Ю Несбё - Пентаграмма
— Очень надо, — сообщил Харри, выдернул проектор из розетки и уволок его из зала под удивленное хлопанье глаз Иварссона.
Вернувшись в кабинет, Харри вставил слайд в проектор, направил прямоугольник света на карту и выключил верхнюю лампу. Некоторое время он, пыхтя, возился в темном кабинете, поправляя слайд, настраивая дальность проектора и пытаясь правильно сфокусировать черную тень от звезды.
Получилось. Он посмотрел на карту, обвел два дома кругами и сделал два телефонных звонка.
Теперь он был готов.
В начале второго Бьярне Мёллер, Беата Лённ, Том Волер и Столе Эуне тихонько сидели в тесном кабинете Харри и Халворсена. Стульев, разумеется, не хватило — пришлось одалживать у соседей. Сам Харри примостился на краешке письменного стола.
— Вот код, — сообщил он. — Очень простой. Общее в преступлениях надо было отыскать уже давно. Убийца сообщал об этом чуть ли не открытым текстом. Это — цифра.
Все посмотрели на него.
— Пять, — объявил Харри.
— Пять?
— Да, цифра пять. — Он обвел взглядом четыре непонимающих лица.
И тут случилось то, что иногда (а в последнее время — все чаще) случалось с ним после долгих попоек. Без всякого предупреждения земля пропала из-под ног — ему показалось, он падает. Действительность вывернулась наизнанку. В одно мгновение исчезли четверо коллег в его кабинете, пропало дело об убийствах, не стало жаркого летнего дня в Осло. Словно никогда не существовало людей по имени Ракель и Олег. Потом действительность вернулась. Но Харри знал, что за таким припадком паники могут следовать и другие и висит он на кончиках пальцев над бездной.
Он поднял кружку кофе и медленно отпил из нее, постепенно приходя в себя. Как только кружка стукнется о стол, пора возвращаться в реальность, решил Харри. Он поставил ее обратно. Донышко легонько стукнуло.
— Первый вопрос, — сказал он. — Убийца помечает все жертвы бриллиантами. Сколько у них углов?
— Пять, — ответил Мёллер.
— Второй вопрос. У каждой жертвы он отрезает по пальцу с левой руки. Сколько пальцев на одной руке? Третий вопрос. Убийство и исчезновение произошли друг за другом в течение трех недель: соответственно в пятницу, среду и понедельник. Сколько дней в каждом промежутке?
На секунду стало тихо.
— Пять, — ответил Волер.
— А время убийства?
Эуне откашлялся:
— Около пяти.
— Пятый и последний вопрос. Кажется, что адреса жертв выбраны случайно, но одно их объединяет. Что, Беата?
Та зажмурилась:
— Пять?
Харри поймал четыре пустых взгляда.
— Черт… — Беата осеклась и покраснела. — Извините, я хотела сказать: пятый этаж. Все жертвы находились на пятом этаже.
— Именно.
Харри направился к выключателю. Лица остальных просветлели.
— Пять! — Мёллер выплюнул это слово, будто оно жгло ему язык.
Когда Харри выключил свет, в кабинете стало совершенно темно, и только по голосу собравшиеся определяли, куда он двигается.
— Число пять используется во многих ритуалах. В черной магии, ведовских обрядах, сатанизме. Но это же число почитается и мировыми религиями. Пять ран, нанесенных Христу. Пять столпов. Пять намазов в исламе. В некоторых письменных источниках пять называют «числом человека», поскольку у нас пять чувств и пять периодов в жизни.
Щелчок — и внезапно перед ними во тьме материализовалось светящееся бледное лицо с глубокими темными глазницами и пятиконечной звездой во лбу. Лицо тихо просопело:
— Прошу прощения… — Харри покрутил лампу проектора и направил ее со своего лица на белую стену. — Перед вами пентаграмма, или «марин крест», который мы видели рядом с Камиллой Луен и Барбарой Свендсен. Фигура основана на золотом сечении. Как, говорите, его рассчитали, Эуне?
— Понятия не имею, — фыркнул психолог. — Ненавижу точные науки.
— Я тоже, — сказал Харри. — Я нарисовал ее с помощью транспортира — нам этого достаточно.
— Нам достаточно? — переспросил недоумевающий Мёллер.
— До сих пор я демонстрировал только совпадение чисел, что можно списать на случайность. А теперь — доказательство, что это не случайность.
Харри повернул проектор так, что яркий четырехугольник со звездой оказался на карте. Он еще настраивал яркость, а его слушатели уже в волнении затаили дыхание.
