Рут Ренделл - Застигнутый врасплох
— Итак, сэр, вы сказали, что хотите повидать всех, кто есть в доме, и теперь, когда пришел другой джентльмен, я не смею вас задерживать. — Экономка принялась перечислять, загибая натруженные пальцы: — Уилл Палмер, он-то и нашел бедняжку, Шон Ловелл, Кетчер…
— Кто такая Кетчер?
— Девушка, иностранка. Их называют помощницами по хозяйству, сэр. Она в своей комнате наверху. И еще сам бедный мистер Найтингейл, он заперся у себя в кабинете и никому не открывает.
— Сначала поговорю с мистером Палмером, — решил Вексфорд.
— Давно вы тут? — шепотом спросил Берден, словно боялся нарушить могильную тишину в доме.
— С половины восьмого, — вполголоса ответил Вексфорд.
Экономка провела их длинным коридором через кухню и в сад.
— Спасибо, миссис Кэнтрип. А вот, кажется, и мистер Палмер.
Территорию поместья обыскивали люди в полицейских мундирах и в штатском. Уилл Палмер вышел из-за живой изгороди, остановился посреди лужайки и угрюмо поглядывал то на констебля Гейтса, топтавшегося среди цветочных горшков в одной из теплиц, то на констебля Брайанта, который, закатав рукава, сунул руки по локоть в зеленую воду декоративного пруда с лилиями.
— Тело сфотографировали и увезли, — пояснил Вексфорд. — Кто-то ударил ее по голове. Неизвестным предметом. Теперь они ищут орудие убийства. Крови было до черта. — Старший инспектор повысил голос. — Мистер Палмер! Подойдите, пожалуйста, сюда.
Это был высокий, жилистый старик с жестким, костлявым лицом, превращенным солнцем и ветром в подобие маски из палисандрового дерева. Лысина на макушке была темно-красной, как сердцевина маргаритки среди белых лепестков.
— Как я понял, вы хотите со мной поговорить, — произнес он с мрачной значительностью. — Но зачем они рыскают в моем саду?
— Мы ищем орудие, которым убили миссис Найтингейл. — Вексфорд не стал ничего скрывать.
— Не думаю, что вы найдете его в моих фуксиях.
— Посмотрим. — Вексфорд указал на тонкий столбик дыма. — Давно горит тот костер?
— Со вчерашнего вечера, начальник.
— Понятно. Где мы можем спокойно поговорить, мистер Палмер? Может, на кухне? Или там будет миссис Кэнтрип?
— Наверняка, начальник. И она бывает очень любопытной. Можно пойти в итальянский садик, там нет ветра.
Они устроились на длинной металлической скамье, украшенной завитками, у пруда прямоугольной формы, вода в котором еще была мутной после того, как дно водоема обследовали люди Вексфорда. В дальнем конце пруда высилось вычурное барочное сооружение с нишей, в которой стояла бронзовая фигура мальчика, наливающего воду из амфоры в чашу. Садик размером примерно тридцать на двадцать футов окружали кипарисы, дрожавшие на ветру.
— Значит, дело было так, — начал Палмер. — Ночью поднялся ветер, такой сильный, что разбудил меня. Было около половины пятого. Первым делом я вспомнил о хризантемах мистера Найтингейла, тех, что мы готовили к выставке цветов. Понимаете, горшки с ними стояли на открытом воздухе, и я подумал, что ветер их опрокинет, это уж как пить дать. Вот я и сел на велосипед и помчался сюда что было духу.
— Когда вы приехали в поместье, мистер Палмер?
— Около пяти. — Садовник говорил медленно, смакуя каждое слово. Он явно начал получать удовольствие от разговора. — Все хризантемы выстояли на ветру, но я убрал их в теплицу, на всякий случай. А потом глядь — что-то не так. Одна из этих стеклянных дверей в сад распахнута настежь. Воры, подумал я. В дом забрались воры. Поначалу даже растерялся. Не знал, что делать. Может, просто сильный ветер, а дверь запереть забыли. Но подумал, что обязан разбудить мистера Найтингейла, и поэтому вошел, поднялся по лестнице к его спальне. Стучу, стучу в дверь, а он не открывает. Должно быть, сон у него крепкий, подумал я и решился войти.
— Он был там?
— Нет. Кровать была пуста. Мистер Найтингейл, — окликнул я. — Вы здесь, сэр? Подумал, что он в ванной, — дверь туда была закрыта…
— Но вы не заглянули в ванную? — перебил его Вексфорд, воспользовавшись паузой.
— Я знаю свое место, сэр. Кроме того… — Палмер опустил взгляд на заштопанные и лоснящиеся колени брюк. — Они хоть и спят в разных комнатах, но как-никак женаты, и…
— Естественно, вы подумали, что он мог провести ночь в спальне миссис Найтингейл?
