Джеймс Паттерсон - Алекс Кросс. Территория смерти
Но это было только начало. Через некоторое время к центру лагеря подтянулись джанджавиды на верблюдах и лошадях, а затем на главную улицу въехали два внедорожника-«лендкрузера» с установленными на крыше пулеметами. С этой минуты спорадические убийства превратились в тотальную резню с использованием всех видов оружия, а воздух наполнился непрестанным грохотом выстрелов и воплями убиваемых людей, сливавшимися в протяжный многоголосый стон.
Конечно, я отстреливался, но что мог сделать я один против такого количества торжествующих насильников? В этот момент я окончательно осознал и принял на веру убеждение обитавших в лагере беженцев, что им никто не поможет.
Впрочем, в ту ночь помощь все-таки пришла. Со временем к центру лагеря, где происходило избиение мирного населения, подтянулись солдаты регулярной суданской армии и бойцы межафриканского контингента по поддержанию мира, приехавшие на грузовиках и джипах. Напоровшись на ответный огонь, джанджавиды начали отходить, забрав с собой при отступлении с полдюжины местных женщин и несколько голов крупного рогатого скота.
Напоследок они совершили еще одно бессмысленное варварское действо — облили бензином и подожгли амбар, где хранились запасы общественного проса.
Когда обстановка начала нормализовываться, я отправился на поиски Аданны и вскоре нашел ее. Она укачивала на руках маленькую девочку, видевшую, как джанджавиды убили ее мать.
Прошло еще какое-то время, и в лагере установилась странная, почти нереальная тишина, нарушаемая лишь тихим женским плачем и унылыми стонами ветра из пустыни. Его называли здесь «харматтан».
Глава восемьдесят девятая
Время близилось к утру, когда я наконец расположился в палатке с соломенным матрасом на полу. Палатку и матрас предоставили мне сотрудники миссии Красного Креста, а я, слишком устав, не сказал им, что могу переночевать и под открытым небом.
Неожиданно полог палатки отодвинулся, и я приподнялся на локте.
— Это я, Алекс. Аданна. Можно войти?
— Конечно. — Сердце у меня сильно забилось.
Она вошла и присела на край матраса.
— Ужасный день, — прошептал я.
— Ужасный. Но могло быть и хуже. Суданские солдаты знали, что в лагере американский репортер. Потому и атаковали джанджавидов. Они избегают плохих отзывов прессы о своей деятельности.
Я покачал головой и улыбнулся. Аданна тоже. Правда, улыбки у нас получились невеселые. Я знал, что она сказала правду, но эта правда представлялась мне странной и абсурдной.
— Между прочим, Алекс, эту палатку мне предложили разделить с вами, — сказала Аданна. — Не возражаете?
— Спать с вами под одной крышей? Полагаю, я справлюсь с этой задачей. По крайней мере сделаю все, что в моих силах.
Аданна вытянулась на матрасе рядом со мной, протянула руку и похлопала меня по руке. Я сжал ее ладонь.
— У вас есть кто-нибудь — там, в Америке? — спросила она.
— Да. И зовут ее Бри. Она тоже детектив.
— Вы женаты?
— Нет. Но я был женат — раньше. И мою жену убили. Впрочем, Аданна, с тех пор прошло уже много времени.
— Извините, что задаю столько вопросов. Вам, да и мне тоже давно пора спать.
«Это точно. Нам действительно давно пора спать».
Держась за руки, мы ждали, когда нами завладеет Морфей. Мы ничего не делали. Только держали друг друга за руки…
Глава девяностая
На следующий день мы покинули лагерь Калма. Девять беженцев погибли при ночной атаке джанджавидов, еще четверо числились в пропавших без вести. Если бы подобное произошло в Вашингтоне, весь город уже гудел бы как улей от волнения и негодования.
Эммануэль пал в ночном бою. Бандиты отрезали ему голову и забрали с собой. Возможно, мстили за то, что он стрелял в них днем, защищая сборщиц хвороста.
Повинуясь общему порыву, мы с Аданной отправились в Абу-Шоук — второй по размерам лагерь беженцев в этом регионе. Там нас ожидал более нейтральный прием, чем в Калме.
Напуганные тревожными слухами и большим заревом на горизонте ночью, представители местных властей предложили нам подождать в административной палатке, пока будут улажены формальности, связанные с нашим визитом.
Мы прождали их полтора часа, но за нами так никто и не пришел.
— Пойдемте отсюда, — сказал я и вышел из палатки.
