Фридрих Незнанский - Кровная месть

И тут впервые за всю историю его отчетов автоответчик переключился на прямую связь, и хриплый старческий голос произнес:

— Довольно метаться, Феликс. Исполняй все, как тебе указано.

— И по вопросу агента тоже? — спросил Феликс Захарович, не успев даже удивиться живому голосу Контролера.

— По всем вопросам, — отвечал Контролер. — Это все.

23

Измочаленного допросами Стукалова на время оставили в покое, даже на телевидении его имя вспоминали не так часто, как прежде. Реакция на появление Суда Народной Совести была бурная, но прошла на удивление быстро, что не могло нас не радовать. Тем не менее обстановка нагнеталась, и мы ощущали это очень явственно. Все понимали, что наступившее затишье предвещает скорый взрыв.

В среду мне позвонил Меркулов:

— Быстро ко мне, мы едем на очередную конспиративную встречу. Форма одежды повседневная. Никому ни слова.

Я сразу сообразил, куда мы едем, но вида не подал. Мы спустились вниз, сели в его служебную машину и тронулись в путь.

— Слушай, Костя, — заговорил я, шокируя фамильярностью молодого шофера. — Как тебе кажется, отчего они не оказывают нам сопротивления? Вспомни, раньше, бывало, шаг в их сторону сделаешь, как тотчас начинаются всякие гадости, а тут мы у них на хвосте висим, а они благодушествуют, киллеров нам сдают.

— Наверное, все дело в том, — сказал Костя, — что мы действуем в их интересах.

Я кашлянул.

— Прошу прощения. Ты уточни, ты меня в предательстве подозреваешь или Грязнова?

— Я никого не подозреваю в предательстве, — сказал Костя. — Это операция совсем не того рода, к каким ты привык Просто мы мыслим шаблонно, и они этим пользуются.

— Но пока не слишком-то, — заметил я.

— Ты же понимаешь, они готовят новую акцию, — сказал Меркулов. — Сдача Стукалова была лишь первым шагом.

— Это я еще способен понять, — согласился я. — По всей видимости, следующим шагом должно быть устранение Стукалова.

— Да, — кивнул Меркулов. — Конечно.

— В тюрьме его достать будет сложно, — продолжал я развивать идею. — Значит, доставать его будут на переездах. Надо бы распорядиться об усилении бдительности.

— Генеральный уже распорядился, — сказал Меркулов. — Не тебе одному это в голову пришло. Но почему ты решил, что его будет сложно достать в тюрьме?

Я виновато пожал плечами.

— Инерция мышления, — извинился я. — Конечно, в тюрьме у них тоже могут быть свои люди. Только мне кажется, что им надо побольше шуму.

Меркулов задумался.

— Его уже все допросили? — спросил он.

— Все кто мог, — сказал я. — Ты думаешь, его могут шлепнуть в учреждениях правоохранительных органов? Риск большой.

— Кто их знает, что они придумали, — пробормотал Меркулов. — Ладно, не будем опережать события. Мы едем к бывшему заместителю министра безопасности, которого прочат в большие чины ФСК. Человек сидел на кадрах, можешь себе представить, что ему известно.

— Конечно, ему известно многое, только скажет ли?

— Должен, — сказал Меркулов. — У него случилось зависание, против него есть небольшой компромат, и ему нужны сторонники.

Большой чин встречался с нами на конспиративной квартире в районе станции метро «Авиамоторная». Квартира не представляла собой ничего примечательного, образец типичной серости. После того как она мне сразу резко не понравилась, я обнаружил, что письменный стол точно такой же, как у меня дома.

Что касалось хозяина, то это был приятной наружности мужчина лет около сорока, внешность которого во всем выдавала чиновника, но добродушный, простой и гостеприимный. Устраивая нас в кабинете, он жаловался на то, что квартира плохо укомплектована, что кроме грузинского чая там нет никаких напитков. От чая же мы предусмотрительно отказались, расположились в типовых креслах и начали разговор.

— Дмитрий Сергеевич, — обратился к нему Меркулов, — я должен предупредить сразу, что расследуемое нами дело не делает чести органам безопасности. Я бы не хотел, чтобы вы посчитали нас врагами вашей конторы.

— В свою очередь, и я попрошу не считать меня врагом всего прогрессивного человечества, — с улыбкой отвечал хозяин. — Я допускаю возможность злоупотреблений и преодоление их считаю необходимым для нашей организации.

Меркулов удовлетворенно кивнул и повернулся ко мне.

