Роман Добрый - Иван Путилин и Клуб червонных валетов (сборник)

– Куда же делись те господа?

– А никуда. Они тут же и находятся.

– Что за черт! – загремел губернатор, побагровев от досады, бешенства. – Кто вы такие, спрашиваю я вас? Что вы меня морочите?!

– Кто мы-с будем? Путилин и его друг – доктор.

Губернатор вытаращил глаза, точно видя перед собой привидение, и из его рта вырвалось только одно:

– Ну что это такое?!

Путилин подошел и ласково полуобнял губернатора.

– Удивляетесь? Ха-ха-ха! Для вас это диковинка, Григорий Григорьевич, а доктор привык к моим чудачествам, к моим волшебным метаморфозам. В таком ли еще виде являлся я!..

– Но для чего же это превращение, дорогой Иван Дмитриевич?

– Будьте уверены, что так надо.

За беседой время пролетело незаметно.

Пароход приблизился к пристани Вознесения.

– Ну, до свидания, Григорий Григорьевич! – начал прощаться с губернатором Путилин.

– Храни вас Бог, господа!.. Я страшно беспокоюсь за вас.

– А эти короба? Ведь в них целый арсенал!.. – улыбнулся Путилин.

…Вот и пристань.

Было три часа, когда мы высадились с парохода.

На горе красиво-прихотливо раскинулся большой, богатый поселок.

– Слышь, мил человек, не поможешь ли доставить пожитки наши на постоялый двор? – обратился Путилин-фургонщик к одному из пристанских служащих. – Я с товарищем отблагодарим тебя.

Тот охотно согласился, и вскоре мы уже находились на постоялом дворе. Нас приняли там более чем приветливо, очевидно, наши костюмы «купцов-фургонщиков» и наша кладь внушали большое уважение к нашим персонам. За незатейливой, но обильной закуской Путилин обратился к рыжему содержателю постоялого двора:

– А что, любезный друг-хозяин, нельзя ли примерно, покупочку одну у вас произвести?

– Какую такую?

– Лошадку да тележку.

– О-о! А для чего это вам требуется? – спросил он с видом еще большего почтения.

– Вот изволишь ли видеть, мил человек, как сам догадаться можешь, – люди мы торговые, фургонщики-коробейнички. Облюбовали мы сторонку вашу, хотим счастья попробовать.

– Доброе дело! – крякнул содержатель постоялого двора.

– Смекаешь? Теперь и рассуди, ну какие же фургонщики без лошадки да без тележки? Не на себе же кладь десятки, сотни верст тащить? Так ведь?

– Оно точно…

– Так вот, схлопочи ты нам, милчеловек, сие потребное. Может, не имеешь ли сам на продажу чего подходящего? Ишь у тебя, помилуй Бог, хозяйство какое огромное!

Через час дело было слажено. В нашем распоряжении оказались отличная, сильная лошадь и удобная, просторная телега.

Село бараны. Коробейники. Ночлег

Я не буду рассказывать вам о нашем путешествии по тракту до села Бараны, так как оно, помимо новизны для нас, не ознаменовалось ничем особенно выдающимся.

– Ну-ну! – кряхтел я, сотрясаясь на телеге. – Могу сказать: побили мы рекорд, Иван Дмитриевич, всех наших прежних похождений. В глухом чужом краю… в какую-то неведомую даль… Бр-р!.

– Я предупреждал тебя. Не надо было ехать со мной.

Скоро ли, долго ли, но мы прибыли, наконец, в тот пункт, куда стремился мой знаменитый друг, – в село Бараны.

Это было большое, зажиточное село, типичное для северного края и мало походящее на села наших средних, внутренних губерний.

Бревенчатые двухэтажные избы-дома, одни – побогаче, понаряднее, другие – поскромнее приятно ласкали глаз солидностью постройки, чистотой, опрятностью. Чувствовалось, что тут, на севере, люди живут домовитее. Улицы кишели народом.

Как потом оказалось, мы угодили на храмовой престольный праздник.

Несмотря, однако, на большое оживление, царившее в селе, наше появление было сразу замечено многими.

«Кто такие? Что за люди?» – посыпались вопросы.

– Эх! – лихо, старчески, тряс головой Путилин. – Коробейнички мы добрые, фургонщики-тароватые! Припожаловали мы к вам, хозяева честные, с товаром замечательным, с товаром питерским! По копейке сами брали, по грошу продавать будем! Ситцы-миткали, сережки-брошки, румяна-помада, красься – не надо! Выходите, красавицы-молодушки, потешьте ваши душки! Ой, старый Дмитрия приехал!

Весть о нашем приезде с быстротой молнии разнеслась по всему селу.

«фургонщики приехали! Коробейники!» – послышалось со всех сторон.

Скоро мы были окружены порядочной толпой баб, девок, мужиков, парней и ребятишек.

– Поздновато как будто торг начинать. Ась? – обратился Путилин к толпе.

