Стивен Соломита - Укрепленный вход

— Я уже составил список жильцов, получивших уведомление, — объявил Джордж Ривера. — И сделал копии, чтобы проконсультироваться в городском совете по недвижимости. Но если этим займетесь вы, будет лучше. Я лично знаю всех жильцов и могу проследить, чтобы не было ошибок. Все они мои друзья.

Он передал большой желтый конверт Бетти.

— В большинстве уведомлений сказано — жильцы не вносили квартплату. Но люди жалуются, что они отправляли чеки по почте, однако деньги не поступили. Как бы то ни было, задолженность за один или два месяца в Нью-Йорке не может служить причиной выселения из квартиры на улицу. Тем не менее некоторые жильцы напуганы.

— Я сегодня вечером прочту все это, — сказала Бетти, взяв конверт, — а потом в течение нескольких ближайших дней мы поговорим с жильцами.

Леонора вкратце объяснила систему работы двух агентств, которые регулируют пользование нью-йоркской недвижимостью.

— Есть одна возможность, о которой я сразу не вспомнила. Скорее всего, этим делом владеет корпорация. Не могу сказать, что я большой специалист, но знаю, каждая компания, ведущая деятельность в Нью-Йорке, должна заполнять бумаги об уплате налогов. Вот я и думаю, что в материалах, которые находятся в банке данных управления штатом в Олбани, можно найти имена президента и финансового директора интересующей нас компании. Допустим, не они являются держателями акций, но с них можно начать, если вы хотите добраться до самих владельцев.

— Великолепно, — объявил Мудроу. — Спасибо всем за то, что нашли время прийти сюда. Я хотел, чтобы мы обсудили все сразу с жильцами «Джексон Армз», но в Куинсе нам сейчас еще слишком рано встречаться. Пускай люди оправятся от этой… Пускай они оправятся от того, что случилось. — Он сам был удивлен тем, что не смог произнести слово «смерть».

Конечно, если бы Мудроу знал, как Пол Данлеп жаждет быть полицейским, что он готов для этого работать на кого угодно, не важно, на пенсии тот или нет, то вел бы себя увереннее. Но утонченность никогда не числилась среди достоинств Мудроу. Поэтому-то он решил действовать иначе, взяв на себя инициативу во всем, заставить и Порки подчиниться логическому развитию событий.

— Мы с сержантом Данлепом собираемся расследовать поджог. Очень важно принять во внимание, что он начался под квартирой человека, возглавлявшего ассоциацию жильцов, и был организован так, чтобы не нанести материального урона зданию. Нигде больше здание не пострадало. И я хочу удостовериться в том, что ни одна улика не исчезнет, потому что доказать поджог вообще очень сложно. Мы начнем завтра, не так ли, Пол?

Данлепу ничего не оставалось, как согласиться с Мудроу.

— Хорошо, завтра на месте происшествия будет инспектор охраны, — сказал он.

— Почему бы нам к нему не присоединиться? Понаблюдаем, как работает инспектор.

Данлеп пожал плечами, но счел за благо довериться Мудроу.

— Потом, — продолжил Стенли, — мы поговорим с администрацией управления. Узнаем имя юриста, который представляет интересы владельца. Конечно, мы еще можем надавить на Эла Розенкрантца, чтобы он дал точное расписание ремонтных работ. Эл, конечно же, ничего не будет делать, но чем быстрее мы докажем, что он лжец, тем быстрее объединим жильцов.

Теперь настала очередь подчеркнуть задачу Джорджа Риверы.

— То, что мы делаем, не будет иметь никакого значения, если все жильцы не войдут в ассоциацию. Это ваш дом, Джордж. Вам нужно защищаться. Если вы не сумеете это сделать, то через шесть месяцев всем будет негде жить.

Мудроу уже собирался дать всем понять, что собрание окончено, но раздался громкий стук в дверь, и вошел низенький худощавый молодой человек.

— Здравствуйте. — Лицо вошедшего было так подвижно, что казалось, он улыбается сразу всем присутствующим. — Меня зовут Инносенцио Кавеччи. Только не надо называть меня полным именем, лучше просто Ино. Я американец в третьем поколении, но у моего отца было странное чувство юмора. Могу я видеть Бетти Халука?

— Я Бетти Халука, — ответила Бетти. — А вы — помощник юриста, не так ли?

— Да, — ответил Кавеччи. — Вот уже восемь лет я работаю в отделе помощи неимущим. Похоже на смерть при жизни, не так ли? Все это время я занимался делами недвижимости. В суде, который разбирает споры между домовладельцами и квартиросъемщиками в Манхэттене, девять различных департаментов. Я знаю каждого из судей. Могу запросто зайти в Агентство по сохранению и развитию недвижимости и поговорить с любым клерком как со своим приятелем. Например, вам нужно узнать о нарушении правил домовладения, но вы хотите сохранить анонимность. Что ж, я могу это устроить. За десять долларов в рабочее время или за двадцать — вечером, после работы. Вот что я вам скажу, ребята, — когда дело доходит до недвижимости, меня голыми руками не возьмешь.

