Алексей Макеев - На ринге ствол не нужен
Он, поднатужившись, скрутил пробку с одной из бутылок и протянул ее Мухалишину. Запах коньяка, столь любимого, по словам Велиханова, Уинстоном Черчиллем, распространился по салону. Леонид с удовольствием повел носом.
– Нет, спасибо. Как-нибудь в следующий раз, – тактично отказался Мухалишин.
Он был рад, что планы директора изменились таким образом. Но что тот хотел сказать своим последним проникновенным монологом? Здесь наверняка тоже крылась какая-то подоплека. Уточнить? Поразмыслив всего пару секунд, Петр решил, что не стоит этого делать. Может быть, в следующий раз.
– Ну как знаешь, – Велиханов отхлебнул из горлышка, поморщился и еще раз рыгнул. Теперь уже значительно громче. – Так ты подбросишь меня до «Нирваны»?
– Без проблем.
Мухалишин тронул автомобиль с места, и тот вновь резво помчался по освеженным моросящим дождем столичным улицам. За время пути до «Нирваны» Велиханов сделал еще два глотка из бутылки, но оставался при этом молчалив и сосредоточен. Его тело слегка покачивалось из стороны в сторону. Мухалишин, следуя принятому решению, тоже не лез к своему пассажиру с расспросами. У нужной гостиницы он просто остановил свой «Ниссан» и коротко сказал:
– Приехали.
Велиханов тупо огляделся. Возле гостиницы не было ни одного автомобиля, но в фойе горел свет, что нетрудно было разглядеть через прикрытые розовыми шторками стеклянные двери. Освещено было и несколько окон на втором, третьем и четвертом этажах. Окна первого этажа, где, как было известно Леониду, располагались служебные помещения, тонули во мраке.
– Приехали, – нетерпеливо повторил Мухалишин и добавил: – Это «Нирвана».
– Я вижу, – Велиханов сунул нераспечатанную бутылку коньяка в карман пальто, а вторую оставил в руке. Хотел было сделать из нее очередной глоток, но передумал. – А сколько времени?
– Шесть минут четвертого.
– Нормально, – Леонид удовлетворенно кивнул. – Ладно, я пошел. Спасибо тебе, Петя. За то, что подвез и… за компанию тоже. Извини, если что не так, – он открыл дверцу и одной ногой ступил на асфальт. В последнюю секунду перед тем как выйти, развернулся к Мухалишину лицом. – Я действительно считаю, что ты – хороший боксер. У тебя есть будущее… Только помни, что я тебе сказал. И еще один совет, Петя… Всегда проходи перед боем медицинское освидетельствование. Всегда… В обязательном порядке.
– Но я же…
– Просто запомни это, и все. Без комментариев. А теперь бывай.
Велиханов покинул «Ниссан». Поднимаясь на круглое крыльцо гостиницы, он уже забыл о Мухалишине, с силой дернул на себя дверь, вошел в освещенное фойе и шагнул к стойке дежурного администратора.
– Желаете номер? – любезно поинтересовалась у него пухленькая брюнетка в коричневом брючном костюме, под которым просматривалась красная водолазка.
– Нет, просто зашел погреться, – язвительно ответил Велиханов. – Разумеется, я желаю номер. Какого черта мне еще могло здесь что-то понадобиться?
Девушка была новенькой и не знала Леонида как одного из постоянных клиентов «Нирваны». Со стороны любого другого администратора никогда бы не последовало столь глупого вопроса. Ему бы просто выдали ключ. Молча. Впрочем, так поступила и брюнетка, но скроила при этом крайне обиженную физиономию. Велиханов сделал глоток коньяка, забрал ключ и направился к лифту. Ему предоставили триста семнадцатый номер, и он поднялся на третий этаж. Отпер дверь и вошел в помещение. Включил свет. Все, как обычно. Полутораспальная кровать у окна с видом на Измайловский парк, низенький круглый столик, одно кресло, холодильник и большой платяной шкаф. В изголовье кровати на тумбочке – небольшой телевизор. А большего в «Нирване» и не требовалось. Сюда, как правило, заворачивали москвичи для свидания на одну ночь.
Не раздеваясь, Велиханов уселся в кресло и поставил на столик початую бутылку коньяка. Затем водрузил рядом с ней и вторую, извлеченную из кармана пальто. Придвинул к себе стакан и почти до краев наполнил его золотистой жидкостью. Откинулся в кресле, сделал небольшой глоток и оставил стакан меж двух зажатых ладоней. Потянулись минуты томительного ожидания, но Велиханов при необходимости умел ждать. Он даже не стал включать телевизор.
В три двадцать семь, как показывали настенные часы над холодильником, когда стакан Велиханова опустел на три четверти, дверь в номер открылась, и порог переступила девушка. На ней был мокрый от разгулявшегося дождя плащ болотного цвета и черный берет. Вокруг шеи обмотан вязаный шарф.
– Привет! – Велиханов расплылся в улыбке. – Долго же ты добиралась.
