Андрей Кивинов - Куколка
Нет, Андрюша, ты хоть и грамотный, хоть и умелый, но всего лишь слуга, которого наняли… Да, не в меру усердный слуга. Головушку клинит на поворотах. Так нельзя. Такое усердие слишком бросается в глаза. Отдохни, Андрюша, отдохни.
Жалко Сергея. Ладно б месяца через два. Пока новый человек вникнет…
Зелинский взглянул на каминные часы, хлопнул по карману халата и, сгорая от любопытства, покинУЛ комнату, перейдя в рабочий кабинет. Там он включил “двойку”, вставил в щель кассету и нажал на “пуск”.
Глава 15
Гончаров прервал цепочку собственного бесконечного мата, разбавив его нейтральным “блин”.
– Ты не быкуй! – Вовчик так и не понял, что стряслось. – Давай без блинов. Паша чуть сбавил.
– Полный беспредел, Вовчик! Полный! Ментов валят. Никого не боятся, пидоры.
– Не верещи, прошу же. Кого убили, объясни нормально.
– Славку, водилу нашего!
– Когда?!
– Дежурный в час ночи позвонил. Граждане нашли в парке. Ну, не в самом парке, а там, где пустырь с канавой. Туда, наверное, тащили, а потом бросили. Два ножевых! В сердце оба. Сзади! Ну, суки бешеные!
– “Гоп-стоп”?
– Похоже. Карманы вывернуты. Бабок нет, ксивы. Хорошо, наш, сразу опознали.
– Чего его в парк понесло?
– Откуда теперь узнаешь? С женой связались, должен был прямо из гаража домой идти. Ну, мог, конечно, куда-нибудь завернуть. Приятель у него недалеко от парка живет.
– Связывались?
– Пусто. Не приходил.
Белкин, не снимая куртки, сел на диван. Дежуривший ночью Паша все не мог успокоиться:
– В своем районе, мента! Найдем, разорвем на куски. Должны найти! Там в парке постоянно мужичков пьяных опускают. Пару недель погуляем – хапнем уродов.
– У меня времени нет гулять, – глядя в пол, заявил Белкин.
– Да ты чего? За своего!
– Вот и гуляй… – ответил Вовчик почти шепотом и вдруг совсем не к месту спросил:
– Ты знаешь, где играет Баджио? А Хаджи? Баджио – в “Милане”, Хаджи – в “Барсе”.
– Ну и что? – вытаращился на коллегу Паша.
– В тот вечер, когда мы взяли Женьку, было два матча. Но ни “Милан”, ни “Барселона” тогда не играли. Никаких штрафных Баджио не пробивал, и никто Хаджи не сбивал. Зато в тот же вечер Спикер встречался с кем-то из наших и узнал почти все, что надо! Если честно, я грешил на Семеныча и на Музыканта. Совсем не к месту он тогда зарулил. А про Славку как-то и забыл. Потом уже дотумкал, когда Женьку в Пассаже прозевали. Ну, все как по заказу! Но Семеныч про Пассаж не знал, а Серега девчонку вытащил. Я и про футбол базар затеял так, на всякий случай. Футбол – не главное. Только помалкивай, Гончар.
Паша ошарашенно уточнил:
– Это, это ты его?
– Вот еще, руки о дерьмо марать… Я просто закинул удочку, нацепив червячка. Особо ни на что не рассчитывая. И на тебе, клюнуло!
– Какая удочка? Кто клюнул?
– Это не столь важно. Я тебе потом все расскажу. На случай, если я вдруг тоже где-нибудь найдусь ограбленным, чтоб ни Казанова, ни Петрович, чтоб никто… Очень прошу.
Появился опоздавший Казанова:
– Здоров, Паш! А где Белкин, маленький, воробей, и нахальный, как обезьяна?
– Ослеп, что ли?
– О, извини, извини, не приметил. А чего это вы суровые, как парторги на собрании? Стряслось что?
– Славку ночью убили. Зарезали в парке. Грабеж похоже.
– Ну?! Вот это дела!
Казанцев затянул арию про беспредел вторым голосом.
Белкин набрал номер:
– Семеныч! Здоров. Тебе Славка вещички вчера привез? Ага, глянь, какие там кассеты. Так, так. “Ну погоди!” есть? Есть? Хорошо, понял. Я сегодня заскочу.
Паша и Костик не обратили никакого внимания на этот звонок, продолжая полоскать беспредел.
Белкин перешел в кладовку, протянул руку к полке и из разного хлама, изъятого у всяких душегубов достал видеокассету. Прочитав надпись на торце, он положил кассету во внутренний карман куртки и вернулся в общий кабинет.
Казанцев бросил на стол фото. – Вот ваш Спикер. Красавчик, а? Так и хочется назвать его именем какую-нибудь улицу. Посмертно
– Откуда взял?
– Из фотоаппарата. Эксперт изъял “мыльницу” у Шерифа, проявил, пленочку напечатал. Это они в баньке с “мартышками” парятся. Вот Шериф, вот Спикер.
– Может, это не Спикер.