— Да, начальник, именно так я и подумал. Я всегда говорил, что у знати свои причуды, непонятные таким, как мы. — Ничуть не смутившись, что он причислил Вексфорда и Бердена к простолюдинам, Палмер продолжил: — Так что, не дождавшись ответа от мистера Найтингейла, я осмелился постучать в дверь мадам. Никто не ответил, и я уже начал волноваться — было от чего. Совсем расстроился. Иначе никогда не посмел бы и порога переступить — слугам в рабочей одежде не место в спальне леди. Но мадам все равно там не было, даже постель не разобрали.
— А вам не пришло в голову позвать девушку?
— Не пришло, начальник. Что такого может Кетчер, что не под силу мне? Я обошел парк и увидел открытую калитку. «Лучше позвони в полицию, Уилл», — сказал я себе, но когда вернулся в дом, встретил мистера Найтингейла. Он сказал, что принимал ванну, когда я стучал, но пока вытерся и вышел, меня уже и след простыл.
— Что было дальше? — спросил Берден.
Палмер почесал в затылке.
— Мистер Найтингейл сказал, что с мадам, должно быть, что-то случилось, когда она гуляла в парке, но я ответил, что уже обыскал парк. Тогда, — садовник нагнетал напряжение, как опытный рассказчик, — я вспомнил об открытой калитке и глухом, темном лесе, и сердце у меня захолонуло. «Думаю, она ушла в лес, и там с ней приключилась беда», — сказал я бедному мистеру Найтингейлу. Мы пошли в лес ни живы ни мертвы. Я шел первым, и я нашел ее. Лежала лицом вниз, эти чудесные золотистые волосы все в крови. Да вы сами знаете, начальник. Видели.
— Спасибо, мистер Палмер. Вы нам очень помогли.
— Я всегда стараюсь исполнять свой долг, сэр. Мистер Найтингейл был добр ко мне, и мадам тоже. Кое-кто, не буду называть по имени, пользовался бы их добротой, но только не я. Наверное, я принадлежу… как это говорится, к старой школе.
Вексфорд поднял голову и заметил среди кипарисов человека, опиравшегося на лопату.
— А Шон, как его там, пользовался? — тихо спросил он.
— Ловелл, начальник. Шон Ловелл. Ну, по правде говоря, пользовался. В мое время каждый знал свое место, не то что теперь, а этот Ловелл вообще из самых низов. Его мать та еще штучка, а отца, похоже, у него вовсе не было. Поди, вас бы стошнило, загляни вы к ним в дом. Но Шон держал себя с мадам как ровня — вы бы слышали. Элизабет то, Элизабет се, говорил он мне за ее спиной. Я его поставил на место, сказал, чтобы он не смел при мне так называть мадам.
— И как же он пользовался добротой хозяев? — нетерпеливо спросил Берден.
— Шон спит и видит, как бы ему петь в одной из этих поп-групп. Понимаете, мадам была доброй, только улыбалась и терпеливо слушала, когда он начинал петь. И он ей пел… — Палмер с отвращением скривился, обнажив гнилые обломки зубов. — Когда она оставляла окно открытым, Шон приходил и пел какую-нибудь из этих поганых песен, которые слышал по телевизору. А какой нахальный — вы не поверите! Однажды я застал его с мадам в саду возле пруда: он болтал без умолку, положив свою грязную лапу на ее локоть. Я точно знаю, мадам это было неприятно. Она прямо вздрогнула и вся покраснела, когда я прикрикнул на него. «Дьявольские вольности», — сказал я ему, когда мы остались одни. А он мне в ответ: «Элизабет и я, мы понимаем друг друга». Какая наглость!
Палмер поднялся, скрипнув старыми суставами, и бросил хмурый взгляд в сторону Ловелла.
— Одно могу сказать, — произнес он. — Надеюсь, меня уже не будет на свете, когда это равенство нас всех доконает.
Умелая перепланировка и декоративные перегородки превратили просторный чердак в квартиру для проживающей в доме помощницы по хозяйству. Изящные полки из полированного бука, уставленные книгами и комнатными растениями, отделяли гостиную от спальной зоны. Вся мебель была современной. Обитые алым твидом диван и два кресла, болотного цвета ковер, красные шторы из рубчатого вельвета.
— Хорошо говорите по-английски, мисс Доорн? — спросил Вексфорд, когда девушка пригласила их войти.
— Ой, нет, очень плохо, — ответила голландка. — Все говорят, очень плохо.
Она улыбнулась, явно не испытывая ни малейшего смущения. Классический голландский тип, с восхищением подумал Вексфорд. На плакатах для туристов такие девушки в деревянных сабо и крестьянском платье рекламируют красоты Голландии, стоя среди ветряных мельниц и тюльпанов. Длинные светлые волосы, отливавшие золотом, ярко-синие глаза и удивительная молочно-белая кожа, нежная, как тюльпаны в парке Кейкенхоф[8]. Когда она смеялась — а смеяться она, похоже, никогда не переставала, — ее лицо сияло, словно подсвеченное изнутри. На взгляд Вексфорда, ей было около двадцати.