– Известно дело, завтра уж, – послышались голоса мужиков.

Но иначе взглянули на это бабы: они просили хоть глазом поглядеть, что за товар у фургонщика.

Путилин распаковал один короб.

В числе баб, толпящихся у нашей повозки, невольно бросались в глаза фигуры высокой пожилой бабы с отвратительно злобным лицом и стоявшей рядом с ней красавицы-молодухи. Обе они были одеты не только франтовато, но и богато.

Подобно другим, они заглянули в товары.

– Купить нечто платок этот шелковый? – обратилась молодуха к пожилой бабе.

– Что же, покупай, – низким голосом, почти басом, ответила та.

Сторговались в цене. Молодуха вынула из кошелька новенькую двадцатипятирублевку и протянула ее Путилину.

– Ладно, красотка, может, завтра еще что купишь, заодно отдашь, – проговорил Путилин и вдруг обратился к угрюмой пожилой бабе: – А что, хозяюшка, нельзя ли нам ночлега у вас испросить? Я бы заплатил аль товаром угодил?

– А почему ко мне за ночлегом просишься? – исподлобья сверкнула она своими злыми глазами.

– Да потому, хозяюшка, что видать, что вы люди зажиточные, ну, значит, и помещение у вас не стеснительное, да и насчет снеди также…

Короче говоря, минут через двадцать мы находились под кровом этой богатейки.

Дом действительно был – по деревне – важный. Огромный двор был набит всякой скотиной, особенно много было отличных лошадей.

– Охо-хо-хо, и домовито же, храни вас Бог, живете вы! – широко улыбался Путилин.

Семья оказалась весьма обширная. Сам хозяин, высокий здоровенный рыжий мужик лет шестидесяти двух – Семен Артемьев; жена его Матрена (эта самая хмурая женщина с отталкивающим лицом); сын – лихой, разбитной парень, женатый на красавице-молодухе, купившей у нас шелковый платок; брат хозяина, помоложе его лет на десять, какие-то два старика, несколько ребятишек и двое работников.

Я, следивший за Путилиным, заметил, с каким вниманием он осматривает внутренность двора Артемьевых.

Стали ужинать. Ужин был и сытный, и весьма обильный, сдобренный изрядным количеством водки и пива.

Хозяин, здорово хвативший, расспрашивал нас о том, кто мы, откуда… Путилин врал артистически.

– А скажите, хозяин, правду бают, будто тракт ваш опасен стал для проезжающих?

– Как так?

– Да, говорят, шалят у вас… почту грабят… почтальонов и ямщиков убивают…

Хозяина передернуло.

– А вы, купец, откуда про это прослышали? – вмешалась хозяйка, бросая на мужа быстрый взгляд.

– А как сюда к вам ехали, предупреждали нас: «Смотрите, дескать, в оба, а то разбойники шалят здесь. Люди вы торговые, подкараулить вас могут и убить», – продолжал Путилин.

– Это действительно, есть тот грех, – после молчания ответил хозяин. – Еще недавно почту тут обокрали.

– Неподалеку отсюда?

– Чего далеко! В двенадцати верстах от нашего села.

– Храни Господи! – воскликнул Путилин в притворном страхе. – Экое злодейство! Как же это я пойду с товарищем по тракту вашему? А вдруг да и нас – того… прихлопнут?..

– Не боись, не тронут!.. – криво усмехнулся хозяин.

– А почему? – быстро спросил Путилин.

– Овчинка выделки не стоит, миляга, вот почему. Разве вы такие большие деньжища с собой везете?..

– Мели! – злобно крикнула хозяйка, с бешенством глядя на своего захмелевшего мужа. – Сам не знаешь, что болтаешь. Известно дело, они люди торговые, опаску должны иметь… Ну, неча рассусоливать, пора спать ложиться!

– И то правда: спать охотка! – поддержала свекровь молодуха.

Нам отвели спать в «летнике», где на полу были разосланы пуховые перины.

Мы остались одни.

– Спи, доктор, а я немного пободрствую, – шепнул мне Путилин.

– Что же ты будешь делать, Иван Дмитриевич?

– А вот когда все заснут, я погуляю по двору.

– Зачем? – удивленно спросил я.

– Пахнет там нехорошо, – уклончиво ответил он.

– Пахнет? Чем пахнет? – продолжал я.

– Смертью, мой друг, смертью.

Я вздрогнул. Все это непонятное и странное для меня путешествие, эта до дикости необычайная обстановка взвинтили мои нервы.

Я скоро погрузился в глубокий сон под за душу хватающее завывание дворового пса.

Страшная находка. Следующий день

Стояла трепетно-белая северная ночь. Там, на востоке, уже узкой полоской загоралась румяная заря.

Дом Артемьевых был погружен в глубокий сон. Тихо, крадучись, вышел из «летника» Путилин и неслышно скользнул во двор.

– Помилуй Бог, – шептал он, – я не мог ошибиться насчет этого ужасного запаха… Он заглушает все, все…