– Я уже спала, когда ты позвонил, – парировала она. – Мне нужно было время, чтобы собраться.
– Спала, значит? – Он отставил стакан и поднялся на ноги. Развязной покачивающейся походкой двинулся навстречу гостье. – Обычно по ночам спят люди с чистой совестью. А разве у тебя она чиста?
– Ты, как я вижу, опять нализался до чертиков, – в голосе – неприкрытое презрение. – Самому-то еще не противно? Каждый день одно и то же. Печенью еще не плюешься?
– Не уходи от темы, – он остановился напротив нее. – Как ты можешь спать по ночам? И почему не сплю я?
– Почему не спишь ты, я не знаю. – Девушка неторопливо расстегнула пуговицы плаща, и Велиханов получил возможность лицезреть надетое под него черное облегающее платье с многочисленными «молниями». – А я отлично сплю, Леня, так как моя совесть абсолютна чиста.
– В самом деле?
– Чего тебе надо? – Она решила резко переменить тему вязкого разговора. – Зачем ты хотел увидеться?
– Не догадываешься? – В новой улыбке Велиханов продемонстрировал гостье желтые кривые зубы. Изо рта несло перегаром. – Я хочу тебя. Хочу быть с тобой до утра. Раздевайся, солнышко мое.
– Да? А больше ничего не надо?
Он резко схватил ее за руку и дернул на себя. Девушка едва не упала, но Велиханов успел подхватить ее и привлек к себе.
– Послушай, милая, – ноздри Леонида широко раздулись. – После того что я сделал ради тебя, ты могла бы быть со мной хоть немного повежливее. И по телефону, и сейчас. Я не позволю тебе вить из меня веревки, как из какого-нибудь тупоголового осла. Я хочу тебя прямо сейчас. И я тебя получу…
Она, не мигая, смотрела в его широко распахнутые глаза. Велиханов тяжело дышал.
– Ты хуже, чем осел, – прозвучал наконец ответ. – Ты – осел в квадрате, Леня. – Его объятия стали жестче и болезненнее, а потому девушка поспешила пояснить свою мысль: – Если бы у тебя была хоть капля ума, ты бы понял, что нам сейчас просто категорически запрещено встречаться. Необходимо выждать время, а уже потом… Уже потом ты получишь все, что захочешь. Я обещаю. Это же так просто, так элементарно. Я и сегодня-то пришла на встречу с тобой только потому, что боялась, как бы ты не наделал глупостей. В твоем состоянии это неудивительно. Возьмись за ум, Леня, и завязывай с пьянками. Послушай моего совета. Надеюсь, никто не видел, как ты сюда приехал?
Велиханов отпустил ее. Руки его безвольно повисли вдоль тела. Он затравленно оглянулся на оставленный стакан с коньяком, развернулся, шагнул обратно, с размаху упал в глубокое кресло и взъерошил руками волосы.
– Меня подвез Мухалишин, – сказал он, беря в руки стакан.
– Что?!
– Что слышала, – он залпом выпил и тут же налил себе новую порцию. – Меня подвез Мухалишин. Но я не сказал ему с кем встречаюсь.
– Как это у тебя ума хватило?
– Заткнись! – Велиханов низко склонил голову и замер в такой позе, не выпуская спасительного стакана из рук. – Ты не можешь понять… Я измучился, милая. Я просто здорово измучился… Жить с этим… Я никогда прежде никого не убивал. Я так больше не могу… Слышишь?
– Я слышу. – Она прошла вперед и остановилась немного правее от того кресла, в котором он сидел. Раскосые восточные глаза недобро сузились. – Тебя что, совесть замучила?
– Вроде того. Можешь называть это и так, если тебе хочется.
Она приняла решение в одну секунду. Мозг словно сам автоматически сделал выбор, прокрутив возможные варианты. Она уже и так зашла слишком далеко. Возврата просто не было и быть не могло. А остановиться сейчас и позволить этому хлюпику изуродовать ей всю оставшуюся жизнь – было бы равносильно самоубийству. И все потому, что какого-то алкоголика загрызла совесть. Нет! Только не так! Пальцы коснулись узкого стеклянного горлышка нераспечатанной бутылки коньяка, сомкнулись. Тяжесть бутылки только укрепила изначальную решимость.
– Ты уже кому-нибудь что-нибудь ляпнул? С пьяных глаз?
Велиханов отрицательно помотал головой. Он все еще смотрел на зажатый в руках стакан и слегка раскачивал его. Коньяк волнами разбивался о стеклянные грани.
– Да ничего я никому не говорил. А вот тебе я кое-что сказать просто обязан. Сделать одно признание.
– Какое признание?
С бутылкой в правой руке она обогнула столик и зашла ему за спину. А может, все-таки не стоит? В конце концов, кто-то мог видеть, как она приходила сюда. Администраторша? Нет, она ее точно не заметила. Тогда кто? Вроде бы некому. Правая рука поднялась вверх.
