Николай Леонов - Защита Гурова
– Понятно. Я на вас зла не держу.
Они закончили ужин молча, Тулин незаметно забрал свой пистолет, пожелал Вере всего наилучшего, подошел к Ляльку, спросил:
– Я вам не нужен, Яков Семенович?
Тот смотрел осоловело, икнул и ответил:
– Ты остаешься в Москве? – Поманил пальцем бригадира: – Проводи, Прохорыч, гостя.
Они вышли на крыльцо, около которого прохаживались сержант и боец ОМОНа.
– Ты мне сразу глянулся, парень, только не думай, что тебе многое можно, – сказал бригадир.
– Мне свое дело решить, чужого не надо, – ответил Тулин. – Мое дело – сторона, но ты бригадир толковый, люди пить не должны.
Бригадир был практически трезв, видно, чужак ударил по больному.
– Ты иди, решай свои вопросы, хозяину на глаза лишний раз не попадайся. У него в понедельник одно настроение, во вторник обратно другое.
– Спасибо и до свиданьица, – Тулин кивнул и пошел к машине.
Шалва Гочишвили являлся негласным хозяином кафе, в котором кавказцы порой собирались переговорить о делах, решить некоторые вопросы. Князь, человек занятой, давно устал от криминала, на жизнь припас достаточно, больше не хотел. Его дом в Сухуми сгорел, большая семья распалась, при встречах ему оказывали знаки традиционного внимания, но это его уже не трогало. Шалва не признавался даже себе, что его начали раздражать цветистые грузинские тосты, длинные, порой фальшивые заверения в любви.
Русские – грубый народ, не станут помогать человеку только потому, что он твой брат. Они проще и прямее в своей любви и ненависти, часто Князя русские раздражают, но за последние годы он стал лучше понимать русских, чем родных кавказцев. Князь еще не верил, что Гуров сумеет спасти внука Яндиева, но знал: этот русский пойдет до конца.
Сегодня кафе, как обычно, закрыли, за столом собрались одни кавказцы, русского не пригласили. Выпили за здоровье отцов, перешли к делу.
– Ты хотел сказать, Мухади, – обратился Шалва к чеченцу, который ненавидел русских и был недоволен, что в Чечне замиряются, а московская группировка его сородичей теряет былое величие.
– Спасибо, Шалва Давидович, – чеченец поклонился. – Мы зря доверились гяуру, теряем деньги и авторитет. Все читали, Тимура все равно расстреляют.
– Мы не можем договориться между собой, просим помощи у русского, – сказал Сека. – Я верю русскому, но он только человек, значит, смертен. Тимур не первый чеченец, который безвинно погибнет во имя Аллаха.
– Человек работает или за деньги, или во имя веры, – вмешался азербайджанец Мелик Юсуф-оглы. – Русский денег не берет, а он другой веры.
– Вера у всех людей одна на земле, – раздался голос Гурова, который уже вошел в кафе и направлялся к столу. – Всем здравствуйте. Люди поклоняются разным богам, но верят лишь в то, что их родила мать и они смертны.
Он сел рядом с Шалвой, оглядел собравшихся.
– Вы меня не позвали, я пришел, хочу сказать вам несколько слов. Я свои обещания выполняю, похвастаться пока нечем. А вот на рынках, где мне обещали навести порядок, творится беспредел.
Присутствующие заговорили каждый на своем языке.
– Тебя не звали, ты можешь уйти! – крикнул Исраилов.
Шалва хотел встать, но Гуров силой удержал грузина.
– Ты забыл, Мухади, ты на моей земле и гость. Я знаю, тебя и твоих парней интересуют только деньги. Бог вам судья! Вам наплевать на Тимура, чеченцев много, и каждый из них готов отдать свою жизнь за Аллаха. Почему они на родной земле умирают, а ты на чужой земле торгуешь, делаешь деньги?
– Кто дал тебе право говорить так?
– Ты мужчина, Исраилов, должен знать, право никто не дает! Ни бог, ни Аллах! Ты присвоил себе право говорить от имени Аллаха и разрешил соплеменникам умирать за твое золото!
Чеченец выхватил пистолет. Гуров рассмеялся и сказал:
– Взгляни на дверь, отважный…
Исраилов повернулся. Гуров ловко выбил у него пистолет, бросил на стол.
– Никто не пришел с оружием, кроме тебя. Ты трус. Я не знаю ваших законов, но в русском доме трус не сидит за одним столом с мужчинами.
Невысокие крепкие азербайджанцы Мелик и Ренат-Сека взяли Исраилова под руки, вывели из зала. Когда они вернулись, Гуров продолжал:
– Я пришел вам сказать, что не работаю с вами больше. Неправедный приговор, дело Тимура Яндиева – это мое личное дело. Русские парни арестовали, проводили расследование, судили, приговорили. Русские и будут отвечать. С данного момента вас это все не касается. Вы живете в Москве, занимаетесь своим бизнесом, нарушите наши законы – будете отвечать согласно нашим законам. Все. И берегитесь меня! Я не разделяю людей на родственников, друзей и прочих. Существуют люди порядочные и преступники. Я не сваливаю всех в один котел. Прощайте!
