Оказывать самому себе медицинскую помощь всегда не слишком удобно, доктор почему-то проявить профессиональные навыки не спешил, и Владимир Александрович приготовился было предложить раненому свои услуги, но… Бородач хрипло выругался и отшвырнул испачканную красным, измятую ленту подальше. Получилось не слишком удачно – сам бинт провалился за камень, но краешек его грязновато белел и не мог не привлечь внимание. В другую сторону, туда, где провел ночь Виноградов, улетел и скомканный пергамент, обложка индивидуального пакета. Майор наклонился и поднял комок: странно. Кондор пользовался дрянными российскими упаковками! У самого Владимира Александровича в рюкзаке лежала отличная разовая аптечка из арсеналов бундесвера.