— Три места преступления расположены по окружности, центр которой совпадает с центром Осло, — продолжил он. — Кроме того, друг от друга они расположены через семьдесят два градуса. Как видно на этой схеме, места преступления находятся…
— …на концах звезды, — прошептала Беата.
— Господи! — вскрикнул потрясенный Мёллер. — Хочешь сказать, он дал нам…
— Да, путеводную звезду, — закончил Харри. — Код, который говорит нам о пяти убийствах, три из которых уже совершены, а два — еще нет. И по коду они произойдут здесь и здесь. — Харри указал на дома, обведенные на карте кружками.
— И мы знаем когда, — сказал Том Волер.
Харри кивнул.
— Господи! — вновь воскликнул Мёллер. — Пять дней между убийствами, это значит…
— В субботу, — подсказала Беата.
— Завтра, — добавил Эуне.
— Господи! — в третий раз произнес Мёллер. Обращение прозвучало очень искренне.
Рассказ Харри продолжался, иногда прерываясь тревожными голосами остальных. Тем временем солнце чертило в бледном небе высокую летнюю параболу над сонными белыми парусами, которые делали нерешительные попытки вернуться домой. Взмывший в воздух пластиковый пакет из «Рими» проплывал над клубком змеящихся улиц Бьёрвика. На стройплощадке, на месте будущей Оперы, скрючившись, словно гепард над добычей, работал паренек. Он уже заработал мозоли и теперь зарабатывал что-нибудь пострашней. Надо поторопиться, пока не подоспели гиены.
— Погоди, — сказал Том Волер. — Откуда убийце было знать, что Лисбет Барли живет на пятом этаже, если он поджидал ее на улице?
— Не на улице, — поправила его Беата, — а на лестнице. По словам Барли, входная дверь в доме закрывается плохо. Мы проверили — все верно. Он смотрел на лифт: кто спускается с пятого. А если слышал шаги, прятался на лестнице в подвал.
— Отлично, Беата, — похвалил Харри. — Дальше?
— Он вышел за ней на улицу и… Нет, слишком большой риск. Он остановил ее, когда она выходила из лифта. Усыпил хлороформом.
— Нет, — отрезал Волер. — Так тоже рискованно. В таком случае ему пришлось бы вынести ее в припаркованный прямо перед домом автомобиль, и, если бы их кто-нибудь увидел, наверняка запомнил бы марку и номер.
— Никакого хлороформа, — рассудил Мёллер. — И автомобиль стоял поодаль. Он угрожал ей пистолетом и заставил идти перед собой, а на улице держал оружие в кармане.
— Так или иначе, жертвы выбраны случайно, — сказал Харри. — Ключ в месте преступления. Если бы на лифте вместо Лисбет Барли с пятого этажа спустился ее муж, жертвой стал бы он.
— Если все так, как вы говорите, становится ясно, почему на жертвах нет следов полового насилия, — заметил Эуне. — Раз убийца…
— Преступник.
— …преступник не выбирает жертв, значит, то, что все они молодые женщины, — чистая случайность. В таком случае жертвы не выступают в качестве сексуальных мишеней. Он получает удовлетворение от самого убийства.
— А женский туалет? — спросила Беата. — В тот раз выбор не был случайным. Не естественней ли для мужчины зайти в мужскую уборную, если уж пол жертвы его не интересует? Тогда он не вызвал бы удивления тех, кто увидел бы его на пути туда или обратно.
— Возможно, — согласился Харри. — Но если он готовился так основательно, как мы полагаем, то, очевидно, знал, что мужчин в адвокатской конторе больше, чем женщин. Понимаешь?
Беата часто заморгала.
— Отличный ход мыслей, Харри, — сказал Волер. — В женском туалете попросту меньше риск, что ему и жертве кто-нибудь помешает во время ритуала.
На часах было восемь минут третьего. Наконец в разговор вклинился Мёллер:
— Хорошо, ребята, хватит о мертвых. Давайте-ка теперь поговорим о тех, кто еще жив.
Солнце достигло вершины параболы и теперь катилось вниз, удлиняя тени в пустом дворе школы в Тёйен, где тишину нарушали только удары футбольного мяча о кирпичную стенку. Воздух в кабинете Харри превратился в сироп-ассорти из человеческого пота.
Луч справа от того, что заканчивался на площади Карла Бернера, указывал на Эншёвейен в районе Кампен. Харри объяснил, что здание, на которое приходится вершина луча, было построено в 1912 году, это была больница для туберкулезных больных — «чахоточный дом» его называли, — а позже его приспособили под общежитие: сначала для студентов кулинарного колледжа, через какое-то время для студентов медицинского колледжа, а сейчас — просто для студентов.
