Джеймс Паттерсон - Алекс Кросс. Территория смерти

— Их мужья и сыновья убиты или ищут работу. Кроме того, многие мечтают уехать отсюда и обивают пороги учреждений в надежде получить официальный статус беженца, дающий право на эмиграцию, — добавила Аданна. — Воистину, это проклятое место, Алекс. Во всех отношениях. И вы сами очень скоро поймете это.

Мне не составило труда убедиться в справедливости слов Аданны и Эммануэля. Большинство местных жителей — те, что согласились перемолвиться с нами словом, — действительно оказались женщинами, работавшими на улице рядом со своими убогими жилищами. Они напомнили мне Мозеса и его приятелей своим неуемным желанием поведать людям со стороны ужасные истории своей жизни.

Одна из женщин, Мадина, занимавшаяся плетением соломенного мата у дверей хижины, с плачем рассказала нам, как попала в Калму. Джанджавиды разрушили ее деревню, зверски убили мужа, мать и отца, а большинство родственников, соседей и друзей заживо сожгли в их хижинах.

Мадина прибежала сюда с тремя детьми. Кроме детей, у нее никого и ничего не осталось. Впрочем, вскоре не осталось и детей, так все они один за другим умерли от разных болезней.

Маты, которые она плела, пользовались в лагере большим спросом, поскольку защищали от червей-паразитов, выползавших по ночам из земли и ввинчивавшихся в тело беженцев. Те гроши, что она зарабатывала, уходили на пропитание, состоявшее в основном из проса и лука. Но как бы мало ей ни платили, Мадина ухитрялась кое-что откладывать и надеялась в один прекрасный день купить себе что-нибудь из одежды. Да, насущная необходимость, принимая во внимание то, что она до сих пор носила то черное платье-тааб, в котором добиралась до лагеря.

— Когда же вы здесь обосновались? — спросила Аданна.

— Три года назад, — печально ответила Мадина. — И каждый год в этом лагере умирал один из моих детей.

Глава восемьдесят вторая

— Между прочим, я не забыла о вашем Тигре, — сказала Аданна, когда мы, поговорив с Мадиной, двинулись дальше. — Он рекрутирует здесь парней для своей банды. Легкая работа.

— Вы были правы, что это проклятое место, — заметил я.

Мне хотелось потолковать с большим числом людей из разных секторов лагеря, но когда мы дошли до одной из медицинских палаток, всякое желание разговаривать у меня пропало. Никогда в жизни я не видел более жуткого зрелища.

Палатка была переполнена больными и умирающими пациентами, лежавшими на койках по двое, а то и по трое. Эти переплетенные человеческие тела были повсюду, в любом месте, куда удавалось втиснуть койку. Хуже того, многие больные размещались на улице, а не менее трехсот женщин и детей терпеливо дожидались на жаре, когда медработник осмотрит их и даст им лекарство.

— Печально, но ничего не поделаешь. В лагере почти нет средств, которые если и не прекратят их страдания, то хотя бы уменьшат, — сказала Аданна. — Лекарств постоянно не хватает, поскольку большую их часть разворовывают еще до того, как привозят сюда. Хроническое недоедание, малярия, пневмония и дизентерия — самые распространенные здесь недуги, они так и косят людей. А при отсутствии лекарств и элементарных дезинфицирующих средств даже самый обычный понос может стать фатальным. Я уже не говорю о тотальной антисанитарии и проблемах с водой. При таком раскладе остается только удивляться, что в лагере до сих пор есть здоровые люди.

Я заметил одного врача и двух медсестер из добровольческого контингента. Итого три медработника на многие тысячи больных. Ничего удивительного, что люди здесь мрут как мухи.

— Это называется «второй стадией» кризиса, — продолжила Аданна, — поскольку в лагере умирает больше людей, чем за его пределами. Несколько тысяч каждый божий день, Алекс. Я предупреждала вас, что здесь ужасная обстановка.

— Ужасная? Вы недооцениваете ситуацию. Все это просто немыслимо, особенно в наши дни. Очень жалко детей.

Я присел на корточки рядом с маленькой девочкой, лежавшей на раскладной кроватке. Ее глаза выражали отчуждение, и она, казалось, находилась уже в ином мире. Помахав над лицом девочки ладонью, я разогнал скопище черных мух, вившихся над ней.

— Как сказать по-вашему — «Да пребудет с тобой Господь»? — спросил я у Эммануэля.

— Аллах ма'ак, — ответил он.

— Аллах ма'ак, — повторил я, наклонившись к уху крошки, хотя и сомневался, что она меня слышит. — Аллах ма'ак.