— А как по поводу уведомлений о выселении? — прервал его Джордж Ривера. Человек с болезненно развитым чувством собственного достоинства, он был оскорблен вызывающим поведением помощника юриста, его громким голосом и развязными манерами. — Вы что-нибудь можете сделать по поводу таких документов?

— Настоящее выселение? Это уже сложнее.

— Он говорит всего лишь об уведомлениях, — вставила Бетти.

— Понял. — Кавеччи повернулся к Ривере. — Эти уведомления имеют под собой правовую основу или нет?

— Скорее последнее, чем первое, — ответил Джордж.

— Что касается необоснованных уведомлений, — продолжал Кавеччи, — то мы должны прийти в Верховный суд и заявить: «Ваша честь, мой клиент понесет невозместимый ущерб, если вы немедленно не решите дело к его пользу». Тогда судья ответит: «Пошел вон из зала суда. Иди в суд по делам между домовладельцами и квартиросъемщиками, а то я подам на тебя рапорт в комитет по этике нью-йоркской ассоциации юристов за то, что ты идиот». Тогда мы отправляемся туда, куда нас послали, и, если вы организуете всех квартиросъемщиков, подберем документы так, что там будет необходимо появиться всего один раз. Это то, что касается необоснованных уведомлений. Если же уведомления имеют под собой правовую основу, то мы просто постараемся протянуть время. Жалобы владельцев каждый день выслушивают восемь судей, а таких жалоб тысячи! Вы что думаете, туда так просто войти и выйти? Я имею в виду, что в этом суде можно тянуть время до тех пор, пока у всех не лопнет терпение. Пройдет от десяти месяцев до года, прежде чем владелец получит право выгнать жильца из его квартиры.

— А что по поводу жалоб на владельца? — поинтересовался Данлеп. — Как много времени имеет в своем распоряжении владелец?

— Знаете, справедливость должна быть справедливой. Если вы тянете время в собственных интересах, то почему бы и владельцу не потянуть его тоже? Но не забывайте, в Манхэттене восемь судей занимаются жалобами домовладельцев и всего лишь один судья — жалобами квартиросъемщиков.

Бетти сидела на краю кровати, повернувшись к Мудроу спиной. На ней была надета серая футболка и белые, с красными полосками шорты для занятий в спортивном зале. Мудроу знал, она думает о своей тете Сильвии. Он смотрел не отрываясь на мускулистое тело Бетти, ее широкую спину и слегка сутулые плечи.

— Ты боишься смерти? — спросила вдруг она. Ее голос звучал более мягко, чем обычно, но в нем проскальзывало любопытство.

— Да нет, — быстро ответил Мудроу. — Наверное, трудно быть уверенным в чем-либо подобном, но я, скорее всего, больше боюсь, когда умирают другие люди.

— А ты когда-нибудь попадал в такие ситуации, когда мог умереть? — настаивала она. — Например, когда надо было кого-нибудь арестовать, а человек оказывался вооруженным?

— Пожар — самое худшее, что может случиться. С этим я не особо-то могу совладать. Когда надо войти в горящий дом и попытаться предостеречь людей. Не знаешь, что может случиться, а у тебя никакой поддержки.

— Тебе бывало страшно во время пожаров?

— Конечно! Но, пожалуй, самый страшный случай в моей жизни, пострашнее пожара, произошел, когда мне пришлось драться на крыше с тем, кого официально называют эмоционально неуравновешенным человеком. Этот парень думал, что я дьявол, и поэтому называл меня Молохом и все время кричал: «Мы умрем вместе, Молох!»

Бетти обернулась и посмотрела в глаза своего друга.

— Ты думал, он столкнет тебя с крыши?

— Да. Он все время гонялся за мной, а я пытался увильнуть. Это случилось поздно ночью, и все происходило в тени более высокого здания, чем то, на крыше которого мы находились. И было очень темно. Тогда я еще служил в полиции, и на мне была зимняя форма: она сильно затрудняла мои движения.

— Ты думал…

— Я мог тогда думать только о том, как мне хочется пристрелить этого сукина сына. Но у придурка не было пистолета, и я не мог применить свое оружие. Что этот кретин хотел отправить меня на тот свет вроде бы не имело значения. Если бы я выстрелил в этого бешеного пса и потом заявил о самозащите, то мне необходимо было бы это доказывать на суде. Кроме того, меня вышвырнули бы из полиции независимо от решения суда.