Аданне пришлось перейти на рысь, чтобы догнать меня. Я же двигался быстрым шагом к ряду строений, где, судя по всему, обитали беженцы. Лагерь Абу-Шоук, на мой взгляд, производил более однообразное и угнетающее впечатление, чем Калма, поскольку был застроен одинаковыми крохотными домиками с темными стенами, сложенными из замешенного на грязи и глине кирпича-сырца.
— Куда идем? — спросила Аданна, нагнав меня.
— К людям.
— О’кей, Алекс. Поработаю сегодня вместе с вами детективом.
Прошло три часа. Мы с Аданной провели около дюжины совершенно непродуктивных интервью. При этом Аданна с переменным успехом пыталась исполнять обязанности переводчицы. Местные жители, как и обитатели Калмы, поначалу относились к нам доброжелательно, но стоило мне только задать им вопрос о Тигре, как они спешили завершить беседу или просто поворачивались и уходили. «Да, он бывал здесь» — вот и все, что нам удалось из них вытянуть.
За разговорами мы сами не заметили, как вышли к дальней стороне лагеря. За его границами расстилалась плоская как стол песчаная равнина, уходившая к горизонту, где виднелись палевые силуэты невысоких гор. Там, возможно, скрывались джанджавиды.
— Кажется, Алекс, нам пора возвращаться, — сказала Аданна решительным голосом человека, намеренного завладеть инициативой. — К сожалению, мы мало что узнали из разговоров с этими людьми. И вряд ли узнаем больше, даже если продолжим интервьюировать их. Между тем у нас нет ни воды, ни пищи, не говоря уже о крыше над головой, и нам здорово повезет, если мы при таком положении вещей доберемся до города. — Она остановилась и повела вокруг себя глазами. — Честно говоря, я не уверена даже в том, что нам до наступления темноты удастся найти дорогу к административной палатке.
И в самом деле, здесь ничего не стоило заблудиться. Никаких ориентиров не существовало, и, куда бы ты ни посмотрел, взгляду открывались ряды совершенно одинаковых коричневых домиков с узкими проходами между ними. Все это смахивало на увеличенное в размерах военное кладбище, заставленное однотипными надгробными плитами, тем более что обитавшие в лагере люди постоянно болели и умирали.
Я несколько раз глубоко вздохнул, стремясь отогнать накопившееся за день утомление и острое разочарование из-за бесполезно потраченного времени.
— Полагаю, вы правы. Пойдемте отсюда.
Мы двинулись в обратный путь к административной палатке, миновали несколько рядов одинаковых коричневых строений и завернули за угол. Тут я сразу остановился и жестом дал понять Аданне, чтобы она не разговаривала и не двигалась.
— Замрите, — едва слышно произнес я.
Я заметил очень крупного мужчину, вынырнувшего из дверного проема одного из домиков. Меня не столько удивили его рост и крупная фигура, сколько приличная одежда, которую в любом другом месте назвали бы цивильной. Она свидетельствовала о том, что он — человек пришлый.
Мужчина был в темных брюках со стрелками, белоснежной длинной накидке-дашики и в солнечных очках. С чисто выбритыми лицом и головой.
Я неслышно сделал шаг назад, чтобы укрыться в тени.
«Это он», — сказал мне внутренний голос. Да, это действительно был Тигр, которого мне довелось увидеть разок в Чентилли.
— Алекс…
— Тише, Аданна. Это тот самый тип, которого мы разыскиваем.
— О Боже! Это и вправду Тигр. Вы правы…
Мужчина махнул рукой кому-то, кого мы не видели, после чего из домика вышли два подростка. Первого я не знал, зато второй носил хорошо запомнившуюся мне в Сьерра-Леоне красную фуфайку с эмблемой баскетбольной команды «Хьюстон рокетс».
Аданна с силой сжала мне руку и прошептала:
— И что же вы собираетесь теперь делать?
Трое бандитов двинулись прочь от домика, но, несмотря на сгустившиеся сумерки, их было отлично видно из нашего укрытия. Пока.
— Я хочу, чтобы вы постояли здесь минут пять, а потом вернулись одна в административную палатку. Там и встретимся.
— Алекс! — Она открыла рот, чтобы возразить мне, но неожиданно передумала. Должно быть, мой взгляд сказал ей, что обстановка серьезная и спорить сейчас не время. Кроме того, Аданна, кажется, поняла, что я усвоил правила этой земли и принял их как данность, поскольку иные правила здесь неприменимы.
