Фридрих Незнанский - Никто не хотел убивать
— Здесь совершенно другое.
— Ладно, не будем об этом, — вздохнула Ирина Генриховна. — К тому же гарант моей безопасности сам Шумилов.
Стрелки на часах уже показывали четверть девятого, а Глеба не было. Раздумывая, стоит ли терять время зря — в том состоянии, в котором все эти дни пребывал двоюродный брат Шумилова-старшего, он мог в самый последний момент и испугаться предстоящей встречи, Ирина Генриховна решилась уж было уходить, как в этот момент словно из-под земли вырос Глеб Шумилов. Совершенно не похожий на того вальяжного и слегка нагловатого вице-президента фармацевтической компании, каким его запомнила Ирина Генриховна.
Какое-то дерганное, посеревшее лицо, нервный взгляд, в котором просматривались и страх, и… и что-то еще одновременно.
— Вы уж простите меня, что заставил ждать, — пробормотал он, оглядываясь. — Но… но я боялся, что за вами увяжется ваш муж, и…
— И поэтому решил перепровериться?
— Да!
— А почему, собственно говоря, такая конспирация?
— Я знаю, что меня ищут, а я… В общем, если меня попытаются арестовать… у меня во рту яд, и я… я немедленно прокушу ампулу.
— А вот это уж совсем ни к чему! — как можно мягче и спокойнее произнесла Ирина Генриховна, мысленно похвалив себя за то, что запретила Турецкому тащиться за ней. — Во-первых, если вы будете так метаться и нервничать, то вас может забрать обычный патруль, а во-вторых… ампула — вещь хрупкая, и я так и не смогу узнать, зачем вы звонили мне.
Видимо все еще раздумывая, стоит ли полностью доверяться этой красивой женщине, Глеб неуверенно достал ампулу изо рта.
Этот мужик не блефовал.
— Вы все еще в недоумении, с чего бы вдруг я попросил вас об этой встрече, так я постараюсь объяснить, хотя и понимаю, что все это довольно запутанно и сложно. Как оказалось, мне не к кому больше обратиться, а вам… вам я как-то сразу поверил. Да, это действительно так! И мне очень важно, чтобы хоть ктото знал правду, прежде чем…
— Прежде, чем вас задержат?
— Да! Потому что я ни в чем не виноват.
— Хорошо, пусть будет так, — пожала плечами Ирина Генриховна. — Но я все-таки не понимаю, зачем вы позвали меня. Чтобы просто выговориться или хотите таким образом манипулировать следствием и моим мужем?
— Господи, да о чем вы?! — истерично выкрикнул Глеб. — Я так и знал, так и знал, что все это будет выглядеть глупо и наивно, но я хочу, чтобы ваш муж… чтобы он знал, что я хоть и предатель, но не грабитель и тем более не убийца!
— Предатель? — удивилась Ирина Генриховна, как бы пропустив «грабителя» и «убийцу» мимо ушей.
— Да, предатель, — хмуро подтвердил Шумилов, рассматривая обгрызанные ногти на руке. — И если желаете… В общем, где-то около пяти лет назад, когда Митя привел меня на свою фирму, он сразу же заявил мне, что я, мол, хороший менеджер, но не хозяин, то есть не тот человек, который мог бы самостоятельно вести дело. Меня это, само собой, задело, но я никогда не думал, что он будет все время тыкать меня этим в лицо. Как щенка в дерьмо. Не поверите, но он за все время не доверил мне ни одного серьезного проекта. Ни од-но-го! Меня это, естественно, оскорбляло, и вот тогда-то я и стал создавать дочерние фирмы, естественно на подставные имена, и фактически высасывал у Мити деньги. А потом… потом я решил, что смогу и сам. Построил в Нижнем Новгороде лабораторию, однако нужны были толковые специалисты, и вот тогда-то я и обратился к академику Ясеневу… Да, Ясеневу. Поговорил с ним безо всяких там экивоков и предложил должность замдиректора по научной работе с соответствующим окладом…
— И… и что Ясенев?
— Согласился! Точнее говоря, почти согласился. Ему не нравился Митин деспотизм, потому что он сам деспот.
— И как скоро он должен был покинуть Шумилова? — осторожно, чтобы не перегнуть палку, спросила Ирина Генриховна.
— Я настаивал на том, чтобы он прямо сейчас переехал в Нижний Новгород, но он сказал, что сможет заняться новой разработкой, еще более перспективной, чем Митина «Клюква», только после завершения работы над иммуностимулятором. Да, после завершения…
Он вдруг как-то сразу осекся, сплюнул на землю и негромко, но зло произнес:
— Идиот старый! Нобелевскую премию ждет!
Помолчал и глухо добавил:
— Поверьте, я не желал Мите зла. Просто… просто мне очень обидно было, что он ни во что не ставил меня. А ведь я действительно очень хороший менеджер и мог бы быть у него незаменимым замом.