Гуров направился к двери, остановился, провел ладонью по лбу, что-то вспомнил, вернулся к столу и взял пистолет Мухади Исраилова, оружие продолжало лежать среди посуды.
– В Москве не разрешается носить оружие, так что извините. – И, не прощаясь, вышел.
Некоторое время за столом молчали, лишь изредка перешептывались, наконец на правах старшего азербайджанец Мелик Юсуф-оглы сказал:
– Мы не такие старые, но из ума выжили. Мы имели друга, приобрели врага.
– Не говори глупости, Юсуф, – ответил Шалва. – Мы только потеряли друга. Но и это много.
– Ты звал русского, Шалва? – спросил Сека.
– Он же сказал, что его не звали, он пришел сам, – ответил Шалва, покусывая длинный ус.
– Слова, молва… – недовольно произнес Сека. – А как он узнал, что мы встречаемся?
– Лев Иванович – настоящий сыщик, – вздохнул Шалва.
– Теперь Тимура расстреляют точно.
– Много вы понимаете, джигиты…
– Он сказал, ему все равно, что друг, что брат, – перебил Шалву азербайджанец.
– Лев Иванович защищает закон, а для закона все едины.
– Зачем он ушел? Мы могли собрать деньги.
– Кто-то должен защищать закон, – пробормотал Шалва. – Но я думаю, Лев Иванович пошел защищать своих. Русских защищать.
…Бизнесмен, мультимиллионер Юрий Леонидович Шишков имел загородную виллу в нескольких километрах от Москвы. Он был человек осторожный, советский, к тому же новой власти не верил. Вилла числилась как собственность фирмы, содержалась за ее счет, существовала для приема зарубежных гостей, прилетавших на совещания и для подписания контрактов. Соучредителями фирмы являлись немцы, они и строили виллу, финансировал строительство на девяносто процентов Шишков, да и вообще, участие иностранцев в деятельности совместного предприятия было чисто символическим. Но документация содержалась в идеальном порядке, совместное предприятие с участием иностранного капитала, на всех бумагах красовалась подпись вице-премьера российского правительства Анатолия Владимировича Барчука, присутствовали подлинные печати, и что все это, по выражению уголовников, являлось чистой воды «панамой» и предприятие фактически принадлежало Шишкову, знали лишь он сам да главный бухгалтер. Главбух, в недавнем прошлом известный аферист-уголовник по кличке Звездочет, тоже со всеми потрохами принадлежал Шишкову.
Немцы расставались с каждой маркой со слезами, но Россия была заинтересована в западных инвестициях, и в правительстве относились к Шишкову с уважением, так как бизнесмен удерживал партнеров в совместном предприятии «Инкоминвест» – так официально именовалось предприятие ловкого бизнесмена. Официально он поставлял комплектующие на жилищное строительство разрушенного Грозного, осуществлял помощь неимущим и бездомным чеченцам. Все это вроде бы исполнялось, но фактически не доходило до места назначения. Но и данная туфта была лишь прикрытием истинной деятельности Шишкова. Свои миллиарды он делал на поставке вооружения, которое почти за бесценок скупал у расформированных подразделений русской армии, которая не имела возможности, передислоцируясь, вывезти все свое имущество и рада была избавиться от него любыми способами, тем более продать своим и якобы официально. Таким образом, Шишков гнал на Восток оружие, а в обратном направлении двигались уже настоящие деньги – наркотики. Контейнеры фирмы «Инкоминвест» были опломбированы, сопровождались трезвой вооруженной охраной. Никто не досматривал груз, бизнес Шишкова процветал, а сейчас благоденствие могло закончиться. Война прекратилась, российские войска уходили, проверки на КПП ужесточились, да и торговля оружием в этой ситуации становилась бесперспективной.
Шишков решил встретиться с Вердиным на загородной вилле, дальше от посторонних глаз, да и официально резиденция предназначалась для официальных приемов, появление здесь нового человека – дело нормальное, обычное.
Подполковник доложил руководству, что едет на встречу с доверенным лицом, которое готовит на вербовку, поэтому времени у Вердина было предостаточно.
Они сидели у горящего камина, Шишков подталкивал огромные поленья кочергой. На низком столике перед ними стояли бутылки и тяжелые стаканы с толстым дном, на ковре – серебряное ведерко со льдом. Вердин был, естественно, в штатском. Серый твидовый костюм сидел на нем безукоризненно. Хозяин в белоснежной рубашке, без пиджака, с моложавым лицом, которое портила недовольная гримаса, говорил:
