Фридрих Незнанский - Кровавый чернозем
Баклан снова и снова утюжил улицы небольшого районного городка в поисках дома родителей Пузыря. И так, наверное, провел бы весь остаток жизни в таком утомительном и малопродуктивном занятии, если бы ему снова не повезло.
На площади перед железнодорожным вокзалом он заметил одного старого знакомого, товарища по Бутырке. За углом пивного ларька тот стоял босиком в рваном полосатом махровом халате, подпоясанном практически черным вафельным полотенцем, похожий на обрусевшего в несчастьях пожилого узбека, с несколькими такими же якобы обрусевшими смуглыми скитальцами по судьбе.
— Здорово, кореш! — обрадовался псевдоузбек, увидев Баклана, и прищуренным глазом определил по мятому пиджаку на голом теле, по рваным джинсам и стоптанным кроссовкам с чужой ноги, что с него еще очень даже можно выдавить по крайней мере бутылку пива. — Баклан! Как я рад тебя видеть! Сколько лет, сколько зим!
— Два! — гордо сообщил Баклан и сам пошел в наступление. — Я только сегодня откинулся! Корыто, дай мне глоток горло промочить! И в зубы, чтоб дым пошел!
Один из печальных присутствующих на исторической встрече Корыта с Бакланом засунул руку по локоть в дырявый карман не по сезону кучерявой курточки и нашел-таки хоть и измятый, но не до конца просыпавшийся окурок сигареты с фильтром.
— Митяй, ты просто… кудесник! — больше всех почему-то обрадовался Корыто и полез к Митяю обниматься. Забрал окурок, вставил себе в гнилые зубы. — Баклан, я только раскурю для тебя!
— Братва, — Баклан разочарованно почесался под пиджаком, — у меня очень важное дело. Мне срочно нужен Пузырь.
— Нам бы всем по пузырю, — зачмокал губами кудесник Митяй.
— Без балды, — поднял брови Баклан, — мне нужно с Пузырем побазарить. Ты что, не догоняешь?
Корыто с товарищами закашляли, стали переминаться с ноги на ногу, оглядываться и всем своим видом молча продемонстрировали, что Баклан их больше совсем не интересует.
— Да вы чего, братаны? — Баклан подергал Корыто за рукав полосатого халата. — Корыто, ты же меня знаешь!
— Тут Пузыря все знают, — хмыкнул Митяй. — Нам и этого достаточно.
— Я вам ставлю пива, — решил Баклан, — вы сами Пузырю передайте только одно слово от меня. А я тут подожду. Идет?
— Что еще за слово? — нахмурился Корыто.
— Ну… это, — медлил Баклан, — это слово — Прыщ!
Минуту помолчали, переваривая богатое и звучное слово.
Корыто едва заметно кивнул, прикрыв глаза. Один из его товарищей, неприметный пацанчик с прозрачными от постоянного пьянства зрачками, будто нечаянно отступил за угол ларька и скрылся в толпе перед вокзалом.
— Я знавал много Прыщей, — Корыто повел речь с эпического вступления, стараясь придать себе поболее внушительности…
Но компания товарищей сдержанно засмеялась.
— Да ты и сейчас не расстаешься, — засмеялся, обнажая красные беззубые десны, Митяй. — Ты себя давно в зеркале видел?
— А что у тебя за дело? — Корыто переключил общее внимание на Баклана. — Может, нам и стараться не надо? Может, мы тебе самого Пузыря за бутылку пива сдадим, а он нас потом… У Пузыря очень длинные руки.
— И очень… жилистые, — добавил Митяй. — Я бы так сказал.
Они переглянулись и поняли, что оба ляпнули лишнее.
В наступившей паузе послышалось, как в животе Корыта что-то возмущенно заворчало, забулькало.
— Успокойся, роднуля, скоро пивка налью, — Корыто погладил свое внушительно выступающее брюхо.
— У тебя что, опять глисты голодают? — участливо спросил Баклан.
Митяй заржал, Корыто беззлобно замахнулся на Баклана.
— Сам в прошлом году солитера выводил! Стакана четыре бензина выпил! — срамил он Баклана. — А от этого бензина у него не стоит! Он даже на бабу поставить не может!
Конфликт стремительно приближался к опасной черте.
Вернулся пропойный пацан и что-то шепнул Корыту. Тот сразу остепенился и сказал серьезно:
— Пошли вон, дураки! Валите! Мы с Бакланом побазарим!
Понятливые дружки моментально пропали.
— Сейчас Пузырь подвалит, — Корыто взял Баклана под руку и наклонился к его уху. — Шепни, о чем базар-то? Может, и я вам на что-нибудь сгожусь?
— Пусть Пузырь сам решит.
— И то верно.
Минуту спустя рядом остановился «БМВ» Пузыря.
— Кто тут меня хотел видеть? — спросил он, поглядывая поверх непроницаемо черных очков.
— Этот, — улыбающийся Корыто подтолкнул вперед Баклана.
— Чего он хочет?