– Он самый. Он и в больницу к Ольге приходил, и с Женькой балаболил. Есть и примерный адресок. Шериф в день смерти звонил ему. Я установил квартирку, сгонял, показал соседям фотку. Признали. Жалуются. Любит громкую музыку, мешает законному отдыху, на замечания не реагирует. Живет один. Хата трехкомнатная, дверь металлическая. В адресе не прописан. Короче, есть возможность отличиться. Я говорил с Семенычем, он обещал закрыть его за похищение Катьки, так что действовать можно не шибко стесняясь.
– Может, ОМОН взять? – предложил вышедший с больничного Петрович. – У них сейчас снаряды специальные есть. На двери вешают и дырку прожигают в любой броне. Коммулятивные.
– Ага, Музыкант как-то заказал. Дырку-то прожгли, а в соседней квартире стена рухнула. Обойдемся без ОМОНа. О-о-о! Глянь, Зинка вылезла. Иди сюда, Зин-Зин-Зин…
В углу, рядом с мусорной корзиной, копошилась длиннохвостая крыса, совершенно не пугаясь людей и дневного света.
– Совсем ручная стала. – Казанцев бросил в угол кусочек вареной колбасы. Крыса, вцепившись в подарок, исчезла под полом.
– Ты зачем эту гадость прикормил? Я по ночам вскакиваю. – Гончаров покрутил пальцем у виска.
– Да нормальная крыска, я ее скоро совсем приручу, посажу в банку и будем девок колоть. Все расскажут. Зинка, фас!
– Я ее пристрелю в следующий раз, пусть только морду высунет, зараза подвальная!
– Да ты просто бык!
– Она – покойник! Запомни! Вовчик улыбнулся.
– Угомонитесь, юннаты. Поехали лучше Спикера привезем.
– И все кончится?
– Не кончится. Петрович снял трубку.
– Я выдерну все ж пару ребят из роты. Время сейчас лихое, того и гляди поймаешь пулю организмом. Ты бы лучше у Семеныча постановление на обыск попросил. Чтобы дверь ломать по закону.
– Поедем, заскочим по пути. Хоть на весь подъезд выпишет. Он в этом плане беспроблемный дядька.
К Спикеру приехали через полтора часа. Бронированная дверь внушала уважение своей неприступностью. Казанова по привычке, прежде чем давить на кнопку и орать: “Милиция!”, приложил ухо к замочной скважине.
– Тс-с. Дома.. Свет горит, и музон играет. Что-то классическое. Бах Моцартович Вагнер.
– Вагнера в прошлом году посадили за убийство жены.
– Мудила, это не тот Вагнер. Вагнер – любимый композитор Адольфа-фюрера.
– Так Фюрера вроде тоже посадили? Казанцев хмыкнул и нажал на звонок. Все заняли боевую позицию. Патроны заскочили в патронники, наручники раскрыли круглые пасти.
– Не открывает, гадина. Игнорирует. Костик повторил звонок, затем саданул рукояткой по металлу.
– Слышь, мужик, убавь музон, я с ночной, спать мешаешь!
Оркестр продолжал давить по Вагнеру, не убавляя громкости.
– Так, ладно. Вовчик, давай инструмент. Сейчас устроим ему Баха.
Белкин открыл спортивную сумку, извлек тяжелый масляный домкрат. Домкрат изъяли давным-давно у воров, специализирующихся на проломах потолков, дверей и полов, и оставили для использования в тех же целях.
– Помоги. Не шарик ведь воздушный. К домкрату прилагалась титановая труба большого диаметра. Домкрат оказывался бесполезным, если напротив двери не было упора в виде стены. Здесь упор был, вход в квартиру располагался очень удачно. Казанцев отметил эту тонкость, поэтому предусмотрительно захватил с собой инструмент.
– Так, так, повыше чуть, напротив замка. Дверь-то хорошая, а косяки дерьмо. Выдавим.
Воровской инвентарь занял исходную позицию, повиснув мостиком от дверей до стены.
259
– Давай, качай! Потихоньку, потихоньку, черт, стенку бы не проломать.
Гончаров заработал рычагом. Поршень медленно пополз вперед.
– Додумаются же, – усмехнулся Петрович. – У нас в отделе как-то группу квартирную задержали. Так они вместо фомки живую бабу использовали. Вернее, ее задницу. Тетка – виртуоз. Подойдет к двери, дрыгнет попкой, дверь так и уходит внутрь. Тридцать процентов за это имела. Прямо золотая задница.
Пока Петрович предавался воспоминаниям, Паша потел, качая рычаг.
Стена задрожала. Дверь не двигалась.
– Во черт! Давай, Паша. Сейчас дом рухнет. Стена оказалась прочнее, и дом не рухнул. Перекошенный ригель треснул и выскочил из запорной планки, домкрат упал вниз, чуть не придавив ноги взломщикам. Вагнер-Бах вырвался из плена квартирных стен.
Костик, осторожно сунув голову в образовавшуюся щель, заботливым голосом изрек:
– Товарищ, у вас дверь не заперта. Сквозняк. Смотрите, чтоб не обокрали.
Слов благодарности в ответ не прозвучало. Выстрелов, слава Богу, тоже. Казанова дернул головой, и ротные, держа пальцы на спусковых крючках, плечом к плечу отправились ловить Спикера.
Беднягу застали в туалете, сориентировавшись на источник музыки. Он был мертв как минимум сутки. Стоял на коленях перед финским унитазом, склонив голову на стульчак. Черная рвотная каша указывала на жуткие предсмертные муки покойного.