Он снова замолчал, и Ирина Генриховна вынуждена была напомнить о себе:
— Вы именно это хотели мне сказать?
— Да, — кивнул он головой. Однако тут же вскинулся и быстро, давясь словами, заговорил: — То есть это и еще то, что… В общем, наш последний разговор с Ясеневым состоялся в ту самую ночь, когда пытались украсть «Клюкву». И я действительно был там, в лаборатории. Но я… я не мог сказать об этом вашему мужу, потому что об этом сразу бы узнал и Митя.
Он замолчал и вопросительно уставился на Ирину Генриховну, словно искал в ее глазах поддержки.
— Хорошо, допустим, я вам верю. Но как же быть с той ночью, когда убили Савина? Ведь именно вас, а не кого-нибудь еще видел там охранник.
— Да, видел, — заторопился Глеб, — но поверьте…
— Как вы оказались той ночью в лаборатории?
— Как оказался?.. — рефреном повторил Глеб. — Оказался… В общем, уже поздно вечером мне позвонил Миша Савин и сказал, что хотел бы переговорить со мной по очень важному для него лично вопросу. Я ему сказал, приезжай, мол, у меня и поговорим, но он сослался на то, что у него какие-то очень сложные опыты и он не может покинуть лабораторию. Просил меня подъехать…
Ему, видимо, было трудно вспоминать события той страшной ночи, и он замолчал, тупо уставившись глазами в подножие памятника. Когда же заговорил снова, каким-то очень серым, потускневшим голосом, Ирина Генриховна уже окончательно поверила во все сказанное.
— Когда я вошел в лабораторию и увидел Мишку в луже крови… я… я очень испугался и бросился в коридор. Выбежал из лабораторного корпуса и уже на такси доехал домой. Мне бы, дураку, остаться там, попытаться хоть чем-то помочь Савину, но я… я очень испугался. Спросите, чего испугался, если никого не убивал? А того и испугался, что никого не убивал.
— Вы… вы рассказали об этом брату?
— Да! По телефону… Я… я боюсь смотреть ему в глаза.
Голованов уже ложился спать, как вдруг зазвонил стоявший на тумбочке в коридоре телефон. Чертыхнувшись и невольно посмотрев на висевшие в простенке часы — стрелки показывали двадцать минут двенадцатого, — Голованов поднял трубку и уже по голосу узнал Маурина.
— Привет, спецназу, — прогудел в трубку явно не очень трезвый опер, что тут же подтвердил чистосердечным признанием: — Ты мне тут так на мозги накапал своей моралью, что пришлось сначала одну бутылку взять, а потом и вторую. От жены, само собой, поимел строгий выговор с последним китайским предупреждением, но позиций своих не сдаю.
— Ну и что, справился, надеюсь?
— С кем, с женой? — удивился Маурин.
— Ты бы еще тещу вспомнил, — хмыкнул Голованов. — С бутылкой, естественно.
— Что ж ты меня, за алкаша держишь? — обиделся Маурин. — Сижу вот на кухне, еще грамм триста осталось.
— Так в чем же вопрос? — оживился Голованов. — Я беру еще одну и подъезжаю.
— Оно бы конечно неплохо, — вздохнул, словно лошадь на водопое, Маурин, — однако жена не поймет. Боюсь, что уже без предупреждения погонит нас обоих.
Он вздохнул опять, явно сожалея о том, что из-за женских прихотей не удается поговорить с хорошим человеком за бутылкой водки, и в его приглушенный басок вплелись нотки безрадостной семейной жизни:
— Я тебе, Сева, чего звоню? Ты меня действительно достал своим генералом, и я, само собой, сделаю все возможное, чтобы закрутить, а потом раскрутить эту пилюлю. Но ты сам понимаешь, кроме нашего с тобой желания необходимо еще постановление о возбуждении уголовного дела в связи с вновь открывшимися обстоятельствами, а именно этого у нас с тобой и нет. И, насколько я догадываюсь, в ближайшее время не будет. По крайней мере, до вынесения приговора.
Об этой перспективе, не очень-то веселой для генерала Самсонова, Голованов уже догадывался и сам, а потому произнес с едва скрываемой неприязнью в голосе:
— От меня-то ты чего хочешь?
— Твоей помощи!
— Не понял!
— Обложить этого козла, я имею в виду Григорьева, с двух сторон.
— Слушай, Костя, ты можешь говорить яснее?
— Куда уж яснее, — обиделся муровский опер. — Ты говорил как-то, что у тебя есть хороший выход на ведомство по борьбе с наркотой…
— Ну, есть. Прямо на генерала Васильева.
— Так вот, если бы эти ребятишки подсуетились маленько, да взяли бы Григорьева на наркоте, чтобы можно было провести обыск в его берлоге, ну а я уж со своей стороны попробую подсуетиться маленько.