Приехав сюда и пройдясь по лагерю, я вскоре совершенно забыл о своем деле. Вероятно, потому, что сколь бы ни были ужасны расследуемые мной убийства, здешняя действительность была еще ужасней. Неужели в современном мире возможно подобное? Неужели жизнь тысяч людей ничего не стоит и весь этот кошмар будет продолжаться день за днем долгие годы?

Аданна положила руку мне на плечо:

— Алекс, вы готовы идти дальше? Нам давно пора в путь. Вы ведь приехали сюда ловить Тигра, а не смотреть на все это. В любом случае вы не в силах ничего здесь изменить.

Ее тон подсказал мне, что она давно уже все это видела, и, вероятно, не один раз.

— Не совсем, — сказал я. — Могу ли я сделать что-нибудь сейчас, чтобы принести этим беднягам хоть какую-то пользу?

Мне ответил Эммануэль, но сказал он совсем не то, чего я ожидал.

— Это как посмотреть. Меня, например, в данный момент более всего интересует, умеет ли кто-нибудь из вас обращаться с винтовкой?

Глава восемьдесят третья

Следующие несколько минут Аданна говорила о том, что и сам я вообще-то должен был понять. А именно: что такая простейшая вещь, как сбор хвороста для разведения огня, — одно из самых опасных предприятий в повседневной жизни лагеря Калма.

Патрули джанджавидов всегда маячили в пустыне — и не так уж далеко от Калмы. Так что каждый местный житель, отважившийся выйти за пределы лагеря, рисковал подвергнуться насилию или быть застреленным. Или то и другое. Таким образом, безопасность собирателей хвороста, в основном женщин и детей, напрямую зависела от сопровождения вооруженного конвоя из контингента межафриканских сил по поддержанию мира, чего удавалось добиться далеко не всегда. В этой связи беженцы часто выходили на промысел одни, поскольку без дров и хвороста нельзя приготовить в лагере обед для семьи.

Эммануэль вручил мне старую винтовку «М-16», к счастью, снабженную современным прицелом.

— Стреляйте на поражение без колебаний, — сказал он мне. — Поскольку джанджавиды, уверяю вас, колебаться не будут. Они опытные солдаты и прекрасные стрелки, хотя и кажутся со стороны реликтами, выходцами из прошлого, поскольку ездят на лошадях и верблюдах.

— Хорошо, я не буду колебаться, — заявил я и вдруг почувствовал, как Аданна сдавила мне локоть.

— Вы уверены, Алекс, что хотите участвовать в этом?

— Уверен.

Часом позже мы уже выходили за пределы лагеря, сопровождая группу из двадцати отчаянно смелых женщин, решивших, несмотря ни на что, собрать хворост и сухие верблюжьи колючки, чтобы потом сварить обед и обогреть в ночное время своих близких.

Мне казалось, что я должен сделать хоть что-то полезное для этих несчастных. Я не мог поступить иначе, потому что такова моя натура. Аданна тоже пошла с нами.

— А как же? — сказала она. — С этого момента я отвечаю за вас, поскольку привезла сюда, не так ли?

Глава восемьдесят четвертая

За хворостом, сухой колючкой и корнями здесь ходили каждый день уже много лет и, чтобы собрать их, всякий раз отходили от лагеря чуть дальше. Поэтому в наши дни такого рода вылазки превращались в весьма продолжительные и опасные путешествия.

Я воспользовался неожиданно оказавшимся в моем распоряжении свободным временем, чтобы перемолвиться словом с женщинами. И только одна из них располагала кое-какими сведениями о Тигре и тех мальчиках, что ушли с ним.

— Она говорит, что в ее секторе стояла хижина, где обитали три подростка, — сказал Эммануэль. — Но все они в один прекрасный день исчезли, и теперь там никто не живет.

— Мне казалось, что подобные вещи случаются здесь довольно часто, — заметил я.

— Это точно. Но странно то, что они оставили в хижине все свои пожитки. А еще эта женщина говорит, что в лагере время от времени появляется высокий и сильный мужчина, которого, по словам ее знакомых, зовут Тигр.

— А у этих исчезнувших мальчиков есть родители в лагере? — спросил я.

— Нет. Все они сироты.

— А кто-нибудь из ее знакомых не знает, куда подевались эти подростки?

— Ей сказали, что они ушли с тем сильным мужчиной.

Через два часа утомительного движения по жаре мы добрались до зарослей низкорослого пожухшего кустарника. Женщины расстелили на земле захваченные из дома куски материи, после чего начали обламывать с кустов сухие ветки и складывать их на ткань. Мы с Аданной присоединились к ним, тогда как стоявший в стороне Эммануэль время от времени окидывал из-под руки долгим взглядом горизонт, высматривая патрули джанджавидов.