Баклан подошел вплотную к Пузырю и тихо прошептал:
— Я сегодня с Бутырки откинулся. Малявы привез. Про Прыща, который тебя куму сдал.
— Давай малявы, — Пузырь протянул руку.
Баклан увидел, что с ним Пузырь не будет общаться, что с собой на долгие разговоры не возьмет, потому что не верит, потому что чужой! И что не будет времени поговорить по душам, все объяснить, рассказать, понравиться… И не будет общего будущего…
— Ну, — грозно поглядел Пузырь.
— Мне их достать нужно, — стыдливо признался Пузырь. — Сам понимаешь.
— Доставай, — Пузырь равнодушно пожал плечами.
— Прямо тут?
— А ты хочешь сперва к куму сбегать?
— Да ты что, Пузырь?! Как ты можешь подумать? Да я…
— А зачем ты ко мне приперся? Что тебе тут надо?
— Разве ты меня не помнишь? — Баклан суетливо копался в штанах. — Я же тот самый Баклан… Мы еще пиво брали и к девкам ходили…
Баклан вспомнил белую бумажку на двери и похолодел от ужаса.
— К тем, что сгорели? — припомнил Пузырь.
— Сгорели? — Баклан исполнил горестное удивление.
— В натуре, сгорели! — успокоил его Пузырь. — Курили в койке. Так все четверо и сгорели. Обкурились…
— А-а, — облегченно протянул Баклан, доставая из штанов маленький ситцевый кисет.
— Высыпи сюда, — Пузырь подставил ладонь.
Баклан развязал тесемочки и выложил ему три маленьких бумажных рулончика.
— Пузырь, возьми меня к себе, — жалобным голосом попросил Баклан. — Я тебе пригожусь. Гадом буду!
— Гадом будешь — не пригодишься, — усмехнулся Пузырь. — Так ты за этим перся?
— С тобой хочу, — понурил голову Баклан.
— Со мной, Баклан, тебе будет неинтересно, — Пузырь завел мотор машины. — Я же в полной завязке. Слесарю на заводе. Дежурю в народной дружине. Книжки хорошие читаю.
— А я и по хозяйству могу помогать!
— У меня на это жена есть. Ну, пока, Баклан! Будь здоров. Может, тебе денег дать?
— Не помешает.
Пузырь порылся в карманах и вытащил сторублевую бумажку:
— Держи, Баклан, больше дать не могу. Зарплаты нынче, сам понимаешь, не дадут зажиреть.
Баклан взял сторублевку и сморщился, чуть не плача.
— А на словах, что сказать хочешь? Прыщ ничего не передавал?
Баклан снова оживился:
— Его перевели. Он теперь в другой камере проживает. А сдал он твои прошлые дела.
— Все в прошлом, — улыбнулся из машины Пузырь, — я зеваю от тоски!
Мотор взревел, и машина резво помчалась, подпрыгивая на ухабах и рытвинах.
— Ну что, Баклан? — Корыто радостно потирал руки, кивая на сторублевку в руках приятеля и предвкушая возлияние. — Ставь пузырь, как обещал. Уговор дороже денег!
— Пошел вон! — заорал на него Баклан.
Тот в испуге попятился, путаясь в полосатом халате:
— Как скажешь, хозяин, как скажешь…
Несколько дней спустя в Бутырском следственном изоляторе старушка на свидании со своим сыном, находясь в застекленной будочке, передала ему в телефонную трубку весточку от влюбленной девушки:
— Васенька, Люба говорит… Кстати, что это за Люба? Почему она ко мне не заходит?
— Не отвлекайся, мама. Что она говорит?
— Ты с ней переписываешься?
— Нет.
— А откуда она знает твои интимные нужды?
— Ну… Мама! Не томи!
— Она говорит, что средство от прыщей тебе купит. Очень дорогое. Ей что, денег жалко? Скажи ей, чтоб мне позвонила, я соберу и дам.
— Мама! Не отвлекайся! Что она еще говорила?
— Это все, что сказала. Что-то болтала про цену. Говорит, что очень дорогое, тысяч двадцать стоит… Что это за лекарство?
— Выйду на волю, с ней расплачусь. Так и передай. А средство пусть передаст. Ты ей скажи, когда ты мне передачу будешь передавать.
— Если она позвонит.
— Обязательно позвонит!
И в этот же день поползли по веревочкам малявы из камеры в камеру. К утру следующего дня все, кому надо, уже знали, что с воли заказали Прыща. И никто не спрашивал, кто заказал. Все и так хорошо знали, кто, за что. И ни у кого не было сомнений, что Пузырь поступает правильно. Все приготовились к ЧП…
Но ЧП не произошло.
Через день после того, как мама передала передачу для любимого сыночка Васеньки, за ужином в своем комфортабельном заточении Прыщ, измученный подозрениями и опасениями до нервного расстройства, кажется, почувствовал какой-то странноватый миндальный привкус в пшенной каше. Но успокоил себя, доел… Лег на шконку…