— Саша, изложи, пожалуйста, краснодарское дело.

Я начал излагать скорбную историю убийства капитана Ратникова, не опуская важных подробностей. В частности, я несколько даже усугубил связь Щербатого с органами безопасности и в сцене появления незнакомцев так расставил акценты, что их принадлежность органам безопасности не вызывала сомнений.

Дмитрий Сергеевич слушал внимательно, иногда чуть кивая и вздыхая.

— Я понимаю ваше смущение, — сказал он в конце. — Конечно, признать такое преступление за нашей фирмой тяжело. Должен вам сказать, что в органах прежней эпохи не церемонились с людским материалом, но до убийства детей дело не доходило.

— Признаемся и мы, — сказал Меркулов. — Связь этих парней с органами еще не до конца высвечена. Но подозрения на этот счет самые серьезные.

— Я могу навести справки, — сказал Дмитрий Сергеевич. — В то время в Краснодаре действительно творились темные дела. У вас есть время?

Мы переглянулись не без удивления. По нашему представлению, такие справки требовали не менее нескольких дней.

— Вы хотите навести справки по телефону? — спросил Меркулов недоуменно.

Тот улыбнулся.

— Нет, не по телефону. В соседней комнате стоит компьютер, соединенный с нашей служебной сетью. Это займет минут десять — пятнадцать.

Он вышел в эту самую соседнюю комнату, а я сказал:

— От этих компьютеров совсем житья не стало.

— Да-да, — усмехнулся Меркулов. — Твою точку зрения на этот счет я уже знаю.

— Знаете, до чего мои дошли? — сказал я. — Определяют психологический портрет убийц. Дюк у них романтическая фигура, а Бэби страшно непоследовательный.

Меркулов кивнул, думая о чем-то своем. Я поднялся, чтобы посмотреть книги на книжной полке (типовые книги на типовой книжной полке), но тут Дмитрий Сергеевич позвал нас:

— Константин Дмитриевич, Александр Борисович! Идите сюда!..

Мы поспешили к нему в комнату, совсем не типичную для наших квартир, чистую до стерильности, уставленную неведомыми приборами. Единственный известный мне прибор был компьютер на столе. На экране дисплея ползли какие-то строки.

— Вы ведь связаны со служебными запретами на публичные выступления, — спросил прежде всего Дмитрий Сергеевич. — Я хочу поделиться с вами государственными секретами.

— Да, конечно, — отвечал Меркулов. — Что вы выяснили?

— Ваш Щербатый, он же Виктор Юхнович, действительно находился на нашем учете, — сказал Дмитрий Сергеевич. — Был исполнителем, что называется, грязных дел. Убит при загадочных обстоятельствах.

— Это нам известно, — заметил я. — Есть ли там что-нибудь об убийстве капитана Ратникова?

— Не думаю, что это должно быть в нашем архиве, — заметил Дмитрий Сергеевич. — Тут другое интересно.

— Что? — спросил Меркулов.

— Именно в это время в тамошнем управлении раскручивалась одна затейливая интрига. Целый ряд руководителей края, в том числе и начальник управления службы безопасности, обвинялись в торговле оружием. Работала депутатская комиссия. То есть страсти накалились до предела.

— И чем все кончилось? — спросил Меркулов.

— Сейчас, — сказал Дмитрий Сергеевич.

Он так уверенно скользил пальцами по клавишам, что невольно напомнил мне Сережу Семенихина. Я все больше начинал чувствовать свою неполноценность перед компьютерным поколением.

— Вот, — сказал он. — Кое-кто полетел. В общем, гора родила мышь. Ничего особенного.

— Стоп, — сказал я, набравшись нахальства. — А нет ли там упоминания о некой заветной дискете, в которой могла храниться важная информация?

Он посмотрел на меня с сожалением, как смотрят на слабоумных.

— Где, по-вашему, должно быть это упоминание? — спросил он терпеливо.

— В материалах расследования, — сказал я, не сдаваясь. Он пожал плечами.

— Я попробую поискать. Тут в программе есть возможность поиска слова в определенном диапазоне… Жаль, диапазон нам не известен.

— Все равно, это потрясающе, — заявил я.

Меркулов смотрел на меня, как на расшалившегося ребенка, но не вмешивался.

Некоторое время Дмитрий Сергеевич щелкал клавишами, пытливо вглядываясь в экран дисплея, упорно разыскивая упоминания о моей дискете, и в тот момент, когда даже я готов был сдаться, он произнес:

— Вот!

— Что? — вскинулись мы оба, и я и Меркулов.